— Мне уже пора, — говорит он. — Спасибо за выпивку. Скоро увидимся, да?

— Тебя куда-нибудь подбросить? — спрашивает Сара.

— Нет, тут недалеко, вверх по дороге. Сам справлюсь. Еще раз спасибо.

Сара смотрит ему вслед. Эйден убирает руку со спинки ее стула. Она размышляет, заметила ли Китти, что рука там лежала. После смерти Джима Сара ни с кем не встречалась. Раз или два вопрос всплывал, и она отделывалась от него, придумывая туманные отговорки о том, что слишком занята, или не хочет лишних хлопот, или что в сельской глубинке Северного Йоркшира с приличными мужчинами стало туговато.

Эйден внезапно произносит:

— Но он нам что-то не договаривает. Нечто важное. Никак не пойму что.

И Сара вдруг понимает — он до сих пор думает об Уилле.

Сара паркует «ленд-ровер» в сарае, и все выходят. Китти с Оскаром идут впереди, обнявшись.

— Не хочешь зайти попозже? — спрашивает Эйден.

Китти открывает дверь, и наружу выбегают собаки, кружась вокруг них. На этот раз Оскар выглядит чуть менее испуганным.

— Думаю, не стоит, — говорит Сара.

Она бросает на Эйдена взгляд. Стемнело, но сенсорный фонарь над студией светит достаточно ярко, чтобы можно было рассмотреть замешательство у него на лице.

— Мне нужно выгулять собак, — добавляет она.

— Может, тебе составить компанию?

— Я справлюсь, спасибо, — отвечает Сара.

Он машет ей рукой, и она свистит, подзывая собак.

На холме стоит кромешная тьма, глазам Сары нужно время, чтобы привыкнуть. Она, опустив голову, думает об Эйдене. С каким нетерпением ждала момента, когда он сможет познакомиться с Китти; но за целый вечер он только и удосужился, что выискивать воображаемые трещины в новых отношениях ее дочери.

Внезапно Сара понимает: что-то возникло прямо перед ней, и останавливается, ахая от ужаса, но это всего лишь сарай, очертания которого она не узнала в темноте. Тесс идет рядом, принюхивается к дверям, и Саре кажется, что сейчас снова начнется кутерьма, однако, едва осмотрев вход сарая, собака обходит стену, а затем исчезает в темноте.

Сара застывает на месте. В сумерках все кажется другим; единственный источник света — от луны, полной, но почти целиком скрытой за тучами. Дверь сарая вырисовывается темным квадратом на фоне серого камня, черный рот, зовущий ее. Сара делает шаг вперед, кладет руку на деревянную поверхность. Холодная и жесткая на ощупь. Она слегка толкает ее. Дверь не поддается. Рядом с сараем ветра нет, ее дыхание эхом возвращается обратно, звук создает иллюзию, будто кто-то стоит прямо у нее за спиной.

Она быстро оборачивается, но, само собой, там никого нет.

Тем не менее Саре больше не хочется оставаться здесь; она хочет быть дома с Китти. Сара начинает спускаться с холма, подзывая собак, глядя на собственный дом, где горят все окна второго этажа; дом кажется таким ярким и радостным!

И тут она замирает.

Окно ванной горит, и она со всей ясностью видит, как Китти стоит возле ванной и высыпает полный пакет, по всей видимости, грязной одежды в корзину для стирки. Оскар появляется у нее из-за спины, обхватывает ее за талию. Китти, повернувшись, целует его.

Эйден ошибся, думает она; Оскару она тоже нравится. Просто он пока что испытывает стеснение и поэтому не показывает своих чувств.

Саре должно быть некомфортно следить за ними, совершенно ясно она понимает, что они не подозревают о ее присутствии, но по какой-то причине не может оторваться. Оба полностью одеты, целуются — нужно признать, довольно серьезно, — однако ей приятно видеть Китти счастливой и Оскара влюбленным. Потом они поворачиваются и уходят, а свет внезапно гаснет, оставляя черный квадрат окна.

Заклятие спадает, и Сара вздрагивает.

Она была в плохом настроении. Это понятно, я чувствовал, как недовольство пульсировало в ней волнами. С женщинами всегда так, они меняются как ветер, пытаясь тебя одурачить; сейчас улыбаются тебе, а через секунду делают каменное лицо — ты наговорил чего-то не того.

