— Но простила я его по двум причинам: он ведь не только со своей семейки маски сорвал! Он, Зой, и мою маску снес.

Вздохнула, чуть прикрывая глаза.

— Там, когда он дробил кости нам всем, мне ведь тоже досталось, Зой. За мой поганый язык, за тот цинизм, с которым я отзывалась о нем самом и его семье. Я словно себя со стороны увидела, и мне это не понравилось. Я правда не чувствую вины перед Анной — не я разбила ее семью, там и до меня одни осколки оставались. Но я виновна перед Даниилом. За то, что решила использовать его в своих целях, за то, что и сама не поняла его чувств. Я всегда старалась быть с ним честной, но вот по отношению к себе…. Сколько убеждала себя, что не нуждаюсь в любви, не хочу ее…. Не хотела связывать себя отношениями, — я усмехнулась, — ответственностью. В этом, Зой, как ни странно, я была похожа на Анну. Только в отличие от нее, понимала это. Поэтому и бежала от ответственности. Но… когда думала, что он умирает…. Поняла, что дура в этой истории не Анна, далеко не Анна. Поняла, что люблю. Поняла, что готова…… Готова бороться за того, кого люблю. Но не бороться с Анной, Зой, не доказывать ей, кто лучше, а бороться за то, чтобы сохранить всё, что ему дорого. И поняла ещё кое-что, Зой: любовь — это не только брать. Это и отдавать. Жертвовать чем-то ради другого. Любовь — это работа. Работа над собой, над отношениями. Это умение слушать, слышать и понимать. Это уважать того, кого любишь, и уважать его решения, даже если они тебе не нравятся. Наконец-то поняла, Зоя, все то, чему учила нас с тобой мама Златина. Никто, Зой, не обязан любить нас по определению или потому что так принято или из-за обязательств. Любовь — это нечто большее. Это сложное, хрупкое чувство, которое требует защиты и уважения. С обеих сторон.

Я на мгновение замолчала, чтобы подобрать правильные слова.

— А если всего этого нет… — сказала я, глядя прямо в глаза подруге, — лучше рвать сразу. Не ждать, пока раны загноятся, пока боль превратится в ненависть. Или еще страшнее — в равнодушие.

Зоя кивнула, соглашаясь.

— Простила, — продолжала я, — и еще по одной причине. И ты сейчас станешь смеяться.

Зоя вздохнула, скрестив руки на груди.

— Боже, Лин, боюсь даже предположить, что Даниил ещё натворил. Не томи!

Я не смогла сдержать улыбку.

— Он не бросил Анну полностью.

Зоя удивлённо подняла брови, а я, не дав ей перебить, продолжила:

— Да, по договору ей досталась небольшая квартира и счет в банке. Дом он отдал ей сам, потому что она действительно в него много вложила сил и труда. Понятно что ни машину. ни драгоценности даже не подумал забрать. Для нас с тобой сумма на счету нормальная, даже более чем приличная. Не один и не два миллиона в валюте, как ты понимаешь. Но для неё и Бореньки… это совсем не тот уровень жизни, к которому они привыкли.

Зоя наклонила голову, явно предчувствуя что-то интересное.

— Дом требует постоянного содержания. И этот счёт они ополовинили буквально за месяц. Думаю, Борис тут в большей степени руку приложил — там огромная сумма снята сразу после вступления решения суда в силу. А Дани… — я сделала паузу, чтобы подчеркнуть слова, — теперь он его пополняет. Правда сейчас следит кто именно деньги снимает, не дает Борьке мать полностью раздеть.

— Что? — выдохнула Зоя, не веря услышанному.

— Да, — подтвердила я с лёгкой улыбкой. — Следит, чтобы Анна не осталась совсем без штанов.

Зоя несколько секунд молчала, ошарашенно хлопая глазами, а потом разразилась смехом.

— Лин, ты серьёзно?

— В этом весь он, — пожала я плечами. — Он прошел весь путь от остатков уважения через равнодушие к презрению. Но в то же время… не может позволить ей остаться совсем ни с чем. Все-таки 25 лет…. Их ведь на помойку не выбросишь…. К тому же, как ни крути, его вина в развале семьи тоже никуда не делась и она — огромна. Он столько лет позволял Анне безответственность, закрывал глаза на ее инфантилизм, что сейчас бросать ее — это все равно что котенка в проруби топить. И нет этому, Зоя, никакого оправдания для него. Не может он просто бросить ее и забыть. Ей 45 лет, 24 года она сидела дома и не работала… что она сейчас может? К тому же…. После того, как все вскрылось… она была в состоянии близком к шоковому. Как ребенок, которого отлупили после того, как всю жизнь слова грубого не сказали. И Даниил это осознал, когда немного успокоился, он ведь в тот день, Зой, тоже в адском бешенстве был. Взорвался изнутри по полной. И порку эту публичную нам устроил, чтоб мы все услышали его! Через шок, через боль, раз по другому слышать не хотели. И Анна…. И я тоже….

