Вскоре баржа поплыла по реке.

Дворец Плацентия, как он сейчас назывался, был очень старым. Он достался Короне от короля Генриха V в 1414 году; но почти пять веков до этого он принадлежал аббатству Святого Питера Гента. Его светлость герцог Глостер Хамфри получил дворец в дар и построил там огромное поместье, дополнив его зубчатыми стенами, башнями и рвом с водой. Он назвал это сооружение Белла Корт. Меньшая по размеру отдаленная крепость, которая теперь носила имя Хамфри, охраняла стратегическую дорогу от Лувра до Лондона.

После того, как герцога арестовали за предательство и он умер в тюрьме, Белла Корт перешел в руки королевы Маргариты Анджуйской, которая переименовала его во дворец Плацентия. Королева приложила все усилия, чтобы оставить свой след в замке, вставив в окна дорогостоящее стекло и выстлав полы терракотовым изразцом, на котором была запечатлена ее монограмма. К тому же, она приказала скульпторам украсить колонны и аркады дворца ее эмблемой – цветком маргаритки, что обозначало бы имя королевы. Чтобы сохранить свои многочисленные драгоценности, Маргарита приказала построить ризницу, а с запада, со стороны Темзы, велела возвести пирс, чтобы королевские баржи могли причаливать там в любое время, независимо от приливов и отливов. Именно к этой пристани прибывали сейчас Изабелла и ее спутники.

Как только они достигли дока, к ним подбежало несколько сильных мужчин. Они поймали брошенные им гребцами, управляющими баржей, канаты, и судно безопасно пришвартовали до возвращения гостей. Воррик, Кэрливел и Гил легко соскочили на берег, потом повернулись, чтобы помочь сойти девушкам.

Они пошли к дворцу, где должен был состояться турнир. И хотя замок не мог похвастаться настоящей ареной для проведения турниров, все же, подойдя поближе к крепости, Изабелла заметила, что здесь были приложены немалые усилия для подготовки лужаек к предстоящим соревнованиям. Ряды скамеек под зонтиками были поставлены с одной стороны арены, и их уже заполняли зрители, сошедшие с барж. На противоположной стороне стадиона находился ярко раскрашенный павильон для лордов и рыцарей, которые внесли себя в списки. Яркие тенты с развевающимися на легком ветерке знаменами были поставлены утром оруженосцами и слугами каждого из участников. Пажам было поручено привести боевых коней и подготовить оружие.

– Вы – леди Хокхарст? – чей-то паж выбежал вперед, заметив девушку.

– Да.

Мальчик почтительно поклонился, потом, сосредоточенно сморщившись и затаив дыхание, протянул ей послание.

– Ее светлость герцогиня Глостер покорнейше просит вас и ваших спутников к себе в ложе. Она будет очень рада, если вы присоединитесь к ней.

– Ах, – удивленно выдохнуло Изабелла, озадаченная и тронутая таким вниманием. – Как мило со стороны ее светлости. Давайте пойдем. Передайте герцогине, что ее просьба делает нам честь. – Девушка протянула мальчику серебряную монету.

Лицо мальчика радостно просияло, когда он получил полкроны. Убедившись в том, что запомнил слово в слово, что должен был передать герцогине, мальчик убежал.

Воррик, Кэрливел и Гил сопровождали Изабеллу и Джоселин в ложу Анны. Потом, выразив свое почтение герцогине, ушли в свои павильоны, чтобы готовиться к турниру. Хотя Изабелла и переписывалась с Анной несколько лет, она ее никогда не видела и поэтому присела возле герцогини, несколько смутившись.

Как и Изабелла, Анна была небольшого роста и очень хорошо сложена. Герцогиня была даже слишком стройной: она казалась чересчур худой, бледной и хрупкой, неприспособленной к суровой прозе жизни. У нее было утонченное лицо, а кожа казалась просто прозрачной, настолько тонкой и бледной она была. Темно-каштановые волосы Анны с золотистым оттенком янтарными бликами оттеняли ее темно-карие глаза. У нее были прекрасно очерченные скулы, нос – прямой и тонкий, губы – полные и чувственные. Она поражала своей какой-то царственной красотой. Изабелла поняла, почему Ричард так любил свою жену и всегда защищал ее, а еще она поняла, что тоже будет любить Анну.

