Я усилил нажим и довел ее до предела, улавливая каждый звук, слетающий с губ, пока она переживала оргазм.

Было бы так просто войти в нее — она была такой отзывчивой, — но вместо этого я опустил ее, игнорируя требования своего нетерпеливого тела.

Когда Зои подняла голову, ее щеки пылали, глаза были широко раскрыты, дыхание прерывистое — совсем как у меня. Я никогда в жизни не видел более красивой женщины, и сейчас желал ее больше, чем когда-либо раньше.

— Никсон, — прошептала она, проводя руками по моей груди.

О Боже.

Мой контроль слабел с каждым дюймом, который она преодолевала. Я чувствовал прикосновения каждой клеточкой.

Не здесь. Не так, как сейчас.

Я схватил ее за запястья, затем перевернул, придав спиной к дивану, и поднял ее руки над головой. Вместо того, чтобы потребовать освободить ее, она обхватила мои бедра своими и прижалась губами к моим губам.

Я отстранился, едва удержавшись на ногах. Затем практически добежал до задней части самолета и бросился в ванную, закрыв и заперев за собой дверь. Моя грудь тяжело вздымалась, когда я перечислял все причины, по которым не мог вернуться туда.

Она была штатным сотрудником. И ее опасения по поводу того, что произойдет, если все обнаружится, были вполне обоснованы.

Мы уже договорились не делать того, что уже сделали.

Она заслуживала большего, чем быть трахнутой в самолете.

Она заслуживала большего, чем я, и точка.

Я отказался использовать Зои, как делал это с бесчисленными женщинами, которые приходили ко мне раньше.

— Никсон? — спросила она через дверь.

Одного звука ее голоса было достаточно, чтобы по моей спине пробежал холодок желания.

Соберись, черт возьми.

— Да. — Я поднял голову и увидел человека, которого едва узнал: не только по здоровым чертам лица, но и по неприкрытому страху в глазах.

Зои Шеннон напугала меня до смерти.

— Ты собираешься выходить?

Дверь была единственным, что отделяло меня от наслаждения ее телом, от того, чтобы отнестись к ней как к одной из девушек, ждущих у моей гримерки.

— Нет

— О… Ладно.

То, что я прятался в туалете от самой сексуальной женщины на планете, только заставил меня еще сильнее стиснуть зубы.

— Теперь ты решил стать совестливым? — пробормотал я парню в зеркале. Время было неподходящее, но, тем не менее, мы здесь.

Я оставался в туалете, пока капитан не объявил, что самолет идет на посадку, и попросил занять места. Пришлось выйти и занять первое попавшееся сиденье. Главное, чтобы подальше от Зои, которая глядела на меня в полном замешательстве.

Я смотрел прямо перед собой и пообещал себе, что так оно и останется в отношении Зои. Больше никакого флирта. Никаких поцелуев украдкой. Определенно, больше никаких прикосновений. Эта нежная кожа должна была оставаться вне моей досягаемости, для ее же блага.

Точно. Я мог бы сделать это для нее.

Если я мог не пить, то держаться подальше от Зои Шеннон будет проще простого.

Кого я обманывал? Я был в полной заднице.

10 глава

ЗОИ

Никсон всю неделю вел себя как мудак. Он был резок, холоден и отвечал односложно каждый раз, когда я задавала вопрос. Я не дура и понимала: причина — то, что произошло между нами в самолете. У меня были свои проблемы по этому поводу, но я не вымещала их на нем.

И он не спал, судя по тому, что пакетик чая, который я оставляла на столе рядом с медом каждый вечер, утром всегда был использован и выброшен в мусорное ведро. Никсон сочинял каждое утро, и к полудню его настроение становилось еще хуже, что делало наши послеобеденные прогулки совсем не веселыми.

Нотные тетради Никсона были полны последовательностей аккордов, табулатур и даже нескольких фортепианных тактов, разбросанных тут и там, но не было ничего цельного. Казалось, что он написал отрывки из тридцати разных песен, не завершив ни одной.