— Но после Виктору поручил за ней приглядывать. Людей нанял, чтобы помогали первое время…. Чтоб глупостей не наделала. Злился, бесился, а приглядывал…. И, наверное, все равно приглядывать будет…

— А я… поняла, что боролась за того, кто, несмотря ни на что, остается человеком. Даже если мне его убить хочется иногда за его манипуляции.

Я немного помолчала.

— Ревнуешь? — тихо спросила Зоя.

— Нет, — покачала головой. — Завидую. Завидую любви, которая была 24 года. И боюсь. Боюсь, что, приняв любовь Даниила как данность, повторю ошибки Анны.

— Кира говорит, что сейчас Анне стало немного лучше…. — продолжила, помолчав, — Я рада этому. Столько лет жить в паутине вранья от тех, кого любишь…. Ни одна женщина этого не заслуживает. Она ведь и правда любила и Анжелику, и Бориса. И то, что они с ней сделали…… Ее даже винить в этом сложно — такие как Анжелика манипулировать умеют с виртуозностью, они под это заточены, обучаются этому. Паутина строилась годами, Зой. Годами. Нда…. — я потерла лоб. — Анна должна была стать ее самой обеспеченной жертвой. Даниил…. Он до сих пор себе простить не может, что сразу не раскусил эту суку. Просмотрел…. Не защитил Анну от нее….

— Ну… — фыркнула Зоя, — это как посмотреть…. Защитил или нет. Договор этот, как он ему вообще в голову пришел после стольких лет?

— Хороший вопрос…. После того, как Анжелика ему на шею повесилась и соблазнить попыталась, смекнул он, что она их рассорить может попытаться, Анну к разводу подтолкнуть. Тем более как раз тогда Анна и врать ему в глаза начала. Да и сыну своему не доверял уже тогда. Видел, как Боренька резвится и матерью крутит как хочет. И договор этот не столько компанию уберегал, сколько саму Анну. Не умеет она ни с деньгами обращаться толком, ни тем более в управлении не понимает. Вот и составил. На всякий случай. А она без разговоров подписала. Хорошо знал он свою жену, Зой…. Слишком хорошо. Что-то мне подсказывает, что и сейчас он ей ее часть выделит, если увидит, что она хоть немного за голову взялась. Жадности в нем нет. Манипулятивности — до хрена, закрытости — тоже хватает, про упрямство и жёсткость — вообще молчу… но жадности — нет, этого нет.

— А с Кирой вы как уживаетесь? — Зоя посмотрела на меня с интересом, слегка склонив голову.

— Нормально, — я невольно улыбнулась, вспоминая моменты нашего общения. — Она вся в отца. Ругаемся иногда, конечно, куда ж без этого. Но она жестокий урок получила… сильно повзрослела. В учёбу с головой погрузилась, экзамены сдаёт хорошо. Ответственности прибавилось в разы. Я не лезу в ее воспитание — для этого Даниил и Анна есть, но, если она спрашивает — стараюсь отвечать честно. А спрашивает она много, — рассмеявшись, пожаловалась Зое.

Я сделала паузу, вспоминая недавний разговор с Даниилом.

— Я спросила у Дани, что у них происходило, когда Кира вела хозяйство, и почему он никого ей в помощь не нанял. Знаешь, что оказалось? — я усмехнулась, а затем вздохнула. — Нанял он одну женщину, которая приходила помогать. Но Кира всё равно сама хотела всему научиться. И мне был повод позвонить…… — усмехнулась.

Зоя приподняла бровь, но ничего не сказала, давая мне продолжить.

— Она и учиться старалась, и его радовать, видела, как ему тяжело и больно. И, знаешь, она справлялась. Я смотрю на неё и удивляюсь, сколько в ней силы. Но при этом… — я слегка вздохнула, чувствуя горечь внутри, — у неё сильное чувство вины перед матерью. Она и жить с ней не может, и одновременно ощущает, что бросила её.