В духе позднего романтического эпоса рисуется история любви Сайфа и Муньят ан-Нуфус, которая составляет особую, почти самостоятельную часть романа. С египетским фольклором связан также рассказ о крокодиле, проглотившем Книгу Нила и замурованном в столб, который становится знаменитым ниломером.

Роль сказочно-фольклорных элементов с развитием фабулы все более возрастает, вмешательство колдовских сил в действие становится все сильнее, а героико-эпические моменты оттесняются на задний план или вовсе исчезают. Вместо сражений войск или поединков прославленных героев конфликты во второй половине романа решаются противоборством волшебных сил. Красочные сцены сражений колдунов, описанные с большим размахом и фантазией, представляют собой интересный пример перехода героического эпоса в сказку. Эпические гиперболы здесь как бы оживают, мотивированные сверхъестественными возможностями сражающихся. Описания этих колдовских сражений выглядят гораздо более яркими, чем условные сцены-штампы богатырских поединков и битв. Очень любопытны в этом смысле слова, которые вкладывают авторы романа в уста Акилы. Вручая Сайфу волшебный пояс, она говорит: «Война с помощью волшебства кончается быстрее, чем стычка на копьях и мечах».

Непобедимый богатырь порой сам оказывается жертвой колдовских сил. Так, например, во время сражения Красной Звезды – мусульманки и Синей Звезды – язычницы, в котором с обеих сторон участвуют колдуны, волшебники и джинны, главный герой романа, колдовством превращенный в ворона, из действия исключен. Торжество сказочно-фантастического начала над эпико-героическим как бы знаменует победу городского народного творчества над традиционной, уходящей корнями в доисламское время культурой бедуинов-завоевателей.

«Роман о Сайфе» очень занимателен. Его разнообразная, изобилующая неожиданными поворотами и острыми ситуациями фабула, несмотря на обязательную в произведениях подобного жанра эпическую ретардацию (условные описания природы, традиционно-трафаретные сцены битв, многократное повторение в прямой речи уже известного ранее и т. д.), кажется динамичной и увлекательной даже современному читателю, в значительной мере утратившему вкус к сказочным авантюрам. В этом смысле «Роман о Сайфе» – образец прославленного мастерства арабских средневековых рассказчиков. Интересно также отметить, что динамика фабулы «Романа о Сайфе» находится в известном противоречии с концепцией предопределенности всего совершающегося в мире, проходящей через весь текст романа.

То, что предначертано по воле Аллаха, известно не только всемогущему богу, но и живущим на земле и действующим в романе мудрецам и ведунам, проникшим в тайны бытия. От них и читатель с самого начала узнает, что Сайфу суждено стать «властелином всех стран и краев», «губителем неверных язычников» и повернуть течение Нила в земли египетские. Все это случится после его брака с Шамой, «когда две родинки соединятся». Божественная воля определила и детали: Сайф должен овладеть Книгой Нила, должен выйти невредимым из тех семи бед, в которые ввергнет его Камария (по существу, гибель ему не грозит), должен жениться на Шаме и других достойных девицах. Иногда персонажи романа весьма казуистически пользуются идеей предопределения, чтобы оправдать свое неблаговидное поведение. Так, Акила предает своего правителя, царя Камеруна, оправдывая себя тем, что Сайфу предначертано судьбой овладеть Книгой Нила и жениться на Таме. Царю Камеруну, который, зная предсказание о чужестранце, пришедшем похитить Книгу Нила, изо всех сил старается уберечь это сокровище, она резонно замечает: «Но ведь Книга все равно пропадет!» Сайф, когда ему не хочется жениться (на Красной Звезде, например), уклоняется от брака, скромно ссылаясь на волю Аллаха, и т. д.