Я никогда по-настоящему не видела, как он пишет, поэтому не знала, нормально это или нет. Звонить Джонасу или Куинн я не собиралась, поэтому оставила его в покое.

Когда не была занята с Никсоном, я рыскала по Интернету в поисках группы, с которой могла бы работать. Как раз сегодня в YouTube я наткнулась на одну, которая по счастливой случайности была из Сиэтла. Это будет удобно, если Никсон когда-нибудь решит увезти нас домой, или, черт возьми, просто уедет сам, поскольку едва мог находится со мной в одной комнате.

В конце концов, не так уж трудно найти кого-то еще, кто удерживал бы его на правильном пути, когда он и сам прекрасно справлялся.

Представить только, я наконец-то позволила себе полностью стереть границы между нами, отбросила осторожность, а он воздвиг стену, да такую, чтобы ее видно из космоса. Не нужно быть математиком, чтобы сложить два и два, и понять, что Никсону что-то не понравилось в том, что произошло между нами в самолете.

— Ты готова?

Я вздрогнула и сбила со стола бутылку с водой. Хорошо хоть крышка была завернута.

— Уже пять? — пробормотала я.

— Уже. — Никсон прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди.

Я ненавидела его за то, что он выглядел так чертовски привлекательно. Ненавидела за то, что стоило ему войти в комнату, как у меня поднималась температура. Ненавидела за то, что он снова включил мое сексуальное влечение, а потом дал понять, что я ему больше не нужна. Ненавидела, что, по-видимому, я была единственной женщиной на планете, которая отвратила его от себя тем, что желала его.

Но больше всего меня бесило то, что Никсон полностью отверг меня. В том самолете я выбросила свои лучшие суждения за дверь без парашюта, и ради чего? Что еще хуже, я ничего не могла с этим поделать. Он выходил из комнаты каждый раз, когда я пыталась с ним заговорить, и я не могла просто сказать: «К черту все!» и уйти. Я застряла с Никсоном, несмотря на то, как сильно его хотела и каким придурком он был.

Это было мое личное испытание, и моя терпимость к боли была на пределе.

Никсон прищурился, глядя на экран моего ноутбука, и я быстро его захлопнула.

— Хочешь сесть за руль?

— С удовольствием. — Он повернулся и ушел.

— Отлично поговорили, — пробормотала я.

Я потратила лишнюю секунду на то, чтобы провести расческой по волосам и найти обувь. К тому времени, как добралась до гаража, Никсон уже нетерпеливо барабанил пальцами по рулю.

Дорога до дома моих родителей заняла ровно девять минут, и все это время мы молчали, а из динамиков звучал плейлист Никсона. Он любил мрачную музыку. Почти уверена, что плейлисты, рекомендованные ему на Spotify, назывались: «Разбей мое сердце», «Еще один дождливый понедельник» и «В отчаянии».

Никсон припарковался на подъездной дорожке рядом с грузовичком Джереми и заглушил двигатель.

— Ты, правда, не обязан приезжать, если не хочешь, — в сотый раз повторила я.

У него хватило наглости изобразить удивление.

— Мне нравится твоя семья.

— Точно. — Это я ему не нравилась, что делало воскресный ужин еще более веселым.

Я сделала три глубоких вдоха, мысленно перечислила все милые вещи, которые Никсон когда-нибудь для меня делал, и последовала за ним на крыльцо.

— Мы приехали! — я не потрудилась постучать.

— О, здорово! — крикнула мама из кухни.

Повесив куртки на вешалку, мы пошли на ее голос. Мама встретила нас объятиями, с которыми Никсон справился с такой легкостью, что я чуть не улыбнулась.

— У папы во дворе Леви и Эшли Сэндгард, — сказала мама, хлопоча над цветами, которые принес ей Никсон.

Каким-то образом я превратила помешанную на сексе, высокомерную рок-звезду с ухмылкой, от которой у любой девушки плавились трусики, в угрюмую, задумчивую, все еще рок-звезду, которая не прикоснется ко мне и десятифутовым шестом, но при этом он приносил моей маме букеты.

— Кто такая Эшли Сэндгард? — спросил Никсон, усаживаясь на один из барных стульев.