– Да не хочу я об этом писать! И не имеет это отношения ни к моему отделу, ни к нашему журналу вообще.

– Маша, ты повторяешься, – погрозил пальцем Коробченко.

– Валерий Александрович, – взмолилась Рокотова, – мы пишем о политике, экономике, о науке, на худой конец…

– Слушай, до чего ты докатилась? Разве можно про науку говорить: «на худой конец»? Ладно, шучу. Маш, ну кому еще писать об убийстве проректора, как не тебе? Это же твой сын обнаружил труп.

– Не мой сын, а его подруга.

– Да какая разница! Он там был. И ты там была, и не только после обнаружения трупа, но и с утра, когда трагедия, так сказать, только назревала. Точно? Была или нет?

– Была, – сдалась Маша.

– Иди пиши.

Она поднялась.

– И вверни что-нибудь эксклюзивное, прямо от милиции.

Рокотова снова села за стол напротив главного редактора.

– Избавьте меня от этого. Очень вас прошу, избавьте.

– Да какая муха тебя укусила? – рассердился Коробченко. – Можешь ты мне внятно объяснить?

– Могу, – вздохнула Маша. – Понимаете, я согласилась помочь ректору университета перспективных технологий выиграть выборы. И совершенно не в моих интересах выдавать сейчас материалы, которые могут ему на выборах помешать. Давыдов, которого вчера зарезали, был его единственным настоящим и верным соратником. Не без выгоды для себя, но хоть как-то. Теперь Садовский остается вообще без прикрытия, у него надежда только на меня. И вдруг я делаю материал об этом убийстве… Что я там напишу, а?

– Правду.

– Так ведь, если я напишу правду, напишу, что бардак в университете, что там опасно находиться студентам и преподавателям, что Садовский ничего знать не хочет и решить не может, думаете, это поможет ему на выборах?

– Нет, – покачал головой главред. – Это утопит его окончательно.

– Вот именно!

– Вот именно. И это будет правильно и честно.

Он помолчал. Почесал карандашом кончик носа.

– Обещала она… Тогда напиши об этом убийстве так, чтобы оно обернулось на пользу твоему Садовскому. Намекни, что дело тут нечисто, и замешаны его оппоненты.

– Вряд ли это получится, – задумалась Рокотова, – но попробовать можно. Ладно, Валерий Александрович, я что-нибудь сделаю.

В тот день Маша Рокотова впервые воспользовалась своим служебным положением начальника отдела и, за час написав статью о вчерашнем убийстве, уговорила журналистку Дину Боеву поставить подпись под материалом.

– Маш, ты что? – удивилась Дина. – Классный материал, с перчиком. Неужели не жалко? Зачем тебе это надо, не пойму?

– Долго объяснять. Вот здесь фото, а это телефон оперативника Савченко Николая, – Рокотова протянула Боевой флэшку и листок бумаги. – Съезди, пожалуйста, согласуй материал с милицией и отправляй в печать.

Дина напоследок еще раз пожала плечами и пошла звонить в райотдел.

Маша поехала к Ильдару.

– Ничего не могу сделать, – развел руками Каримов, выслушав Рокотову.

Она просто не поверила своим ушам.

– Как это – не могу? Что именно ты не можешь?

– Ничего не могу. Я не стану поддерживать Садовского и создавать ему стартовую площадку на выборах.

– Но я ведь не прошу тебя на самом деле его поддерживать. И денег не прошу. И недострой этот чертов брать. Ты только побываешь в университете, встретишься с ректором, скажешь о своих намерениях.

– Нет, Маша. Я не поеду и встречаться с ним не буду.

– Но почему?!

– Потому что я дал слово, что поддерживать Садовского не стану.

– Когда? Кому?!

– Вчера. Шарипу Зарееву. Если бы ты попросила меня раньше, я, может быть, и согласился бы. Но я же не знал, что ты опять влезла в историю.

– Да ты!.. – задохнулась она от возмущения. – Да ты выбирай выражения! Ни во что я не влезла.

– Нет? А мне кажется, влезла. Там уже сколько трупов? Три?

– Два. Ильдар, трупы не там, не все там. Это не имеет никакого отношения к выборам.

– Уверена?

– Конечно, уверена, – кивнула Маша и тут же поняла: нет, не уверена. – А откуда ты знаешь, что уже три нападения? Тебе твой Зареев успел сообщить?

– Мне вчера Тимур звонил, – пояснил Каримов. – Милая, тебе больше заняться нечем? В этом университете мужики и без тебя разберутся. Мне не нравится, что ты там, где интриги и убийства.

– Говорю тебе, убийства не имеют никакого отношения к выборам, – настаивала Маша, но в глазах Ильдара она явно читала: вопрос закрыт, он уже выбрал сторону и не перейдет на другую, пусть даже на этой другой стороне – когда-то дорогая ему женщина. – Ну что ж, тогда я обращусь к Сычеву.

– Обратись, – позволил он, задумчиво поглаживая необычную золотую безделушку, расположившуюся на его рабочем столе: удивительную стрекозу с переливающимися фасетчатыми глазами и тонкими мерцающими крылышками.

Маша за все время разговора не могла отвести глаз от этой красоты.

– А Сычев, случайно, еще не в деле? – спросила она.

– В смысле?

– Он не в вашей компании? Может, Зайцев и Зареев уже заручились и его поддержкой.

– Понятия не имею. Маша, я не обещал помощь Зайцеву. Я обещал не поддерживать Садовского, а это большая разница. Мне глубоко безразлично, кто будет в этом университете ректором.

– Но тогда…

– Все! Я уже не могу ничего тебе запрещать, но уверен, Павлу тоже не понравится, что ты рискуешь.

– Павлу?! – мгновенно взвилась Рокотова. – Вот уж чье мнение меня меньше всего волнует…

– Давно?

– Что?

– Давно тебя его мнение не волнует?

– С тех пор, как он меня бросил!

– Как это – бросил? – Ильдар сдвинул брови и отдернул руку от золотой стрекозы. – Это еще что за новости?

– Я не хочу об этом говорить, – выдавила из себя Маша, встала и отошла к окну. Сделала вид, что рассматривает проспект Ленина, потом вздохнула, – он мне не звонит.

– Давно?

– Уже три дня.

– Маша, он политик, занятой человек. Три дня ничего не значат. Мало ли, что у него за дела.

– Да нет у него никаких дел. Мальчишки же созваниваются с Витей. Все у Павла в порядке, как обычно. Он обиделся на меня за то, что я согласилась на должность начальника отдела.

– Чушь.

– Не чушь! Его бесит, что женщина тоже может делать карьеру.