Договор должен был вступить в действие 10 октября 1920 года.
За два дня до вступления Сувалкского договора в силу по негласному распоряжению Юзефа Пилсудского части польской армии (1-я литовско-белорусская дивизия) под командой генерала Люциана Желиговского, имитируя неподчинение верховному командованию, начали наступление и заняли Вильну (9 октября) и Виленский край. Занятые территории были объявлены государством Срединная Литва, временно управляемым Верховным главнокомандующим и Временной правящей комиссией. Выборы, проведённые 8 января 1922 года, сформировали представительный орган населения Срединной Виленский сейм.
Сейм 20 февраля 1922 года большинством голосов принял резолюцию о включении Виленского края в состав Польши. 22 марта 1922 года Учредительный сейм в Варшаве принял Акт воссоединения Виленского края с Польской Республикой. В апреле 1922 года Виленский край вошёл в состав Польши. В 1926 году на территории края было сформировано Виленское воеводство.
Стрелкову-Гиркину было у кого учиться…
Большевики же в своей тогдашней жажде «мировой революции» просто не признавали никаких государственных границ и в свой глобальный проект стремились ассимилировать всю Польшу — раз уж она оказалась на пути к Берлину и Парижу
[405]
.
Два года спустя красный Главком Каменев в статье «Борьба с Белой Польшей» так описывал обстановку, сложившуюся после выхода РККА на польскую границу летом 1920 года:
«По достижении вышеуказанных успехов перед Красной Армией сама собою, очевидно, стала последняя задача овладеть Варшавой, а одновременно с этой задачей самой обстановкой был поставлен и срок её выполнения «немедленно». Срок этот обусловливался двумя важнейшими соображениями: нельзя затягивать испытания революционного порыва польского пролетариата, иначе он будет задушен; судя по трофеям, пленным и их показаниям, армия противника, несомненно, понесла большой разгром, следовательно, медлить нельзя: недорубленный лес скоро вырастает. К задаче надо было приступить немедленно. В противном случае от операции, весьма возможно, нужно было бы отказаться совсем, так как было бы уже поздно подать руку помощи пролетариату Польши»
[406]
.
В 1939 году было вполне ясное вторжение советских войск в Польшу.
«Правительство СССР вручило сегодня утром ноту польскому послу в Москве, в которой заявило, что Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу»
[407]
.
В 4.20 15 сентября Военный совет Белорусского фронта издал боевой приказ № 01, согласно которому «белорусский, украинский и польский народы истекают кровью в войне, затеянной правящей помещичье-капиталистической кликой Польши с Германией. Рабочие и крестьяне Белоруссии, Украины и Польши восстали на борьбу со своими вековечными врагами помещиками и капиталистами. Главным силам польской армии германскими войсками нанесено тяжелое поражение. Армии Белорусского фронта с рассветом 17 сентября 1939 г. переходят в наступление с задачей — содействовать восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии и Польши в свержении ига помещиков и капиталистов и не допустить захвата территории Западной Белоруссии Германией. Ближайшая задача фронта — уничтожить и пленить вооруженные силы Польши, действующие восточное литовской границы и линии Гродно — Кобрин»
[408]
.
Польский генерал Андерс вспоминает:
«Утром 29 сентября я решил на авось пробраться к ближайшей деревне, Стасёвой Ясёнке. Как только мы подошли к деревне, один из ее жителей немедленно оповестил милицию, а затем и советских солдат, которые были расквартированы в каждом доме. Под экскортом бронемашин нас отвезли через Турку в Старый Самбор, где расположилось командование Красной Армии.
Именно тогда я впервые услышал это характерное мнение: мы с Германией теперь настоящие друзья и вместе выступим против мирового капитализма. Польша выслуживалась перед Англией, поэтому гибель ее была неминуема. Польши больше никогда не будет. Немцы подробно извещают нас о всех передвижениях польских частей, которые стремятся пробиться в Венгрию или Румынию.
В Старом Самборе меня отвели к командарму Тюленеву. Он принял меня, окруженный по крайней мере двадцатью офицерами. И сразу набросился с упреками — зачем я не сдался сразу, оказал сопротивление, вследствие которого Красная Армия, которая по-братски вошла в Польшу, чтобы освободить народ от «бар и капиталистов», потеряла 18 танков и много «бойцов» (солдат). На мое замечание, что Советы нарушили договор и без каких-либо на то основании заняли польскую территорию, я получил такой ответ:
— У Советского Союза своя политика.
Этот аргумент мне приходилось слышать еще не раз.
Тюленева интересовало, где наши солдаты и где спрятаны знамена, почему польские части уничтожают оружие и не хотят сдаваться Красной Армии, зачем стараются пробиться в Венгрию и Румынию, почему Польша является «агентом» Англии и т. д.
Мне пришлось выслушать весьма длинную лекцию, которая содержала такие интересные тезисы:
— заключенный с Германией дружественный союз вечен, поэтому править миром будут только большевики и немцы;
— советская Россия поможет немцам побить Англию и Францию, чтобы раз и на всегда покончить с главным врагом советской России — Англией;
— можно не считаться с Соединенными Штатами, которые никогда не вступят в войну, потому что Советы этого не допустят через свои коммунистические организации;
— нет политики мудрее, чем политика Советского Союза, а Сталин — гений;
— Советский Союз значительно сильнее Германии»
[409]
.
Через год,
17 августа 1940 года поверенный в делах СССР во Франции Н. В. Иванов встретился с сотрудником МИД Франции Л. Неманоффом (потомком русских эмигрантов, в советских дипломатических донесениях упоминаемым под псевдонимом «Нак») и пояснил ему мотивы действий СССР. Он сказал, что единственная цель «мирной политики» СССР — восстановление границ Российской империи (которая включала в себя и Польшу и Финляндию)
[410]
. Это уже не коминтерновский проект («мир без Россий и Латвий»
[411]
), а просто имперский.
В 1981 году советские танки стояли в готовности повторить «чехословацкий вариант» и оккупировать Польшу. Чтобы избежать этого, Ярузельский ввел в своей стране военное положение и сам запретил деятельность антикоммунистической «Солидарности». Советский маршал Д. Т. Язов говорил о Ярузельском: «Он был очень порядочным человеком. Фактически спас Польшу, введя в стране военное положение. Когда Брежневу доложили, что вокруг Варшавы стоят восемь польских дивизий, ему пришлось отказаться от ввода советских войск»
[412]
.
А спустя сорок лет поэт Игорь Караулов на «Поэтическом вечере ZOV» зачитал:
Давай разделим Польшу пополам,
как сладкий айсберг киевского торта.
Ее, дитя версальского аборта,
пора судить по всем ее делам
запьём её горилкой или морсом.
Ты будешь Фридрихом, я буду Щорсом.
А вечерком махнём на ипподром.
Поедем наблюдать за лошадьми,
угоним с кондачка посольский «порше».
Не будет больше рифмы «Польше — больше»
и бигоса не будет, чёрт возьми.
Прости меня, любимая пся крев,
что я делил не то, не так, не с теми.
Но всё же мы пришли к центральной теме
и разделили Польшу, повзрослев
[413]
.
