— Можно предположить, для кроманьонца просверлить камень было так же непросто, как для нашего современника — создать машину.

Художник с победным видом откинулся на спинку стула, предоставив Профессору парировать свою мысль.

— Вы видели шелльские рубила? Да знаете ли вы, что, когда найден был новый способ обработки камня — способ расщепления, это явилось настоящей революцией в каменной индустрии! («Ого, старик сразу ожил, как только дело дошло до камня!»). От куска кремня отделялись призматические пластинки с плавным изгибом по продольной оси. Но каким образом это делалось — не совсем ясно. То есть ясно, что техника была основана на принципе короткого толчка, импульса. Попытки же археологов опытным путем получить призматические пластинки не увенчались успехом.

Но Художник не давал разговору уйти в сторону.

— Профессор, даже сегодняшний человек не освоил до конца свой собственный мозг. Даже ученый. А возьмите садовника или, скажем, швейцара…

— Простите, — перебил Профессор, снисходительно прищурясь, — не надеетесь ли вы доказать наше божественное происхождение?

— Что вы, Профессор. Эволюция, естественный отбор — все это неоспоримо. Однако — факты! Их надо объяснить. Интуиция… Гений… Передача мыслей на расстоянии… Абстрактное мышление… Идея о многомерности пространства… Чем упражнялось все это, какими «условиями существования», если и сегодня многие психические способности не нужны? Даже мешают! — Художник выдержал паузу и прищурился в свою очередь. — Конечно, если в мясном отделе каждый день слышишь «дайте печенку» или «взвесьте мозги», поневоле забудешь о разнице…

Профессор благодушно улыбнулся.

— Альфред Уоллес, современник и сторонник Дарвина, утверждал, например, что человека создало некое интеллигентное существо…

— Уж не бог ли?

— И заранее направило развитие человека к высшей цели.

— Зачем обязательно подключать бога! Что-нибудь могло ускорить эволюцию, заставить ее забежать несколько вперед. «Интеллигентное существо…» Это здорово. Почему бы нет?

Художник встал, взбудораженный, и бросил взгляд на Дочь Профессора. Та весело кивнула и вышла. Профессор, недоумевая («Что за сговор!»), наблюдал, как дочь внесла завернутый в газету прямоугольник («Картина?»), водрузила его на свободное кресло.

Художник подошел, оборвал шпагат («Да, картина»), взглянул через плечо на хозяина.

— Профессор! А что, если…

И сдернул упаковочную бумагу.

Черная, в звездах, ночь. Большой Дым от Костра Небесного Охотника делит небо надвое. Время от времени то гаснут в дыму, то разгораются искры.

Земля кишит хищниками, гадами. Саблезубый тигр, рыча, терзает во тьме теплое тело жертвы; дикие собаки потявкивают, сбиваясь в стаю: с деревьев, подобно лианам, свисают к смрадным топям змеи.

И на всем полушарии планеты, погруженной в ночь, один-одинешенек горит костер человека.

На земле, еще не так давно сотрясаемой воплями и топотом ящеров мезозоя, он высек первую искру. Каменным топором отвоевал у медведя его пещеру, разложил у входа первый костер. И тогда сам, вчерашний дриопитек, полузверь, смутно почувствовал, как в его низколобом черепе занимается свет разума…

Рука Поддерживающего Костер хватает ветку, ворошит ею красные угли, пламя с треском взлетает к небу и растекается, неожиданно выхватив из ночи пару тяжелых лап, морду с прижатыми к затылку ушами. Неведомый зверь пятится, поворачивает и скрывается в темноте.

Люди спят. Ночь была на исходе, когда в небе вспыхнула звезда, ярче других. Багровая, как догорающий уголь, она росла на глазах. Она падала, оставляя дымный след.

Человек вскочил, топором замахнулся на небо, закричал. Звезда продолжала падать. Вот она повисла над соседними скалами. Пламя обрушилось на землю, дым окутал скалу. Рев стоял такой, будто все мамонты мира затрубили разом. Люди Рода, выбежав из пещеры, почувствовали, как содрогнулась земля.

