Я усмехнулась чуть шире, погладила своего коня по шее, чувствуя тепло под ладонью.

— Злится. Ругается. Говорит, что у нас всё «не как у людей».

Зоя тихо рассмеялась, а я перевела взгляд на открывшуюся вдали весеннюю долину.

— Я люблю его, Зоя, — сказала я тихо, подъехав ближе к подруге. — Хотя, честно говоря, это ни черта не просто. Характер у моего Дани не сахар, ни разу. Но я его люблю. И он это знает. К тому же… — я задумалась, глядя в сторону горизонта, — я не хочу, чтобы он думал, будто я выхожу за него из-за денег или его компании.

Зоя усмехнулась, чуть наклонив голову.

— Тем более, — протянула она с лукавой улыбкой, — десять процентов всё равно уже у тебя.

Я не сдержалась и рассмеялась.

— Я не просила, — призналась я, — но и отказываться не стала.

Зоя засмеялась вслед за мной, а я снова погладила Дейва по шее, вспомнив всё, что за этим стояло.

— Даниил в чём-то прав, — продолжила я после небольшой паузы. — Ради него я отдала Дейва — самое дорогое, что у меня было. А он, в свою очередь, отдал мне часть того, что дорого ему, пусть даже эти десять процентов ни на что особо не влияют. Ему так было легче.

— Хоть Дейва и вернул, — добавила Зоя, хитро глянув на меня.

— Вернул, — кивнула я, улыбаясь. — Но я понимаю, почему он так сделал. Ему важно было показать, что он меня любит. Что готов ради меня на то, что не делал ни для кого.

— А что Анна? — тихо спросила Зоя, её тон стал серьёзнее.

Я пожала плечами, не останавливаясь.

— Да ничего… — вздохнула тяжело. — Развод прошёл быстро, без единой заминки. Коротков даже не явился на него, Анна — тоже. Всё сделали ровно по условиям договора.

Зоя помолчала немного, глядя на меня исподлобья, а потом покачала головой.

— Дура она, всё-таки.

— Она не дура, Зой, — вздохнула я с горечью. — Мы все ошибаемся. Но дело в другом: она так и не смогла взглянуть правде в глаза. Настроила себе замки на песке, а когда первая же волна всё это смыла — не смогла принять реальность.

Я немного притормозила Дейва, задумчиво поглаживая его шею.

— Наивность? Все мы через это проходим. Но её главная ошибка была в том, что она совсем забыла об ответственности. Переложила всё на Даниила, закрывая глаза на то, что её решения разрушали не только её жизнь, но и чужие. Основная ошибка Анны была в том, что она так и не поняла, что значит быть «надежным тылом».

Зоя молчала, только слушала, а я почувствовала, как внутри поднялась горечь от воспоминаний.

— Она ведь не реагировала ни на один тревожный звонок, а они были. Дани замыкался в себе, всё чаще оставался дома отстранённым, подавленным. Его глаза… Знаешь, я по его глазам могу понять, что он чувствует, что он думает.

Я помолчала, отпуская поводья, но голос мой дрогнул, когда я заговорила снова:

— Кира… она пыталась. Пыталась сказать матери, что дома всё не так, что ей страшно. Это ведь не за день или два началось: она стала бояться брата, грубить ему, защищая себя. Это тянулось не один год….Как можно было не заметить, что девочка буквально кричит о помощи?

Зоя нахмурилась, но я не остановилась, словно слова, копившиеся долго, вырвались наружу.

— А Лика… Господи, когда Кира рассказывала, что та про меня говорила, даже у меня, честно, закрались подозрения. Но Анна? Она, как страус, прятала голову в песок, отказываясь видеть очевидное. Она настолько переложила все на Даниила, что стала для него словно бы третьим ребенком, сбросив на него все бремя неудач.

Моя речь замерла в воздухе, а ветер подхватил её, словно унося всё, что ещё оставалось несказанным. Зоя молчала, но в её глазах читались и сочувствие, и понимание. Мы ехали дальше в тишине, а я лишь глядела вдаль, пытаясь успокоить внезапно нахлынувшие эмоции.

— Сейчас… — начала я снова, голос был тише, чем хотелось бы. — Знаешь, я бы очень хотела, чтобы она наконец поняла, сколько ошибок совершила. Она звонит Кире, они общаются. И вроде бы даже спокойно. Анна старается…. Наконец-то старается понять дочь. И видятся они часто, Кира ее любит и ей очень тяжело.

Я опустила взгляд, размышляя.

