Я сжимаю ягодицы, они твердые, как бетон, пот струится по всему телу, когда я рычу ее имя.
— Черт, я обожаю эту киску, Адалия. Обожаю тебя. Ничего не сделаю без тебя, ничего тебе не пожалею. — Моя рука обхватывает ее подбородок, поднимая ее лицо, пока я прижимаюсь своей черной, покрытой потом грудью к ее голой, влажной спине. — Но вот свободу ты получишь только через мой труп. Да, ты будешь жить и дышать ради моего члена, Ада-Роуз.
Джакс
Удержать Адалию подальше от этого боя было просто невозможно. Не после двух дней, которые мы провели, полностью поглощая друг друга. Мы трахаемся в кровати, в душе, на диване, на кухонном острове, на обеденном столе, и с ее голыми грудями, прижатыми к панорамным окнам, пока я входил в ее задницу сзади, кусал за шею, оставляя засосы по всей ее коже.
Она повернула голову, ее губы, использованные до предела, приоткрылись, приглашая к глубокому поцелую, и шепотом заявила, что готова умереть за меня.
Счастье и тяжесть разлились по моим конечностям, напоминая о всей той усталости, которая накопилась за эти годы, пока я держал свои стены высоко, уверенный, что никто никогда не сможет полюбить ту жалкую развалину внутри, того дрожащего пацана за решеткой.
Вчера я приготовил ей завтрак, а она сделала нам ужин. Мы провели вечер в ванной при свечах, нежно лаская друг друга, прежде чем снова превратились в двух диких животных, трахающихся на столе в алькове. Наверное, именно поэтому я сейчас чувствую себя не таким уверенным на ногах, как перед Синатрой. Адалия настаивала, чтобы мы притормозили прошлой ночью, говорила, что нужно сделать перерыв. Но я не мог. Не тогда, когда это мог быть наш последний вечер вместе.
Теперь, пока толпа голодно ревет, я собираюсь с силами, чтобы встретиться с Бистли.
Альберто Норсо был тем соперником, который подошел ближе всех к тому, чтобы меня уничтожить, за исключением Деклана, который сейчас стоит в моем углу вместе с моей командой. Несмотря на все усилия, они так и не смогли узнать много о Бистли.
Я моргаю, отгоняя пот, скатывающийся в глаза из-под кожаной маски. Тело дрожит, а рана на плече, оставленная Синатрой, так и не начала нормально заживать, несмотря на заботу и внимание Адалии в последние дни. Но меньше всего мне нужно, чтобы она беспокоилась обо мне сегодня вечером, поэтому я просто залепил пластырь, сделал вид, что все в порядке, и тренировался с Декланом, прежде чем выйти на ринг.
Я сжимаю и разжимаю кулаки, ожидая, когда человек, чью жизнь я разрушил много лет назад, выйдет из туннеля, полный ненависти, накопленной за эти годы, и заявит свое право на месть. Первые члены его команды появляются, с черными шарфами, закрывающими нижнюю часть лиц. Прожекторы следуют за ними по направлению к рингу. Шум толпы нарастает.
Леди и джентльмены! — начинает конферансье, его голос полон ажиотажа, будто он лично готов взорваться от эмоций. — Наконец-то матч, которого мы все ждали! Легендарный Спартанец против его давнего врага — Бистли!
Громкоговорители усиливают каждое его слово, разнося их эхом по арене.
Мои мышцы напрягаются до предела. Впервые я благодарен, что не вижу лица Адалии. Деклан и его люди держат ее в безопасности позади моего угла. Миа Роджерс отказалась присоединиться к ней, по какой-то своей причине, но она точно здесь, рыскает в поисках информации, алчная до всего, что может прибрать к рукам. Эта женщина слишком амбициозна для своего же блага.
Шум становится оглушительным, когда наконец появляется Бистли, сразу после его упоминания конферансье. Мои кулаки сжимаются, рана на трицепсе пульсирует.
Он все такой же, каким я его помню, и даже хуже. Настоящий мерзавец, который получал удовольствие от изнасилований и убийств сирот с помощью передозировок. Я слышал, он бросил пить и больше не сидит на наркотиках — хотя до сих пор вкалывает их в вены малолеткам, прежде чем трахнуть их до полусмерти.
