Силовые аграв-гасители «Эрроуи» даже не заметили ускорения в тридцать «же», казалось, что громада «Эмпириала» внезапно и бесшумно прянула на них, распахивая собственное нутро для беспрепятственного прохода. С такой же лёгкостью погасив набранную скорость, челнок привычно развернулся, вписываясь в расщелину грузового портала, последнего оставленного в обретшем непривычные ходовые очертания борту корабля-прим. Краем глаза Борис заметил выдвинутые пилоны излучателей, на прогревочном режиме осуществляющих первые робкие попытки распустить плёнку собственного экрана, уже не зависящего от «Инестрава-шестого» и Кольца «Алеф», но стометровые «мыльные пузыри», покуда настолько не похожие на будущий чудовищный панцирь, легко срывались с игл направляющих под давлением потока заряженных частиц со стороны «Лика Исиды».

«Эмпириал», теперь это было заметно даже невооружённым взглядом, был практически приведён в «горячий» режим, ждали только их. Ну, что ж, не стоит заставлять командиров лишний раз их поминать в бортовом журнале.

Подав команду автоматической швартовки и запуска программ инициации ходового стат-режима, навигаторы наконец оставили управление, теперь им была предоставлена возможность во всей красе наблюдать фантастическое зрелище захлопывающегося за ними ущелья грузовых шлюзов. Прозвенел сигнал, и с протяжным гулом «Эмпириал» содрогнулся всей своего чудовищной тушей. Подобно гигантской взводимой пружине, его корпус начал сворачиваться, мегатонные блоки надвигались один на другой, уплотняя внутреннюю структуру, закрывая уязвимые места, убирая ненужные пустоты, извлекая на поверхность оборонительные комплексы, до поры спрятанные меж распахнутых створок трюмных полостей галактического транспорта. Этот процесс будет продолжаться, при всей его скорости и слаженности, ещё несколько часов, пока в результате «Эмпириал» не станет почти сферическим стокилометровым монолитом, уменьшившись в поперечной плоскости раза в полтора. А там и старт недалеко.

Зевнув во весь рот, Джим оторвал пальцы от сенспанелей и выбрался из кокона на твёрдую палубу. По углам рубки уже легко засветилась, щадя усталые глаза, смарткраска. И только тогда, вновь обнаружив замершую в дальнем конце рубки фигуру, он вспомнил об их мутном «пассажире». Тот словно о чём-то размышлял или прислушивался к чему-то, повернувшись к ним спиной, излучая всей своей позой настороженность и неловкость. Пока напарник выпрастывался из мягких объятий подвески, Джим всё думал, что теперь делать с их странным гостем. Подойти и запросто похлопать по плечу, поздравить с «прибытием на прославленный «Эмпириал» или, может, церемонно отдать честь и доложить по всей форме, как старшему по званию?

Его смущала странная, безо всяких знаков различия форма, что была на чужаке. Он не мог быть совершенно гражданским, так носить форму мог только военный — в расправленных плечах, напряжённой спине чувствовалась флотская выправка. Да и чужаком он на «Эмпириале» отнюдь не был. «Пустой» ложемент не выходил у Джима из головы. Бортовой церебр их пассажира всё так же продолжал упорно не замечать.

Борис подошёл к Джиму сбоку и одними глазами вопросительно кивнул в сторону незнакомца. Оба пожали плечами.

В этот же миг мужчина оторвался от настенного эрвэ-экрана, что приветливо светился перед ним и тут же резко развернулся навстречу навигаторам, неуверенно шагнувшим ему навстречу. Увидев архаично протянутую ладонь, Джим расслабился — всё-таки гражданский, да ещё и с какой-то захудалой планетёнки — и, оценив уверенность рукопожатия, тут же поспешил представить себя и напарника, опустив, однако, должности и звания.

— Джим и Борис. А вас как можно называть?

Незнакомец почему-то задумался, ответив лишь спустя долгое мгновение:

— Некогда меня в Галактике знали под именем Рэда Ковальского, так что будет логично, чтобы и вы так меня звали. Можно просто Рэд. И давайте сразу на «ты». Не привык к официальным обращениям. Да и какой смысл.

