– Неужели? Не заметила, милорд.
– А вы?
– Нет. Я ваша жена и обращаю внимание только на вас, Воррик!
Он удивился и был весьма озадачен ее словами – она точно это видела. Но Изабелла увидела и то, что он был просто заинтригован и посмотрел на нее с некоторым подозрением.
– Что за игры вы затеяли, мадам? – спросил он.
– Это вовсе не игра. «Жизнь и любовь – это не игры», – подумала она, и повторила: – Это вовсе не игры.
В это мгновение их взгляды встретились над бокалом, который она поднесла к губам. На мгновение Изабелла задержала на нем взгляд, как будто они были любовниками, потом ее ресницы опустились, спрятав все ее мысли, и она отвернулась, чувствуя себя неловко. Она не была колдуньей, что бы там ни думал ее муж. Попытаться очаровать его, чтобы он влюбился в нее, было совсем нелегко. Воррик был слишком умным, чтобы сразу поверить ей. Что будет, если он разгадает ее намерения по отношению к нему? Как он ужасно удивится и возненавидит ее. Но Изабелла все же должна попытаться.
Она обрадовалась, что леди Маргарет Стейнли заговорила и отвлекла внимание Воррика.
Пока баронесса негромко говорила о чем-то с Ворриком, Изабелла исподтишка изучала эту женщину, потому что Маргарет заинтересовала ее. Баронесса была невысокого роста и самой обычной внешности: черты ее лица были приятными и утонченными, но она была не накрашена и обыденно одета, как глубоко набожная женщина. Но темные глаза Маргарет, хотя она очень часто опускала их, были проницательными, от них ничего не ускользало. И Изабелла заподозрила, что за смиренным лицом баронессы скрывается острый ум.
Хотя теперь ее звали леди Стейнли, Маргарет по-прежнему называла себя графиней Ричмонд. Она как будто забывала, что титул был у нее отобран сторонниками Йоркской династии. И что после смерти ее мужа Эдмонда Тюдора, графа Ричмонда – сторонники Ланкастера, который умер в тюрьме Нормарта, оставив Маргарет тринадцатилетней вдовой, она снова вышла замуж. Вскоре после смерти Эдмонда баронесса родила единственного ребенка – сына, которого она назвала Генрихом и обожала больше всех на свете. Хотя его претензии на трон исходили от матери по незаконной линии Джона Гонта и его жены Екатерины Синфорд, Генрих Тюдор теперь был единственным наследником династии Ланкастеров.
При этой мысли Изабелла тревожно взглянула на своего мужа. Она неожиданно вспомнила, что Генрих был тоже уэльсцем и его дедушка по отцу Обеин Тюдор был поэтом в Уэльсе. Он тайно женился на Екатерине Валойс – матери короля Генриха VI. Его отец Эдмонд был наполовину братом прежнему королю. Сам Генрих был племянником бывшего короля. Да, Генрих был уэльсцем. Изабелла была в этом уверена, потому что даже сейчас Воррик называл сына Маргарет не Генри, а Гарри – лорд Гарри Тюдор, граф Ричмонд, хотя титул был уже неправильным. С тех пор, как его притязания на корону стали законными. Раньше король Эдуард IV считал, что Генри представляет собой значительную угрозу и может попытаться сбросить его с трона, но пока Генри удавалось ладить с королем.
«Я бы точно так же поступила, – подумала Изабелла, – если бы моими глазами и ушами при дворе была моя амбициозная любящая мать».
Она снова взглянула на Маргарет и подумала: «Какие грандиозные планы вынашивает баронесса с этими умными темными глазами, так часто устремленными на небеса. При дворе были те, кто по глупости принимали Маргарет за хорошую, но простоватую женщину. Но внимательно наблюдавшую за ней Изабеллу не так-то легко обвести вокруг пальца.
Потом Маргарет вышла замуж за сэра Генри Стеффорда, чей племянник, еще один Генри Стеффорд, теперь был герцогом Бекингемом. Герцог был женат на сестре королевы Катерине. Изабелла посмотрела на молодого герцога, сидящего за столом. Он тоже метил на престол, вспомнила она, имея законное право через Томаса Вудстока. Его величество герцог Бекингем, Генри Стеффорд, Генри Тюдор – последний из династии Ланкастеров; леди Маргарет Стейнли – его изобретательная любящая мать; и лорд Томас Стейнли, «лиса» – третий муж баронессы. Изабелла невольно вздрогнула, подумав о такой опасной комбинации.
А что же Воррик, ее муж, который был наполовину уэльсцем? «ВОРРИК НА СТОРОНЕ ВЫИГРЫВАЮЩИХ, МИЛЕДИ.»