Он наклоняется, чтобы пролезть между канатами, и вот он стоит передо мной в ринге, как и в тот первый раз.
Только теперь у него не хватает кусков лица.
Он ухмыляется — не потому что хочет, а потому что теперь это его стандартное выражение после того, как я содрал с него губы голыми руками. Теперь он безгубый монстр с кривыми зубами. Как у его брата, они покрыты металлом — серебром и золотом, но к тому же отполированы до остроты, чтобы напоминать клыки. И чтобы превращаться в оружие, которое может разорвать человеческое горло, что он демонстрирует еще яснее, когда громыхает ими в мою сторону.
Он не удосужился сделать пересадку волос, но я оставил пару пятен, когда в последний раз зажал его между своих бедер и выдрал волосы прямо с корнем, пока он бился на полу. Тогда он потерял большую их часть вместе с огромным количеством крови, которая хлестала из его разорванных губ. Я крепко держал его за шею, наблюдая, как он багровеет, его язык свешивается наружу, пока ведущий не оттащил меня от него.
Но Бистли слишком долго оставался без кислорода, и он потерял слишком много крови. Его едва вытащили с того света. Месяцы он провел в коме, а когда вернулся, уже не мог нормально функционировать.
Сегодня он здесь, чтобы отомстить.
Если Синатра был киборгом, то глаза Бистли горят первобытной яростью. Кровь залила его белки, оставляя темные, гниющие пятна — последствия повреждений мозга, которые я нанес ему много лет назад. По лысым участкам его головы тянутся замысловатые татуировки, словно символы древней силы. Золотые и серебряные зубы сверкают, отражая его безумие.
На нем куски брони, сшитые в абсурдный лоскутный наряд, с инициалами, выцарапанными в помятых местах. Эти куски — от доспехов мужиков, которых он перебил в других боях. Его личное заявление.
Громкость на колонках взлетает, ведущий и толпа заходятся в еще большем восторге, подогревая атмосферу.
Я оглядываю толпу. Деклан с ребятами пытаются выследить Снейка, как и моя охрана, но его будет нелегко найти. Думаю, остальные двое из Триады помогают ему прятаться. Эти ублюдки обожают деньги, которые приносит им это шоу, и, скорее всего, сами поставили целое состояние — за меня или против. Но потерять меня было бы хреновой сделкой.
Нет, если у них есть хоть капля ума, они сегодня на моей стороне.
Что касается Снейка, он точно не пропустил бы это представление. Эта ночь — шанс его братца наконец-то свершить свою месть.
Гонг звучит, и толпа мгновенно замирает, вся концентрация сосредоточена на нас.
На этот раз я не могу ждать, пока Бистли нападет первым. Я бросаюсь на него, шипы на моих кожаных перчатках сверкают зловещим блеском. Бистли издает низкий рык и бросается вперед с взрывной скоростью. Его зубы, острые и смертоносные, целятся прямо мне в горло.
Но годы, проведенные в ринге, заточили мои рефлексы как бритву. Я ухожу в сторону, выбрасывая кулак ему в голову, промахиваясь всего на дюйм. Челюсти Бистли щелкают в воздухе, но он тут же разворачивается и пытается снова.
Снова мимо. Я наношу ответный удар молниеносным движением. Мои перчатки с шипами разрезают воздух между нами, целясь в уязвимое место на его боку, где между пластинами брони зияет разрыв.
Но Бистли — опытный хищник. Он выкручивается, и мой кулак сталкивается с его импровизированной броней, шипы с визгом царапают металл, разбрасывая искры. Он отвечает яростным ударом ноги, целясь в мою середину. Я перекатываюсь в сторону, едва уворачиваясь. Сила его удара раскалывает пол между нами, разбрасывая обломки штукатурки во все стороны.
Толпа взрывается хаотичным гулом, пока мы кружим друг вокруг друга, выжидая момент для следующего удара.
Я делаю вид, что наношу серию ударов, которые Бистли парирует с пугающей точностью, как я и ожидал. Дышать становится все тяжелее из-за напряжения, но я концентрируюсь на нем и на крюках, рассекающих воздух. Шоу явно удовлетворяет толпу — их ревущая реакция и стоящие на ногах зрители подтверждают это. Возгласы восхищения наполняют зал.