Конец фразы нагонял туману, но Джим и Борис послушно кивнули, стараясь вести себя естественнее, Джим привычно заулыбался, оба дружно принялись что-то необязательное обсуждать, тут же установив в кабине приличествующий непринуждённому общению уровень шума, какой сопровождает обыкновенно конец суточного дежурства. Спрашивали Рэда о его впечатлениях об «Инестраве-шестом», интересовались новостями с Верхних Трасс, которыми он, как оказалось, прибыл на Базу, рассказали пару-тройку свежих флотских анекдотов. Личных вопросов, однако, не касались — успеется.

Когда голос бортового церебра, наконец, недовольно проворчал «пройдите в кабину тамбур-лифта», оба уже чувствовали себя вполне в своей тарелке, о Рэде же ничего конкретного сказать было нельзя — тот был всё так же сдержан, невозмутим и излучал выжидательную готовность.

Разошлась мембрана внешнего люка, давая возможность увидеть в дальнем конце образовавшегося прохода матовый бок капсулы лифта. Сделав два шага в том направлении, Джим вдруг встал, как вкопанный, и Бориса ухватил за руку. «Ты чего?» — взглядом спросил тот, но Джим продолжал стоять, провожая заинтересованным взглядом Рэда. Тот подошёл к борту капсулы — и уверено шагнул в неё, как в пустоту. Мембрана скрытого до того момента от глаз люка, конечно же, его автоматически пропустила, выдав в борту проход, в точности воспроизведший — миллиметр в миллиметр — контуры фигуры и мгновенно сошедшийся за его спиной. Тест пройден на «отлично».

«Да какой это гражданский, он же на боевых кораблях не один год провёл!» Подобные мембраны, не такие удобные, как их пассажирский аналог, позволяли команде выживать даже при полной разгерметизации отдельных отсеков корабля. В истории флота значились случаи, когда член экипажа пострадавшего космолёта пересекал в невесомости несколько сотен метров глубокого вакуума без пространственного скафандра, не упустив при этом и кубометра воздуха и вернувшись в строй ещё до устранения поломки. Хоть и с декомпрессионными разрывами тканей лёгких. Пользоваться такими мембранами можно было, только обладая известной сноровкой.

Глубокомысленно переглянувшись, оба страд-драйвера тоже последовали в кабину лифта, отдав последний приказ бортовому церебру. Поскольку третичная структура внутренних транспортных каналов «Эмпириала» ещё только формировалась, подчиняясь продолжающемуся процессу «сворачивания» корабля-прим, то квантоптоэлектронный навигатор целых двадцать минут провозился с их доставкой к финишной точке от шлюза «Эрроуи», ошвартовавшейся в пределах каких-то десяти километров от кормы «Изабеллы Гриер». Пару раз, кажется, даже пришлось возвращаться — капсула упиралась в тупики, созданные перемещающимися конструкциями. Наконец, тихо звякнул сигнал оповещения и они втроём направились к центральному залу дока.

Джим и Борис надеялись встретить там своего непосредственного командира, центуриона Растрелли. Пока они шли по неярко освещённому стометровому коридору, Джим всё посматривал на Ковальского. Тот на удивление органично вписывался в военизированную голую н-фазную архитектуру боевого корабля, едва прикрытую металлокерамикой. Движения его были чётки, энергичны, расчётливы, пристальному взгляду походка «пассажира» казалась почти завораживающей.

Ковальский не просто шёл вперёд, он реял, как атакующий штурмовик. Нет, что-то с ним не чисто, не так он прост, как о себе говорит.

В конце коридора обоих навигаторов «прозвонили» датчики идентификации, плюс обычные энегро- и биосканеры. Эти тоже, по необъяснимому обыкновению, Ковальского даже не заметили.

Распахнулись створки главного портала, а броневая плита была утоплена в потолок, после чего все трое сделали шаг вперёд. И остановились.

В приёмном зале их ждали. Рота почётного караула в парадной форме Флота по стойке «смирно» вдоль сфероидальных стен, в глубине был виден замерший строй командиров среднего звена, среди которых навигаторы заметили и центуриона Растрелли, но поразило их отнюдь не это столь необычайное стечение встречающих. В центре зала, прямо перед ними замерла группа людей, облачённых в иссиня-чёрную форму, из знаков различия на которой можно было опознать лишь яркие злые блёстки звёзд у стоек воротника. Пять человек смотрели на прибывших лишёнными выражения острыми, как иголки, зрачками.