Эй, яблочко,
Куда котишься!
Вообще, как только город становится „красным“, тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы…»[142].
Можно по-разному относиться к бунинскому описанию города после прихода большевиков, можно не принимать преувеличенно резких оценок новой власти писателем, не соглашаться с его едким, саркастическим тоном, но нельзя не признать, что общая атмосфера страха, неустроенности, неопределенности в разгар Гражданской войны подмечена писателем очень точно.
В такой атмосфере и начала действовать в апреле 1919 года Одесская ЧК, которую вскользь мы уже упомянули в предыдущем очерке.
Бунин 21 апреля по старому стилю (4 мая по новому) записал:
«В „Известиях“… напечатан поименный список этих двадцати шести, расстрелянных вчера, затем статейка о том, что „работа“ в одесской чрезвычайке „налаживается“…»[143].
Еще в конце марта, когда интервенты еще только готовились к эвакуации и по Дерибасовской еще разгуливали французские матросы, греческие солдаты и румынские волонтеры, большевики уже задумывались о создании чрезвычайных органов. По воспоминаниям Елены Соколовской, на заседании подпольного межпартийного Совета под председательством Николая Ласточкина большевики спорили с левыми эсерами и анархистами о создании ЧК. Последние говорили, что для Центральной России, где советская власть делала первые шаги, это, наверное, было необходимо, чтобы пресечь контрреволюцию, но здесь, где «за спиной» Советская Россия, это не нужно, и, кроме того, говорили о «том терроре, который они отвергают» и что подобные методы себя изжили[144]. Впрочем, и некоторые присутствующие коммунисты были по этому вопросу скорее на стороне анархистов и эсеров. Но в результате Совет большевистским большинством высказался за чрезвычайку.
6 апреля при исполкоме была сформирована Чрезвычайная следственная комиссия в составе двух большевиков – Якова Карпа и Фарбера – и одного левого эсера – бывшего пекаря Михаила Матьяша. Последний был назначен, по словам Соколовской, поскольку ранее он был из большевиков-подпольщиков самым большим противником создания чрезвычайных органов[145]. Впрочем, вскоре они все получили другие назначения (в частности, Матьяш – в комендатуру), а ключевые посты в реорганизованной организации заняли вчерашние работники подпольной большевистской контрразведки.
Возглавил чрезвычайку Павел Онищенко. Членами коллегии стали Борис Северный и Иосиф Южный. А вскоре из Киева прибыло пополнение – Григорий Моисеевич Меламед, в прошлом инструктор центрального аппарата ВЧК, Михаил Моисеевич Вихман и Вениамин Вениаминович Сергеев (он же Бендетта-Гордон), итальянский еврей, поменявший несколько чрезвычаек в разных городах, в том числе в Царицыне, и ставший начальником агентуры, инструкторской части, а затем, как и в Царицыне, секретарем одесской ЧК. Одесской ЧК большое внимание уделяли в Москве, а также в украинской столице – не случайно в Одессу в апреле 1919 года прибыл бывший заведующий отделом должностных преступлений ВЧК Алексей Иванович Пузырев, работавший в свое время кучером в имении великого князя Владимира Александровича, а затем рабочим харьковских мастерских Северо-Донецкой железной дороги, а в июле приехал бывший личный секретарь Дзержинского Станислав Францевич Реденс[146], оба в начале 1919 г. успели поработать на руководящих постах и во Всеукраинской ЧК. В Одессе Пузырев возглавил Секретно-оперативный, а Реденс – юридический отделы (первый начальник юротдела – Меламед – к тому времени уже возглавлял отдел управления в губисполкоме).
Постепенно была сформирована структура Одесской ЧК в составе следующих отделов: юридический – с коллегией следователей, Секретно-оперативный – с подотделами агентурным (наблюдение и негласное расследование), инспекторским (работы по основным направлениям) и оперативной частью (аресты, обыски, реквизиции и приведение в исполнение приговоров), а также фотографией, общая канцелярия при президиуме, комендатура с тюремным подотделом и, наконец, хозотдел с финансовым, хранилищным и продовольственным подотделами[147].
К лету 1919 года численность Одесской ЧК составила около 400 человек вместе с канцелярским, хозяйственным и обслуживающим персоналом[148]. Сюда, правда, не включались секретные и внештатные сотрудники, особисты воинских учреждений, а также военнослужащие полка, подчинявшегося Всеукраинской ЧК.
Из числа сотрудников около 30 были командированы из Москвы и Киева, а остальные – местными[149]. Причем если состав командированных был полностью интернациональным: русские и евреи, поляки и латыши, то из числа одесситов около 90 процентов были евреями.
Основной костяк ответственных сотрудников ведущего отдела – Секретно-оперативного – занимали бывшие работники все той же подпольной партийной контрразведки. Помимо замначальника отдела Северного (одновременно он был зампредом всей ЧК) и руководителя агентурно-инспекторского подотдела Южного это были помощник первого по отделу Восточный, теперь носящий кличку товарищ Арнольд (впоследствии – Арнольдов), брат последнего Семен Западный, занимавший пост секретаря отдела (в подпольной контрразведке он тоже секретарствовал), инспектор по внешнему наблюдению Лев Мамендос (Поляк), по внутреннему наблюдению Ефим Янишевский (Кравец)[150], его заместитель Александр Броневой (Факторович), заведующий фотографией Иосиф Якоби (он работал по своей профессии), начальник разведгруппы уже знакомый нам Соломон Саввин-Мамулис и некоторые другие.
Примечательно, что Одесса была в то время единственным украинским городом, где ЧК имела не батальон, а целый полк, подчинявшийся не только Губчека, но и Особому корпусу Всеукраинской ЧК, находившейся в Киеве. Согласно приказу, подписанному председателем ВУЧК М. Я. Лацисом и начальником корпуса Н. Латышевым, полк состоял из 3 батальонов – 1-й в Николаеве, и 2-й и 3-й собственно в Одессе. Командовал им Яков Рыбалов, а затем в июне его сменил Гнадберг. Командиром артиллерийской батареи полка с начала июня служил Михаил Капчинский. В его назначении определенную роль сыграла, с одной стороны, предшествующая служба ефрейтором-артиллеристом и руководство в 1917 году солдатским комитетом гаубичного дивизиона, а с другой стороны – принадлежность к большевистской партии, официальное членство в которой он оформил 1 апреля 1918 года. Могла иметь значение и возможная протекция со стороны брата, поступившего на оперативную работу в Губчека весной 1919 года.
Для охраны зданий ЧК подведомственный ей полк был укреплен бойцами-интернационалистами. Исполкомовское руководство Клименко и Фельдман попросили для нее у РВС 3-й армии 50 китайцев и в придачу броневик[151].
В газете «Известия Одесского совета рабочих депутатов» от 4 мая 1919 года можно было прочитать первый опубликованный список расстрелянных чекистами 26 лиц:
1. Баранов Тихон Демьянович, бывший политкомиссар 5-го Советского полка, – за незаконные реквизиции и вымогательство, за антисоветскую и погромную агитацию в помещении советского учреждения, за угрозу применения оружия против официальных лиц при исполнении служебных обязанностей.
2. Будивский Федор Кондратьевич – за выдачу коммунистов.
3. Будник Леонид Григорьевич – за принадлежность к Добрармии.
4. Будник Янкель Израилевич – «за принадлежность к Союзу русского народа и многолетнюю работу в нем» (! – O. K.).
