Главный навигационный церебр «Инестрава-шестого» даёт мин-десять-мин готовности свободного коридора до «Эмпириала».
Джим и Борис переглянулись.
— Минус десять-нули? Опять подвижка по графику. А может, он всё-таки опоздает? — с сомнением поинтересовался второй навигатор. — Вот история будет, если придётся порожняком идти. Я понимаю, крайний рейс, но всё равно неприятно.
— Рейс? Для тебя триста несчастных тонн — это рейс? Мало того, что нас сняли в последний момент, так вместо полноценного полётного поручили доставить этого… пассажира, будто мы ему личный прогулочный катер. В добавок он теперь ещё и опаздывает. Ладно, приступаем, что ли.
Пилотские коконы-полуподвески челнока изогнулись, подчиняясь команде на активацию борта. Оба пилота замерли в сгустившемся полумраке кабины, изредка перекидываясь с бортовым церебром отрывистыми цепочками кодов подтверждений. Тихо прозвонил сработавший сигнал гравикомпенсатора об успешном поднятии собственного квадрупольного момента, сила тяжести на мостике тут же чуть усилилась, сравнявшись со стандартным одним «же». Теперь они формально считались самостоятельной единицей флота, пока не замкнут гравиворонку уже внутри общего поля «Эмпириала».
Ложементы вместе с символическим кокпитом в передней части кабины приподнялись над палубой, замерли, едва заметно покачиваясь от неё в паре сантиметров. Привычные пальцы пилотов заскребли по секторам контрольных сенспанелей, активируя следовой контроль, вторичные системы вдогонку оперативным эрвэ-экранам растворились в толще переборок, оставив мостик пустым и почти что нежилым.
Мин-полста-сек.
Освещение мостика угасло окончательно, оставшись едва заметным маревом, на фоне которого выделялся лишь нечёткий контур комингса, больше не отвлекая пилотов посторонними раздражителями. Вся необходимая информация поступала к ним через следовую начинку, привычным рывком перешедшую в ходовой режим. В отгороженном от остального мира челноке наступила полная тишина, он постепенно забирал в себя остатки силовых тяжей, удерживающих его на корпусе выступающего в пространство среднего вала доков «Инестрава-шестого», и уже разогревал ходовые генераторы, замкнутые сейчас исключительно на энергетическое ядро далёкого модуля-носителя. Только проблесковые отсветы эрвэ-экранов на расслабленно полуопущенных веках Джима и Бориса продолжали свою беспокойную жизнь. Всё было готово к отходу, оставалось каких-то пятнадцать секунд до окончательной расстыковки, вот только где же…
Последовала команда отрыва, синхронно продублированная Борисом, и челнок плавно начал отходить по направляющим внешних силовых полей.
— И всё-таки не пришёл… — Джим, тряхнув головой, усилием воли выбрался из наваждения режима пилотирования, и над пультом тут же вновь активизировались внешние эрвэ-панели. Так-та-ак… В третьем, пассажирском коконе полусидел-полулежал человек. Прикрытые веки, обветренное лицо со спокойным, почти апатичным выражением. Тело вольготно раскинулось, излишне напряжены ладони, и специфический угол, под которым они замерли над подлокотниками запястья — такие детали замечаешь сразу.
Драйвер, мрак меня подери, бывший драйвер. Причём скорее военный.
Почему бывший?
У него не активизировалась следовая. Явно гражданский обвес.
Хм, а ты прав.
— Добро пожаловать на борт, — сказал Джим как мог отчётливо, помня те профессионально-сомнамбулические обертона, которые он привык выслуживать от коллег, погружённых в пилотирование.
— Не старайтесь, я вас пойму, — уверенность этого человека в себе чувствовалась даже сквозь пение систем контроля. Почему бы и нет. Мало ли в Галактике драйверов в отставке.
Но как он попал на мостик? Оба пилота, не сговариваясь, оставили челнок на попечение бортового церебра, сами же принялись быстро просматривать логи бортжурнала. Данных о пассажирах не было. Даже кокон, где сейчас сидел их «гость», бортовые системы по-прежнему считали дезактивированным.
В тишине кабины снова мелькнул молчаливый диалог.