– Ваша светлость, – прошептала Изабелла, – как любезно было с вашей стороны пригласить нас в свою ложу.

– Миледи, – голос Анны был тихим и спокойным, – для дорогой сестры Гила, чьи письма каким-то образом скрашивали мою жизнь, это лишь то малое, что я могла бы сделать. Я надеюсь, что не расстроила ваши планы, но я не могла не воспользоваться возможностью наконец-то встретиться с вами.

– У меня не было других планов, ваша светлость, – заверила ее Изабелла. – Кроме того, я не могла не воспользоваться представившейся возможностью познакомиться с вами. Я хотела бы поблагодарить вас за доброту ко мне и брату. Вы даже представить себе не можете, как бы я страдала в детстве, если бы не ваша и герцога Глостера доброта. Действительно, это было весьма великодушно с вашей стороны – принять участие в судьбе маленькой девочки и ее брата.

– Боюсь, что вы слишком добры, миледи, ведь мне это ничего не стоило. Мне доставляет удовольствие дружить с вами, дорогая. Это были несколько писем, написанных запуганному ребенку, только и всего, – сказала герцогиня.

– Однако, есть и такие люди, которые не стали бы делать и этого, – заметила Изабелла.

– Тогда мне просто жаль их, – заметила Анна. – Они не имеют сострадания, а следовательно, и любви. Как я могла не откликнуться, зная о вашем положении, миледи? Мне хочется только одного – сделать для вас значительно больше. Как, должно быть, ужасно жить под опекунством таких людей, как лорд Оадби и леди Шрутон, – продолжала герцогиня, и ее глаза сверкнули гневом. – Я тут же догадалась обо всем по рассказу Дикона о том, как обстоят дела в Рашдене. У меня заболело сердце, так как в моем детстве тоже были такие люди, которые со мной плохо обращались. Я знаю, как тяжело бывает тем, кто ощущает себя при этом совершенно беспомощным и не может защитить себя.

Изабелла знала, что Анна имеет в виду своего покойного зятя Георга, герцога Кларенского, который хотел иметь власть над ее землями и богатством и содержал ее, как в заключении, пытаясь расстроить их брак с Ричардом. Только переодевшись и убежав с помощью друзей, она смогла избавиться от Георга и довольно-таки долго скрываться от него, работая на кухне в таверне, пока ее не нашел и не спас Ричард.

– Это было для меня действительно испытанием, ваша светлость, – призналась Изабелла. – Но, слава Богу, я все-таки мужественно перенесла весь этот кошмар так же, как и вы выдержали все жизненные испытания.

– Я вовсе не сомневаюсь в этом, Белла, – улыбаясь, сказала Анна. – Надеюсь, что могу называть тебя Беллой? Я так привыкла слышать от Гила. Он всегда тебя так называет.

– Конечно же, ваша светлость.

– Нет, вы должны называть меня просто Анна. В глубине души я чувствую, что мы станем настоящими друзьями, Белла.

Так развивались отношения между этими двумя женщинами, которые начались так давно, в тот самый день, когда в Рашден приехал Ричард, давший перепуганному ребенку единственный золотой соверен.[12] Это впоследствии переросло в крепкую дружбу, длившуюся до кончины Анны, у постели которой Изабелла, с разрывающимся от боли сердцем, сидела до самого последнего дня ее жизни.

Однако, тогда еще женщины не знали о трагической болезни, которая унесет совсем еще молодую герцогиню. Поэтому они, весело рассмеявшись, вместе смотрели на то, что происходит вокруг. Поэтому диадема Анны в ее волосах под яркими лучами солнца засияла, как золотой ореол.

Лицо герцогини потеплело, когда ее взгляд упал на Ричарда, ее мужа. Сидя верхом на лошади, он неторопливо подъехал к их ложе, чтобы поцеловать протянутую руку жены. Они обменялись такими ласковыми взглядами, как будто находились наедине. Изабелла почувствовала, что они глубоко любят друг друга. В какой-то момент ее сердце сжалось от щемяндей боли. Если бы у них с Ворриком была такая же любовь! Когда Ричард улыбнулся Изабелле, ее боль отступила.