— Я никогда не видела тебя в платье.
Он ухмыльнулся.
— Не умничай.
— Каждая женщина, которую я знаю, хочет тебя, — прошептала я. — Ты попадаешь в список всех завидных женихов. Ты самый сексуальный мужчина. Самый популярный музыкант. Ты прекрасно осознаешь свою привлекательность.
— Мне насрать, чего хотят все остальные женщины. Я спрашиваю тебя. — Он зажал мою нижнюю губу и царапнул зубами.
— Я хотела тебя с того самого дня, как встретила, — призналась я торопливым шепотом.
Никсон расплылся в улыбке.
— Хорошо. Приятно осознавать, что в этом вопросе мы на равных. — Он резко повернулся и сдернул с вешалки рубашку, которую вот уже пару лет не надевал на выступления.
— Проводишь меня на сцену, Шеннон?
Шеннон.
— Конечно.
Он закинул за спину свою любимую гитару Les Paul и открыл дверь.
— Они все ваши, — он махнул рабочим сцены, которые начали привычный ритуал доставки остальных гитар на сцену.
Никсон придержал для меня дверь, а затем пошел рядом, положив руку мне на поясницу.
Где ей и положено быть.
— Я все еще зол на тебя, — прошептал он мне на ухо и помахал фанату с пропуском за кулисы, который во все глаза пялился на него.
Я повернулась, и мы оказались близко друг к другу. Очень близко, учитывая, что были уже не одни.
— Но ты все еще хочешь меня.
У него дернулась челюсть.
— Никсон! — пронзительно закричала женщина позади.
В этом не было ничего необычного, но рука Никсона на моей спине напряглась.
— Никсон! Пожалуйста! — продолжала кричать она.
Мы одновременно повернулись и увидели блондинку средних лет, которая пыталась прорваться мимо охраны.
— Выступление еще не началось, а тут уже шоу, — съязвила Куинн, выходя из своей гримерки и присоединяясь к нам.
Взгляд у Никсона стал жестче, когда он уставился на кричащую фанатку.
— Никсон! — завопила она, когда Крис обхватил ее за талию, не давая броситься к нам.
Что-то в этой женщине щекотало память, но я не понимала, что именно. У службы безопасности был список «бешеных» фанатов, и если бы она была одной из них, то ее бы сюда не пропустили.
— Никс? — спросил Крис, уклоняясь от ее молотящих кулаков.
— Не волнует, — ответил Никсон, его голос был таким же холодным, как взгляд.
Он развернул нас и повел дальше. Но был так напряжен, что, наверное, мог сломаться, не дойдя до сцены.
Джонас вышел из своей гримерки, к большому удовольствию группы фанатов, собравшихся в коридоре. Никсон расслабился, когда все трое остановилось, чтобы раздать автографы и сфотографироваться. Одна девушка предложила Никсону расписаться прямо на ней. Меня тут же бросило в жар. Я пощупала лоб, чтобы проверить, не поднялась ли температура. Так оно и было: я сгорала от ревности. Я не хотела, чтобы он прикасался к ней или к любой другой женщине. Я хотела, чтобы он был моим.
Я вздохнула с облегчением, когда Никсон поставил роспись на ее ладони.
Куинн перевела взгляд с Никсона на меня, приподняла бровь и скривила губы.
Она была права, я влипла. Я хотела Никсона больше, чем на пару месяцев. Где-то между его пентхаусом в Сиэтле и ранчо в Колорадо, между частными самолетами, гримерками и маминой кухней я влюбилась в него. Неудивительно, что я была готова нарушить все правила.
— Все еще не надумала бежать от него? — тихо спросила Куинн, подходя ко мне.
— Уже слишком поздно, — прошептала я.
Ее глаза вспыхнули, а плечи напряглись, когда она снова перевела взгляд с Никсона на меня, словно это напряженное, потрескивающее пространство между нами было осязаемым.
— Боже, помоги нам всем.
— Все будет хорошо, — ответила я, убеждая в первую очередь себя, и пыталась улыбнуться, когда Никсон и Джонас закончили.
— Теперь твоя главная цель не утонуть, и найти место повыше, где в случае чего можно спастись. Это единственный способ выжить с ним, — быстро и тихо предупредила она, когда парни направились в нашу сторону.