Казалось бы, такая заведомая предрешенность событий сводит на нет непосредственный интерес к развитию действия, т. е. занимательность. Что же движет фабулу в этом мире предопределенных судеб, что делает ее увлекательной? Таких «побудителей» фабулы несколько: прежде всего путь героя усеян неожиданными поворотами, связанными с удивительными событиями. Сколько раз на протяжении романа перед героем в трудную минуту совершенно неожиданно появляется мудрец или волшебник, ожидающий его здесь долгие годы, чтобы сообщить о предназначенной ему миссии и снабдить всеми сведениями и орудиями для ее осуществления! Кроме того, как всегда в эпосе и в сказке, фабулу подталкивает неиссякающее коварство врагов героя (Камарии, Сакрадиона и Сакрадиса и др.), а также ухищрения добивающихся его любви (Хамы, Гизы, Синей Звезды), капризы Акисы и т. д. Во многих эпизодах развитие фабулы определяется авантюрным характером героя, который каждый раз проявляет инициативу, разрушающую предначертанный ход событий, и терпит из-за этого неисчислимые бедствия и злоключения (что не мешает Сайфу часто оправдывать случившееся сакраментальной фразой: «Значит, так угодно было Аллаху»). Эта авантюрная инициатива героя в романе явно противоречит концепции предопределенности, вместе с тем она, вполне очевидно, импонировала и рассказчикам и слушателям хотя бы по контрасту с малодинамичными формами средневековой жизни.

Подобно другим произведениям народной литературы, «Роман о Сайфе» первоначально существовал в виде устного сказа, в нем постоянно встречаются пережитки «сказовой традиции». В тексте сохранились обращения к слушателям: «О благородные господа!» или фразы типа «Но мы расскажем обо всем этом в своем месте». Иногда переписчик (или редактор) считает своим долгом специально отметить участие сказителя в повествовании: «И говорит рассказчик, повествуя об этих удивительных событиях».

Несмотря на бесчисленные анахронизмы, рассказчик, несомненно, осознает, сколь велика дистанция, отделяющая его от излагаемых им событий. В романе сосуществуют различные временные плоскости: время, в которое совершаются события повествования, и время (или времена), когда авторы (они же исполнители) зачитывали его аудитории. Так, говоря о сверхъестественных силах древности, рассказчик считает необходимым дать специальную оговорку: «В те времена, – отмечает он, – люди разговаривали и дружили с джиннами, а джинны с людьми, и никто не боялся джиннов».

Устная сказовая традиция в значительной степени определяет построение фабулы и композицию романа. Сочинители или рассказчики с легкостью нарушают хронологическую последовательность событий и возвращаются к уже сказанному, чтобы включить новые персонажи. Пересказ ранее изложенных событий часто вкладывается в уста героев. Цель этого пересказа – введение в курс событий новых слушателей, которые не присутствовали при начале рассказа. Так, например, Акиса неоднократно при разных обстоятельствах просит Сайфа исполнить ее желание (жениться на Таме), и Сайф всякий раз спрашивает: «А какое это желание?» – как будто слышит об этом впервые.

В соответствии с традициями «обрамленной повести» роман изобилует вставными эпизодами, увязанными с главной линией не только стилистическими средствами, но и логически. Так, отправляясь на поиски Муньят ан-Нуфус к амазонкам, Сайф по дороге попадает на семь удивительных островов, где, как бы забыв о цели своего путешествия, любуется всевозможными чудесами и красотами – удивительными деревьями, птицами, сказочными бассейнами из меди. Подобные отступления вытекают из характера самого героя, любознательного и жадно хватающегося за возможность увидеть что-либо необычное и диковинное, и вместе с тем соответствуют законам жанра.

Разумеется, в огромном тексте есть много мелких «неувязок» и противоречий, некоторые детали по ходу рассказа забываются и повисают в воздухе. Например, часто исчезают или «не работают» добытые Сайфом волшебные предметы – мечи, перстни и пр. Но нельзя не отметить, что при всем многообразии сюжетных линий, сложно переплетающихся в фабуле романа, они, в конце концов, весьма гармонично увязываются в единое целое. Этот факт, несомненно, свидетельствует о какой-то завершающей редакции, придавшей роману его окончательную форму.