Али решила вмешаться. У нас есть будущее. Самое великое в истории.

Коул строит планы. Он закончит школу, а через год и я. Мы вместе пойдем в колледж. Он будет работать копом, может быть, даже станет борцом с преступностью и агентом ФБР, а я — консультантом. Мы поженимся… он говорит, что может жениться на мне еще до колледжа.

Нельзя допустить, чтобы другие парни догадались о его «аллигаторе», иначе ему придется отказаться от мечты стать борцом с преступностью и стать преступником. Придется ломать кости. Придется пролить кровь. Впрочем, я не против резни. Я знаю зверя, с которым работаю в паре, и все равно его люблю.

Вмешался Коул, забирая мое письмо.

Ты изначально не хотел его писать.

Ты что, ноешь? Звучит как нытье.

Прекрасно. Подержи ручку, пока я покажу тебе свой любимый палец.

Говоришь мне, что я номер один в твоем сердце? Любимый, я уже это знаю.

В любом случае. У Смит тоже не было счастливого конца. Али стерла ей память и отпустила. Моя девочка призналась, как сильно хотела убить женщину, ответственную за столько потерь, но она знала, что должна отпустить ненависть, пока та не заставила ее стать кем-то, кем она не является. Кем-то вроде самой Смит. Холодной, бессердечной. На побочный ущерб можно просто пожать плечами.

Я горжусь ею. Ненавидеть было бы легко.

Я все еще борюсь со своей ненавистью. Но это нормально. Я понял, что ненависть… и даже любовь… это больше, чем эмоции, больше, чем слова. Это выбор. Я решаю… что сказать, что сделать. И я решил поставить на любовь. На Али. Она всегда была и будет моралью моей истории.

Позволь своему свету сиять,

Коул и будущая миссис Коул

Али и будущий мистер Али

P.S. Это письмо самоуничтожится через 10 секунд.

Бонус

5 глава второй книги от лица Коула

Война — это все, что я когда-либо знал. Я родился в ней, и умру в ее разгаре. Я смирился с этим. Черт, я бы не хотел, чтобы было иначе. Я заберу с собой бесчисленное количество зомби.

И сделаю это, улыбаясь.

Друзья умерли раньше меня. Многие друзья. Через некоторое время наступает чувство оцепенения. Я подумал: еще одна жертва. Отстой, я ненавижу это. Но потом я двигался дальше.

Мне пришлось это сделать. Война не берет тайм-аут, так что я справлюсь. Охотникам лучше не поддаваться чувствам. Я знаю это. Всегда знал. И все же я здесь, готовый голыми руками разрушить стены спальни.

Меня не волнуют ежедневные стрессы, которым подвергаюсь в последнее время. Больше нет. Моя девушка лежит на кровати и умирает. Это продолжается уже несколько дней. Каждую минуту, каждую секунду я стараюсь не терять надежду.

Чему я научился: я сильный, но моя сила ничего не значит перед лицом этого.

Что, черт возьми, мне делать?

Али сбрасывает с себя одеяло. Когда она начинает стучать зубами, я снова накидываю на нее теплую ткань. Но проходит совсем немного времени, прежде чем ей становится слишком жарко, и она сбрасывает его во второй раз. Она даже пытается сорвать с себя одежду.

— Али. — я хватаю ее руки, удерживая их. То оцепенение, которое у меня осталось, разбивается вдребезги. Во мне нет ничего, кроме паники и страха.

Она ворвалась в мою жизнь, как торнадо, который невозможно остановить. Теперь я зависим от неистового ветра. Отрицать свои чувства к ней? Невозможно. Она сломала меня и собрала обратно, и будь я проклят, если позволю забрать ее у меня.

— Накорми меня, — ее голос был хриплым.

Если бы еда ей действительно помогла, я сделал бы это. Ничто бы меня не остановило. Но ее голод не связан с едой. Она заражена зомби-токсином, и ей нужна моя душа.

Я испытал последствия зомби-укуса на собственном опыте и знаю, что она находится в бездонном океане боли и агонии, пытается держаться на воде, но быстро тонет. Я бы отрубил себе руки, если бы это означало, что я смогу принять ее мучения на себя и бороться за нее.