— Дальше я не пойду, — сказала я Никсону, который на взгляд обычного зрителя казался спокойным и собранным, но я-то знала, что это не так. Эта маленькая искорка паники в его глазах, сжатая челюсть, щелчки по костяшкам пальцев... Он определенно был не в порядке.
И это была моя вина. Я должна была рассказать ему о сделке с Беном.
Неужели я все испортила до того, как у нас появился шанс попробовать?
— Увидимся после шоу.
Я поймала его за руку, когда Куинн и Джонас уже отвернулись, а затем посмотрела в его темные глаза и сказала, как можно убедительнее:
— Мы никогда не были на равных. Я слушала твои песни задолго до нашей встречи. Когда мне было восемнадцать, ты сразил меня наповал по радио в пикапе посреди Колорадо. Я захотела тебя задолго до того, как ты впервые увидел меня.
Глаза у него слегка расширились, но та искорка паники осталась. Он кивнул и крепко поцеловал меня в лоб, несмотря на то, что мы находились в очень людном месте.
— Зои, — прошептал он, касаясь моей кожи, как будто это был ответ на вопрос, который я не задавала.
***
В середине третьей песни я наконец-то поняла, почему меня так беспокоила та кричащая фанатка — у нее были вьющиеся светлые волосы.
Совсем как у Эшли — маленькой соседки моих родителей.
13 глава
ЗОИ
Сидя за обеденным столом, я просматривала на ноутбуке последнее предложение о контракте с чуть большим усердием, чем необходимо.
С тех пор, как мы вернулись в Колорадо, Никсон был добр, до смешного вежлив и даже без возражений согласился с моим выбором фильма прошлым вечером. Но при этом он даже пальцем ко мне не прикоснулся. Ни разу не упомянул о сделке, которую я заключила с Беном, или о довольно неловком признании, которое сделала перед тем, как он вышел на сцену в Такоме. Он не упомянул о женщине с вьющимися светлыми волосами, или о том, что мы заслужили любопытные взгляды от рабочих сцены, когда он поцеловал меня в лоб.
Никсон был невозмутим, спокоен, собран.
Это, черт возьми, сводило с ума. Я была влюблена в него, и ничего не могла с этим поделать. Сердце отказалось от логики, здравого смысла и приняло полное безумие, в которое я сама себя втянула.
Я прокрутила страницу документа, мысленно формулируя отказ. Может, Бен и был готов отпустить меня в свободное плавание, но в тоже время продолжал нагружать работой. Но я не возражала. Мне все равно больше нечем было заняться.
Часы в гостиной пробили десять, и словно по сигналу в столовую вошел Никсон. Остановился в дверном проеме и потянулся. Майка задралась, показывая татуировку на животе, гласившую, что апатия — это смерть. Если это правда, то в ближайшее время я точно не умру, поскольку жар, охвативший меня при виде полоски голой кожи Никсона, был чем угодно, но только не апатией.
— Как долго еще собираешься работать? — спросил он, опираясь о дверной косяк.
— Почти закончила. — Я заставила себя отвести взгляд.
— Это что-то важное?
— Нет. Просто читаю предложение, чтобы завтра его отклонить.
Тебе хорошо знакомо, как это — отклонять предложение, верно?
— Ладно. Тогда я в кровать, — сказал он.
— Отлично. — Я могла поклясться, что Никсон улыбался, но стоило мне поднять на него взгляд, сразу перестал.
— Хочешь со мной? — голос у него почему-то хрипел.
— Прости? — я подняла брови.
— Хочешь со мной в постель?
— Это вопрос с подвохом?
Он шагнул вперед и лениво скользнул взглядом по моей бейсбольной футболке и пижамным штанам.
— Прошло сорок восемь часов.
Я повернулась к нему.
— Ладно, я сыграю в твою игру. Прошло сорок восемь часов с чего? С окончания концерта? С небольшого откровения Бена? С моего признания?
— С тех пор, как я сошел со сцены. — Он положил одну руку на спинку моего стула, а другую — на стол. — Сорок восемь часов и, — он взглянул на часы на ноутбуке, — три минуты.