Зарывшись пальцами в её волосы, я потянул за ленту, удерживающую причёску. Рыжие пряди рассыпались по плечам, и я сжал их в кулаке, оттягивая её голову назад, получая доступ к шее. Она тихо застонала, когда мои губы скользнули по нежной коже.
Второй рукой я прижимал её к себе, чувствуя жар её тела даже сквозь ткань платья. Она выгнулась навстречу, обвивая руками мою шею, и от этого движения последние остатки самоконтроля испарились.
Подхватив её за бедра, я приподнял и усадил на стол. Она ахнула от неожиданности, но тут же раздвинула колени, позволяя мне встать между ними. Её пальцы путались в моих волосах, и от каждого прикосновения по телу проходила волна дрожи.
Я целовал её шею, ключицы, спускался ниже… Она откинулась назад, опираясь на локти, и эта поза, такая открытая, доверчивая…
И тут что-то щелкнуло в голове. Осознание происходящего обрушилось ледяным душем.
Я отшатнулся, тяжело дыша. Она осталась сидеть на столе — растрепанная, раскрасневшаяся, с искусанными губами. В расширенных зрачках плескалось удивление и что-то еще, чему я боялся дать определение.
— Я… — голос не слушался. — Это… Прости.
Развернувшись, я вылетел из кухни, едва удерживаясь от того, чтобы не бегом подняться по лестнице. Но не успел я подняться на второй этаж, как внизу хлопнула входная дверь.
Глава 7
Лисса
— Куда? — его голос догнал меня у самой калитки, а через мгновение сильные пальцы сомкнулись на запястье.
Я дернулась, пытаясь освободиться, но он держал крепко. В его глазах плескалось что-то похожее на раскаяние.
— Лисса, постойте. Я должен извиниться за…
— Пустите! — я снова рванулась. — Не нужно никаких извинений!
— Послушайте, то, что произошло… Я не должен был…
— Конечно, вы не должны были, — я резко обернулась к нему. — Вы же у нас образец самоконтроля. Великий менталист, который никогда не позволит себе опуститься до такой, как я. Только вот знаете что? — я горько усмехнулась. — Лучше бы вы действительно презирали меня, чем вот так… притворяться равнодушным, когда от каждого моего движения у вас темнеют глаза.
Что-то опасное мелькнуло в его взгляде.
— Вот, значит, как вы это воспринимаете?
Он дернул меня на себя и молча втащил обратно в дом. Его пальцы до боли сжимали мое запястье, но в этой грубости чувствовалось что-то, от чего внутри все замирало.
— Значит, я притворяюсь? — процедил он сквозь зубы, захлопывая за нами входную дверь. — Прячусь за маской равнодушия?
— А разве нет? — я вскинула подбородок, хотя сердце колотилось как безумное. — По-вашему, лучше делать вид, что ничего не происходит? Что вы не…
— Что я не что? — его голос стал опасно тихим. — Не схожу с ума каждый раз, когда вы рядом? Не думаю о вас, оставаясь один? Не мечтаю сделать это?
Он впился в мои губы злым, почти жестоким поцелуем. Я ответила тем же, вкладывая в этот поцелуй всю обиду, все напряжение, что скопились внутри за эти дни.
— Ненавижу, — выдохнула я, отрываясь от его губ. — Ненавижу вас…
— Врете, — он с силой прижал меня к стене. — Как всегда, врете…
— Вру? — я вцепилась в его волосы, заставляя посмотреть мне в глаза. — А вы? Всё ваше самообладание, ваш контроль — разве не ложь?
Он глухо зарычал, его поцелуи спустились к шее, заставляя меня выгибаться навстречу. В его прикосновениях больше не было сдержанности — только обжигающая страсть, только желание, которое он так долго скрывал.
— Хотите правду? — его голос звучал хрипло. — Я с первого дня хотел вас вот так…
Он подхватил меня, приподнимая над полом, и я обвила его ногами, уже не понимая, где злость, а где желание.