Рев прекратился. Но Люди больше не ложились. Они ждали рассвета. А когда взошло, наконец, солнце, они увидели, что среди уступов горы, в том месте, где ночью ревел огонь, выросла еще одна скала. Заостренная кверху, она неожиданно сверкнула в лучах солнца, как могла сверкать только вода. Потрясенные, Люди Рода увидели, что около Блестящей Скалы возникло белое существо, очертаниями похожее на человека.

— Небесный Охотник! Это он. Он спустился на Землю, — воскликнул Старейший.

Небесный Охотник, высокий и солнечно-белый, как луч, взобрался на вершину скалы, начал всматриваться в неведомый ему мир. Заметив костер Людей Рода, поднял руки и поднес к глазам какой-то предмет. Совсем рядом увидел Старейшего, и Поддерживающего Костер, и Первого Охотника с каменным топором на плече, и Высокую, с черными распущенными волосами до самых бедер.

Не двигаясь, произнес медленно, отвечая своим мыслям:

— Рано…

Да. Слишком рано.

Он слегка приоткрыл клапан скафандра. Густой пряный воздух земли с легким шумом проник внутрь. Небесный Охотник жадно задышал:

— Как много здесь кислорода!

Дыхание опьяняло. Возбужденный, он сделал знак, приглашая спутников последовать его примеру.

Пришельцы жили в пещере Блестящей Скалы. Помахивая поднятой рукой, Небесный Охотник каждое утро приветствовал Людей Рода. Жест был миролюбив, ничего страшного не случалось, и неандертальцы постепенно привыкали к необычным своим соседям.

О, Небесный Охотник был великий охотник! Однажды Высокая, спасаясь от Саблезубого, прибежала к Блестящей Скале, закричала. Из пещеры показался Небесный Охотник. В его руках сверкнуло Малое Солнце, и Саблезубый осекся в прыжке, будто наткнулся в воздухе на невидимую преграду.

Людям Рода еще никогда не удавалось убить Саблезубого.

— Ты великий охотник!

Высокая, тяжело дыша, стояла рядом с пришельцем. Ее ноги были длиннее и тоньше, чем ноги других женщин Рода, но Небесному Охотнику она едва доходила до плеч.

Люди Рода никогда не приближались к Блестящей Скале. В глазах Высокой был ужас и восхищение. От недавнего бега соски острых грудей ходили вверх и вниз, густые волосы блестели от пота.

Небесный Охотник протянул руку, дотронулся до ее волос. Высокая отпрянула, ноздри вздрогнули, губы раскрылись в улыбке.

— Ты великий охотник! — повторила она.

Из пещеры Блестящей Скалы показались остальные четверо. Один из них протянул ей предмет, похожий на круглую раковину. Высокая была любопытна. Взяла, повертела в ладонях, и вдруг из раковины выглянуло лицо… Смуглое, с веселым взглядом из-под нависших надбровий, ноздри дрожат, густые блестящие волосы вдоль щек… Да это она сама, Высокая! В раковине, как в луже после дождя, тоже можно было увидеть себя.

Высокая засмеялась и убежала. Пришельцы молча следили за ее бегом.

— Братья! — сказал Небесный Охотник. — Вы знаете, что корабль мертв и мы никогда не сможем взлететь. Не сумеем даже рассказать нашим, где мы. Мы родились в одном мире, умирать придется в другом. Мы попали на дикую планету, она моложе нашей, по крайней мере, на миллион лет. Воздух здесь гуще, сила тяжести велика, и мы не знаем, сколько сможем прожить в Юном Мире. Смерти мы не боимся, страшно другое: исчезнуть. Миров множество, но все они — брызги одной Вселенной. Мы блуждали в околозвездном пространстве подобно спорам жизни, пока не нашли Планету. Мы умрем, но разум погибнуть не должен.

Небесный Охотник помолчал. Отдышавшись (легкие с трудом привыкали к чужой атмосфере), улыбнулся:

— С нами нет женщин. Но мы можем породниться с людьми Юного Мира.