Как это?
А кто его знает. Не соскучимся мы в этом рейсе.
Не то слово. Ладно, точка на подходе.
Кивнув самим себе, они вернулись к управлению, так и не заметив, как по губам пассажира скользнула едва заметная улыбка. На каменном лице безучастно-холодной статуи улыбались одни губы.
Сколько лет я тут не был? Подумать страшно. Им бы забрать меня с «Сайриуса» — и ближе, и воспоминаний меньше. Нет, назначили промежуточный старт на «Инестраве-шестом».
До боли знакомый трёхмерный хаос осей, направляющих, коридоров, пилонов, сияющих коконов полей и фокусирующих линз силовых установок. Кругом гирлянды грандиозных куполов и тетраэдров — форпостов Галактических служб, жилых модулей, промышленных и ремонтных комплексов. Вот спиральные рёбра доков, окружённых огнями стартующих и швартующихся кораблей каботажного флота, над ними прогулочные палубы, оранжереи, лопасти непроницаемо-чёрных радиаторов и гигантские воронки оградительных щитов вокруг маневровых генераторов грандиозной космической конструкции, а на оси всего этого растянувшегося на тысячи километров сложного инженерного великолепия — три соосных гирлянды огней, тускло светящиеся в лучах Канопуса, чуть затемнённого близким «ликом Исиды». Сорок пять кораблей-прим серии «Сайриус», гордость и слава Пространственных сил, собранная воедино направляющими силовых полей.
Способные доставлять любые грузы, нести любое вооружение на межгалактические расстояния, они оставались главным символом второго по величине транспортного узла Галактики, и те, кто прибывал на «Инестрав-шестой» впервые, часами не могли оторвать глаз от величайших искусственных артефактов в известной человечеству части Вселенной, способных к самостоятельному управляемому полёту.
Даже тех пилотов, навигаторов, инженеров, что провели в недрах космических Баз большую часть жизни, можно было порой застать с выражением почти детского восхищения плодом труда миллионов и миллиардов человек по всей Галактике.
Сотня километров вдоль большей оси каждый, энергетика — как у хорошей промышленной планеты, они сами по себе — полноценные космические базы, способные стать форпостом, крепостью, транспортным узлом, ударной силой, но были при этом мобильными, способными в автономном режиме участвовать в боевых миссиях далеко за пределами границ ГС.
Корабли-прим были самодостаточны, не нуждаясь в регулярной постановке в док, да и при взгляде на них трудно было представить масштабы комической колыбели, которая сумела выносить в своём чреве подобную громаду. Исторически сложилось, что постоянное базирование громадных кораблей-прим осуществлялось у «Инестрава-шестого», одновременно служащего основной военной базой КГС. Поэтому даже тот факт, что штаб-квартира Совета Вечных и Галактической интендантской службы располагалась на Базе «Сайриус», на другом конце Восточной Дуги, и там же проходил основной внутригалактический грузо- и пассажиропоток, не мог изменить значение «Инестрава-шестого» — главного средоточия ударных сил Флота и главных внешних ворот ГС, служивших ей связующим звеном с Метагалактикой.
Корабли-прим и были таким звеном.
Сорок пять. И ещё семнадцать сейчас мчатся куда-то, храня в своих трюмах груз, необходимый где-нибудь в Секторе ирнов, Галактике Птерикс или ещё дальше в чёрных глубинах пространства. Этими громадинами гордились не только во Флоте. Они были символом человечества, рвущегося покорять Вселенную. Но я уже забыл, когда последний раз ощущал эту гордость.
Если меня чему-то научила моя жизнь, так только тому, что человек ещё слишком слаб для тех грандиозных задач, которые он сам себе поставил. Слишком много он оставляет в тылу, слишком многое не решено дома, чтобы рваться куда-то ещё. И дело тут не в количестве населённых миров и технической мощи их цивилизации. Эпоха безудержной экспансии захлёбывается в собственных неисправленных ошибках, я вижу это отчётливо, как никогда. И эта эпоха вскоре закончится. Так или иначе, человек однажды на время, а может и навсегда, забудет про эти громадины и обернётся к самому себе.