— Кира… пока так и не может её простить полностью. Не из-за себя. И даже не из-за того, что она ничего не сделала для Даниила в больнице.

Моё сердце сжалось, словно от слов, которые хотелось, но тяжело было произнести.

— Из-за лицемерия, — выдохнула я. — Никто тогда не требовал от Анны быть рядом с ним. Никто не ждал от неё прощения, ей никто не предъявлял счётов. Там обид хватало на всех, ты сама это знаешь.

Я остановилась, глядя на Зою, чтобы уловить её реакцию. Она чуть прищурилась, слушая внимательно.

— Но вот так… — я с трудом подбирала слова, — так лицемерно строить из себя любящую жену, смотреть, как твой любимый человек умирает, и ничего не делать… Это слишком. Ты не находишь? Как и в всей их жизни создание идеальной картины для Анны оказалось важнее реальных дел. Иллюзия, вместо понимания того, что действительно нужно тем, кто рядом. Самое смешное, Зой, заключалось в том, что, если бы она не корчила из себя любящую жену или если бы заставила сына продать машину…. Даниил готов был морально отдать ей долю в компании. Документы уже были готовы даже. Он ведь и хотел всем этим адским спектаклем проверить, насколько Анна и Борис готовы нести ответственность. И не только за себя, но и за других…. Компания — это не только про деньги, это еще и люди, работники, огромная ответственность. Почти 2500 человек по всей стране, которые зависят от решений своего руководителя и работодателя. Он дал им шанс проявить себя…. без него, без давления, без ссор и споров… Отдал бы не половину, а как мне, процентов 10 плюс компенсацию приличную… но… — я тяжело замолчала, вспоминая, как Павловский с ехидной улыбкой уничтожал в шредере подготовленные бумаги.

Зоя молча кивнула, глядя в даль.

— А Борис? Что с ним?

— Понятия не имею, — призналась я. — Для Дани эта тема…. Слишком болезненная. Он все равно отец, как бы там ни было. Но прощения Боре не будет. Не простите ему Дани даже не себя или меня, он ему Киру не простит. Дани свои навыки манипуляций в бизнесе использовал, а этот… он сестру методично ломал, последовательно и долго. И так, чтобы никто ей не верил, помочь не мог. Чтобы считали ее глупой, эгоистичной, капризной. В глазах Анны он отлично этот образ сестры поддерживал. Кира сейчас с психологом общается…. А он, вроде, даже доучился, но…. если и работает, то не в нашей сфере. А если реально смотреть на вещи…. — вздохнула, приподнимаясь в седле, — скорее всего висит на шее матери. Не думаю, что Анна смогла бы его оторвать от себя — она все-таки мать. Какой бы он не был…

— А Анжелика?

Я зло сощурила глаза.

— Самое поганое, Зоя, то, что схватить эту суку за жопу не так-то просто. Она всегда как гадюка, из-за спины действовала. Но терпение Даниила закончилось, он Вите поручение дал накопать на эту тварь максимум, что только можно было. Через Короткова пошли….

— И? Нашли что-то?

— Кто ищет, тот найдет…. Надеюсь эта дрянь ни в нашей жизни, ни в жизни Анны больше не появится. Она ведь Анну так методично против Дани настраивала, убедительно маслица в огонь подливала. И два года назад не просто так к Даниилу в постель залезть хотела. Только он, в отличие от Бори, стреляный воробей, на шлюх не ведется. Да и Анну он любил. Сильно любил, — я покачала головой, признавая очевидную вещь. — Даже тогда любил, хотя уже понимал, что проблемы в семье огромные.

— А сама, Лин, сама-то ты Даниила простила? — наконец задала она вопрос, который старалась не задавать все это время, видя наши с Дани не простые отношения.

— Не сразу… — призналась я. — Да, развлекся он тогда знатно…. Засранец. Но простила…. Знаешь почему?

— Потому что любишь? — хитро прищурила свои черные глаза подруга.

— Нет. Не поэтому. Зоя, как бы я его не любила, но…. есть вещи, которые оставляют такие шрамы, что простить очень сложно. Они ведь эту аферу… — я едва не выругалась, — вчетвером замыслили. Четыре танкиста, мля! Николай Платонович и Виктор с Даниилом больше 20 лет работают, он им доверяет, почти как себе. А Руслан Альбертович, наш ювелир — учитель Даниила. Павловскому они позже все рассказали…. Дня через три. Мужской, мать их, клуб. Больше, естественно, никто не знал. Даниилу важно было посмотреть на ситуацию со стороны.