Она дрожит, ей снова холодно. Я отпускаю ее руки, чтобы укрыть. Я глажу ее по щекам, пытаясь хоть как-то облегчить ее состояние. Любым способом.

Она отдернулась.

— Нет. Не надо.

— Али. — ее имя прозвучало как молитва, требование. «Исцелись. Ты должна исцелиться».

Она поворачивает голову в мою сторону и пытается меня укусить. Ее глаза закрыты. Она действует на инстинкте. Инстинкте зомби. Я презираю пожирателей душ до глубины души, и все же борюсь с желанием дать ей то, чего она жаждет; это потребность. Отказывать ей — это пытка.

Мой отец вбегает в комнату и, ругаясь, прижимает голову Али к подушке. Это ужасное зрелище. Один человек, которого я люблю, удерживает другого.

— Это не может так больше продолжаться, — говорит он мне.

«Знаю».

— Я ввел двойную дозу противоядия несколько часов назад. — я запускаю пальцы в волосы и дергаю за пряди. — Почему ей не становится лучше?

Он сжал челюсть.

— Давай еще одну.

Еще? Насколько мне известно, ни один охотник не получал так много за столь короткое время. Мы не знаем какие будут последствия.

— Выдержит ли она?

Его взгляд стал мрачным.

— А у нас есть выбор?

Нет. Нет, его у нас нет. Если она продолжит идти по этому пути, то умрет, и ее душа восстанет из мертвых, превратившись в оболочку абсолютного зла. Али навсегда исчезнет, навсегда останется вне моей досягаемости.

Я представляю, как мне придется сражаться с зомби, у которого будет ее прекрасное лицо, и думаю, что лучше умереть. Я беру один из шприцов, лежащих на столе, и погружаю иглу глубоко в ее шею. Сначала она продолжает извиваться и рычать. Наконец, к счастью, расслабляется, ее голова откидывается в сторону.

— Отлично. Это хорошо. Худшее позади, — говорит мой папа.

Облегчение накатило на меня волной. Я изо всех сил стараюсь удержаться на ногах.

Мой отец ставит плеер Али в док-станцию. Он придвигает стул позади меня, и я просто падаю на него. Он что-то говорит мне, но я теряюсь в своих мыслях, и слова искажаются. Мне показалось, что он ушел. Я остался на месте. Мне все равно, сколько времени потребуется Али, чтобы проснуться. Я буду здесь, когда она откроет глаза. Я буду ее обнимать.

Я должен ее обнять.

В последнее время отношения между нами были напряженными. Я хранил от нее секреты, встречался с охотником, которому не должен доверять, поверил ему, когда он сказал, что среди моих знакомых есть предатель. Но его доказательства неопровержимы.

Али знает меня, видит, что со мной что-то не так. Я отказываюсь говорить с ней об этом, и это причиняет ей боль. Стараюсь держаться от нее подальше, чтобы ослабить источник боли, пока продолжаю докапываться до истины.

Если она узнает о моих подозрениях, то захочет помочь. Будет настаивать на этом. Она такая упрямая. Но расследовать дело не того человека — значит навлечь на себя его гнев, возможно, даже ненависть. Со мной такое случалось, и я не хочу ставить ее в такое положение. Я сам разберусь с последствиями.

— Али, мне нужно, чтобы ты проснулась, ладно? — я никогда еще так не умолял.

Ее глаза начали шевелиться за закрытыми веками. Она боролась всеми силами.

— Хорошая девочка, — сказал я. — Вот так. Возвращайся ко мне, милая.

Она пыталась еще некоторое время, но утомилась и снова заснула.

Чья-то рука грубо хлопает меня по плечу.

— Я присмотрю за ней, если ты хочешь переодеться и принять душ… и, чувак, я настоятельно рекомендую тебе принять душ.

Я поднимаю глаза. Гэвин стоит рядом со мной. Я знаю его очень давно. Много лет. Он всегда мне нравился. Мы вместе охотились на брюнеток с таким же рвением, с каким сейчас охотимся на зомби.

— Нет. Я…

…мир вокруг меня исчезает, обретая очертания нового.

Впервые у нас с ним появилось видение. У меня были видения только с Али, но нет времени на то, чтобы понять, почему у меня вдруг появилось видение с кем-то еще.