Я хотел ей сказать: «Ты не имеешь права так относиться ко мне».

Думаешь, я не знаю людей, хотелось мне сказать, не вижу сквозь их маски всю ложь, все попытки что-то скрыть? Ну так вот, я вижу. Меня не было долгое время, и я видел такие вещи, которых ты представить не можешь; видел, как люди относятся друг к другу.

Я храню твои секреты, так мне хотелось сказать ей. Я тебя знаю. Я знаю о тебе все, знаю, какие мысли не дают тебе спать по ночам, мне известны все твои заботы, обиды, глупые ничтожнейшие комплексы. Я знаю, отчего ты плачешь. Знаю, с каким стоном ты кончаешь.

Я надежно храню все твои секреты в глубинах моего сознания, и знаешь что? Они дают мне власть. Делают меня жестче.

Мне хотелось трахнуть ее прямо там, на месте, а потом бросить на машину, трахать ее так жестко, чтобы все остальное вылетело у нее из головы. Надо было настоять, и она бы на все согласилась. Она нуждается в этом, ей нужно, чтобы кто-то говорил, что ей делать.

Но пока я могу позволить ей думать, будто это все ее идея и она сама принимает решения. Буду играть в ее ничтожную игру.

Я могу подождать.

Веселье начнется, когда я возьму все в свои руки, как только все ее секреты будут вынесены на всеобщее обозрение.

Если бы она только знала.

Сара лежит без сна, прислушиваясь.

В доме полная тишина. Сара бросает взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Почти полвторого.

Задается вопросом, что могло ее разбудить, и переворачивается в кровати, потому что ни с того ни с сего возникает ощущение сквозняка, дуновения, движения; но ничего нет. Дверь в коридор все еще заперта так же, как она ее оставила. Шторы она держит открытыми, чтобы просыпаться с приходом утра, но сейчас лишь луна светит в ее окно и отбрасывает яркие светлые блики на одеяло. Сара прислушивается, не доносятся ли какие-нибудь звуки из спальни Китти, думая, что, вероятно, ее разбудило что-то оттуда; однако по-прежнему ничего не слышит, даже храп.

Сара закрывает глаза, переворачивается и натягивает одеяло до подбородка.

Она ждет.

Но бесполезно: ей больше не хочется спать. Может, всему виной проведенный с Эйденом час накануне; она все не уходила и болтала с Китти и Оскаром, надеясь, что они не хотят, чтобы она первой отправилась в постель. Между тем Китти выпила достаточно вина и устала, поэтому Сару не удивило то, что дочь уже до одиннадцати отправилась наверх. Нужно отдать должное Оскару, он задержался ненадолго, как бы решив поинтересоваться у Сары, где ему позволено спать.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она.

— Нет, просто, хм, спасибо, — сказал он и ни с того ни с сего обнял ее. Потом развернулся и махнул вверх по лестнице.

Она убрала в кухне, перемыла бокалы из-под вина, а затем на секунду застыла у кухонной мойки, вглядываясь в темный двор за окном. В коттедже продолжал гореть свет. Она не могла оставить все как есть. Не вдаваясь в дальнейшие раздумья, пересекла двор и постучала в дверь.

Они почти не разговаривали; говорить было не о чем. «Это так просто делать», — думает она; и только, когда все было позади, Сара начала беспокоиться о том, что совершила неправильный поступок. Использует его как игрушку? Или она влюблена? Казалось бы, все это не должно иметь большого значения, а между тем имеет.

Она со вздохом поднимается и натягивает халат; здесь, наверху, прохладно. Открывает дверь и выглядывает в темноту коридора. Дверь в спальню Китти плотно закрыта.

Переступая через скрипящие половицы, Сара проходит в ванную и закрывается в ней. Лампу она не включает; в окно светит луна, освещая ванную словно театральную декорацию. Она не нажимает на слив. Высокий в викторианском стиле бачок производит столько шума, что может разбудить весь дом. Просто опускает крышку унитаза и отмечает в уме: нужно не забыть с утра первым делом разобраться с этим.

Когда Сара снова открывает дверь, в темном коридоре почти невозможно ничего рассмотреть. Она с трудом различает квадрат серого света, падающий на лестничную площадку из открытой двери ее спальни.