Вот уже несколько дней, как Ремоне собирал старые фотографии родственников. Некоторые из них так и остались стоять за стеклянными дверцами буфета.
Когда все еще жили вместе, фотографии были аккуратно разложены по ящикам домашней мебели. Целую ночь он рвал все эти фотографии. Лица, запечатленные на них, давно его раздражали. Он не желал ничьего общества. Ему хватало двенадцати котов, брошенных бедными обитателями соседних домов. Он спустился к ручью, где застыли каменные глыбы. И выбросил туда разорванную в клочья бумагу.
Ужаснейшие вопли Полифема
Всех оглушили.
И понеслись вон из пещеры
К ушам других циклопов,
Они бежали к проделанной дыре для входа.
Сейчас он был задвинут огромным камнем.
И спрашивали, в щели прокричав:
«Кто или что тебя обидело, боль причинило?»
«Никто!» — ответил Полифем.
«Никто!» — раз десять повторил.
Тогда Циклопы спокойно отошли.
Он поднялся на ноги,
Кол выдернул из глаза:
Кровь пролилась и увлажнила землю.
Когда Гигант ослеп и понял это,
Пал на колени плача,
И воззвал к Нептуну, своему отцу,
О помощи.
Потом поднялся и сдвинул камень,
Пещеру закрывавший.
Сам встал на место камня
И пропускал овец, но только по одной,
Проверив перед тем вокруг нее весь воздух,
Своим убийцам выход закрывая.
Улиссу равных не было
Ни в выдумке, ни в ловкости обмана.
Он привязать велел себя
Под брюхом у козла —
Так избежать хотел
Грозящей руки Циклопа.
Его примеру быстро последовали все.
Вон из пещеры — выбрались на волю,
Крича от радости бежали к лодке.
И потешались громко над Циклопом
Обманутым.
И Полифем пещеру покидает
Вслед голосам, идущим с моря,
Камней швыряет глыбы.
Они стеною вздымают волны перед лодкой.
И стаи рыб, поднятые водой, испуганно глядят оттуда.
Пошел дождь, и Ремоне помог всем кошкам зайти в дом. А сам остался на улице. И в детстве он так же мок под дождем. Ему было приятно чувствовать прохладу. стекавшую по коже. Вымокал с головы до ног. К счастью, горели одновременно четыре фонаря там, где раньше была площадь.
Возможно, мэрия Бадиа Тедальда по ошибке забыла о них. Ремоне нравилось двигаться в этом влажном свете. Он ходил, пока ему не начало казаться, что он должен что-то совершить, но не знал, что именно.
Дойдя до часовни, сложенной угольщиками. Ремоне принялся сразу же разбирать перекрытие из дерева и жести. Он аккуратно складывал все это: бревна по длине, а кровельные листы — один на другой. Наконец-то Ремоне открылся зеленый ковер пола из травы «Луиза». Он вырвал все до последней травинки. Уничтожив ковер, спустился к горному ручью и доверил сорванные листья травы водам.
Возвратился домой, разделся донага и запихнул всех кошек в мешки. После чего покинул навсегда и этот дом, и эти места.
К счастью, снег начал падать.
Сокрылось все в молочной пене.
В молчании свой страх похоронив под снегом.
Он стал редеть.
И белизна исчезла.
Открылось море.
Все опять далеко
Ото всего.
Снег, снегопад, как снежно воздух бел от взвешенной в нем пыли. Мне страшно весело, я знаю, куда пойду. Туда еще в тридцатом шли вместе и старые, и молодые, когда все заметало снегом, и редкие костры согревали руки, а изо рта шел пар. По ночам собирались в кинотеатре «Эден» и смотрели фильм про Африку об искателях жемчуга или погонщиках верблюдов в песках. Весь городок тянул руки к экрану, где жаркий песок согревал глаза. Вот почему и теперь в круговороте снега я возвращался к старому полуразрушенному кинотеатру «Эден» и смотрел на еще сохранившийся желтоватый фасад и влажные пятна на нем.
Песнь Цирцеи / Canto di Circe
Два месяца скитания по морю:
Лишь Богу одному дано
Смиренье возвратить
Восставшим горам вод
И странникам очаг.
Проиграно заведомо сраженье.
Не остается ничего другого в бурю —
Довериться судьбе и затаиться.
Дельфин, запрыгнувший на лодку по ошибке.
Служил им пищей.
Теперь скользило судно без препятствий.
Несомое ладонью усмиренных вод.
Однажды ночью, наконец,
Луна им осветила
Земли полоску.
Казалось, что она к ним приближалась.
Но это лодка медленно плыла
Навстречу острову,
Где обитала волшебница Цирцея.
Красавица заметила несчастных оборванцев,
Что приближались к ней,
Измученных, усталостью убитых.
Слегка дотронулась до них
Волшебной палочкой из тростника —
И на глазах они все превратились
В свиней.
Улисса не было средь них.
Он не сошел на берег.
Остался у руля.
Как только о беде товарищей узнал.
Решил освободить тотчас.
Женщина появилась в этих краях «летающего пуха» в самом начале лета. Худощавая и молодая, разговаривая, она постоянно жестикулировала, что меняло очертания ее тела.
Маленькая церковь в горах, где пол был покрыт травой «Луиза», пробудила ее любопытство.
Однажды утром женщина остановилась возле меня. В то время как я издалека наблюдал за ее молитвой. Без сомнения, она была хороша собой. Однако во всей ее фигуре не было и намека на откровенный вызов. Скорее, хрупкость придавала ей монашеский вид. Возможно, ее неторопливые движения — словно они с опозданием повиновались ей — и вызвали мое любопытство.
Она сразу же заговорила со мной о преимуществах рабства. Подчиниться глубокому убеждению, желание быть ведомым: «Нами всегда управляют указующие стрелы».
Она говорила о своей любви к запаху травы, доносившемуся из маленькой церкви. Он омывал ее волнами духовного спокойствия.
В пути свою Богиню повстречал —
Она Улиссу повелела испить напиток,
Настоянный на черном корне:
Он защитит Улисса
От промыслов Цирцеи.
Невдалеке сбирала Фея
Цветы с полей.
Вокруг нее паслись и свиньи:
Улисса видят и бегут навстречу.
Волшебница смотрела нежно.
Улисса завлекая взглядом.
Но он не оставлял животных.
Приблизиться к ней не желал.
Тогда она цветы бросает: «Лови. Улисс!»
Но падают они на землю.
Волшебница отворотилась и прочь направилась.
Помедлив, вдруг вновь возвратилась.
Свиней коснулась тростником —
И сделались людьми.
Улисс благодарит Цирцею.
Пытается к прекрасной подойти.
Она, внезапно отвернувшись.
Прочь уходит.
Он следует за ней.
И вместе в дом сказочный
Волшебницы вступают.
В свои покои ведет его Цирцея.
Где ложе сплошь подушками укрыто.
В их мягкость окунулась фея.
Улисс застыл, на ложе глядя.
Возник внезапно между ними
Павлин. Хвост веером раскрыл.
До Улисса доносится вопрос Цирцеи.
Смягченный перьями цветными:
«Как звать тебя?»
Улисс задумался и не ответил.
Рука Цирцеи на спине павлина
Покоилась, Улисс дотронулся своею
И молча гладил.