– Замерзла, Изабелла? – с любопытством поинтересовался Воррик, заметив ее слабую дрожь и то, что она необычайно притихла.
– Нет, – ей удалось улыбнуться, и она взглянула на него, хотя сердце сжалось у нее в груди.
«Они вырвут корону из рук любимого брата короля, если только смогут. Я каким-то образом чувствую, что это правда».
– Ничего, милорд, легкий сквозняк – вот и все. Все уже прошло, – солгала девушка, но странное чувство, овладевшее ею, все еще оставалось, пробирая до костей..
Только что прошло две недели, как она давала клятву любви, верности человеку, который на коленях стоял рядом с ней перед алтарем. Только сегодня она решила завоевать сердце этого же самого мужчины, который стал ее мужем. Но Изабелла не понимала, что когда-нибудь Воррик может стать ее врагом.
Она больше не могла смотреть в его глаза, эти янтарные очи, которые неотступно смотрели на нее и угадывали ее мысли, и она обрадовалась, когда к столу подошел рыцарь, принесший блюдо на серебряном, богато украшенном драгоценными камнями подносе, и удивилась странному хихиканью придворных, которое переросло в выжидательное молчание.
– Милорд, Хокхарст, – заговорил рыцарь, поклонившись с преувеличенной пышностью. – Его величество просит принять вас вот этот подарок, в честь вашей недавней женитьбы. – Он снял покрывало и все увидели золотисто-коричневого сокола, который все еще будучи живым, был для безопасности связан и беспомощно лежал, среди лепестков белых роз.
У Изабеллы перехватило дыхание, потом она вскрикнула от ужаса, увидев перевязанную птицу, и, понимая, что это была черная шутка со стороны короля: никто из присутствующих, слышавших историю о том, что произошло сегодня днем, не мог сомневаться в том, что означал свадебный подарок Эдуарда.
– Ах, жестоко, жестоко, – всхлипнула девушка, вскочив на ноги, намереваясь тут же освободить бедного сокола.
Однако Воррик быстро обнял ее за талию – всем присутствующим показалось, что любовно, – но Изабелле показалось, что ее окольцевали железным кольцом: муж угрожающе сжал ее талию, почти до боли, тем самым удерживая от непродуманного действия.
Граф криво улыбнулся рыцарю, который принес связанную птицу, потом обычным взглядом обвел всех присутствующих.
– Я вижу, что Его величество не потерял чувство юмора в мое отсутствие, – сказал Воррик достаточно громко, чтобы все слышали. По залу пробежал одобрительный смешок, но потом все стихло. Придворные смотрели и выжидали, как животные, травившие свою жертву.
– Пойдем, Изабелла, – встал Воррик и протянул ей руку, успокаивая ее взглядом, чтобы она не сделала ничего необдуманного. – Мне кажется, что король был бы рад познакомиться с вами.
Дрожа от гнева, она встала. Ее серо-зеленые глаза зажглись решительным огнем, и, хотя она отчаянно была напугана мыслью о том, что может навлечь гнев на свою голову и голову мужа, она даже не пошевельнулась и не подала руку Воррику.
Вместо этого в безмолвном молчании, которое снова воцарилось в зале, она взяла тяжелую тарелку из рук рыцаря и поставила ее на стол. Потом вытащила кинжал из-за пояса, наклонилась над соколом и ловко перерезала связывающие его ремни. Птица встрепенулась и попыталась встать, но не смогла. Девушка с гневом заметила, что у сокола переломано крыло. Но, убедившись, насколько жестоки придворные, Изабелла теперь понимала, что они без колебаний снова осмеют ее и Воррика немилосердно, если сокол продолжит свои бесплодные попытки взлететь. Это было невыносимо. Она не позволит, чтобы из Воррика снова сделали дурака. Она быстро снова схватила путы, которые висели на острых когтях птицы и грациозным движением вздернула птицу к себе на запястье. Птица слегка качнулась, потом нашла равновесие и на мгновение посмотрела в глаза девушки, как будто признавая установившуюся с этого момента связь между ними. Она гордо подняла голову и обвела взглядом комнату, издав негромкий победоносный крик. Несколько лепестков от белых роз, которые пристали к ее лапам, упали на пол. Потом снова все стихло. Еще с минуту в зале было тихо, потом вдруг все изорвалось восхищенными аплодисментами, сопровождаемыми одобрительными возгласами, отдававшимися эхом в сводах замка, когда Изабелла подняла сокола высоко вверх, чтобы все видели.