— Тогда зачем сопротивлялись? — я запрокинула голову, когда его губы коснулись ключицы. — Зачем все эти…
— Потому что вы опасны, — его шепот обжигал кожу. — Потому что такие, как вы, разрушают…
— Значит, я опасна? — я дернула его рубашку, слыша, как пуговицы брызнули в разные стороны. — А вы? Вы же даже не представляете, что делаете со мной!
Его руки скользнули выше по моим бедрам, задирая платье. От каждого прикосновения по коже пробегали электрические разряды.
— Представляю, — он поймал мой взгляд, и в его глазах плескалось такое откровенное желание, что перехватило дыхание. — Именно поэтому я…
Я заткнула его поцелуем. К демонам разговоры. К демонам его самоконтроль и мои страхи. Сейчас существовали только его руки на моем теле, его губы, его прерывистое дыхание…
— К демонам, — выдохнул он, и в следующий момент я оказалась у него на плече.
Я ахнула от неожиданности — никогда бы не подумала, что наш сдержанный менталист способен на такое. Его хватка была жесткой, почти грубой, и от этого внутри все сжималось в сладком предвкушении.
— Куда вы меня несете? — я рассмеялась, чувствуя, как кружится голова. — В свое запретное западное крыло?
— Молчи, — он оборвал мой смех увесистым шлепком по ягодице. — Просто молчи.
***
Войдя в спальню, Рейвен практически швырнул меня на кровать — никакой показной нежности, никаких осторожных прикосновений. Я ударилась спиной о матрас, и у меня перехватило дыхание — то ли от неожиданности, то ли от того взгляда, которым он меня пожирал.
Обычно в такие моменты мужчины начинали говорить — комплименты, обещания, признания. Пустые слова, которые наутро ничего не значили. Но Рейвен молчал. Только дышал тяжело, стягивая с меня платье быстрыми движениями.
Я потянулась к его рубашке, но он перехватил мои запястья, прижал их к кровати над головой. В его глазах плескалось что-то дикое, совершенно не похожее на его обычную сдержанность. Он не пытался быть галантным, не разыгрывал спектакль страсти — он просто брал то, чего хотел. И от этой откровенного желания внутри все плавилось.
Его поцелуи были жадными, властными, оставляли следы на коже. Его руки не ласкали — они требовали, подчиняли, заставляли выгибаться навстречу каждому прикосновению. Он вел себя как человек, который слишком долго сдерживался и наконец сорвался.
И я отвечала с неменьшим неистовством — кусала его губы, впивалась ногтями в спину, не заботясь о том, останутся ли следы. Между нами не было места нежности или притворству. Только огонь, который наконец вырвался на свободу.
Где-то на краю сознания мелькнула мысль: вот оно, настоящее. Не те отрепетированные любовные игры, к которым я привыкла. Не те фальшивые вздохи и заученные слова. А эта обжигающая честность желания, когда не нужно изображать страсть, потому что она съедает тебя изнутри.
Он взял меня так же, как целовал — жестко, властно, не давая опомниться. И это было именно то, чего я хотела. Не нежных прикосновений, не пустых обещаний — только эта первобытная, почти звериная страсть, от которой темнеет в глазах и срывается дыхание.
Он не произнес ни слова — только рычал сквозь стиснутые зубы, вбиваясь в меня все быстрее, все яростнее. И когда удовольствие накрыло нас обоих, в этом тоже не было ничего наигранного — только чистый, обжигающий жар.
***
Я проснулась от солнечного света, пробивающегося сквозь неплотно задернутые шторы. Несколько секунд просто лежала, привыкая к незнакомой обстановке. Комната Рейвена оказалась такой же аскетичной, как и остальной дом — минимум мебели, книжные полки вдоль стен, никаких украшений.
Его самого рядом не было. Я невольно усмехнулась: вот и все. Сейчас начнется привычный спектакль: неловкие взгляды, натянутые улыбки, попытки сделать вид, что ничего не произошло…
— Проснулась?
Я вздрогнула. Рейвен стоял в дверях с двумя чашками в руках. На нем были только брюки, и я невольно залюбовалась его обнаженным торсом, расчерченным следами моих ногтей.
— Думала, ты ушел, — честно призналась я.
