Согласно высказываниям В. М. Молотова и А. Я. Вышинского, сделанным ими в беседе с послом Югославии в СССР Поповичем, Советский Союз, планирует не останавливаться на этих требованиях; они упомянули «о перспективе сбрасывания Турции с Балканского полуострова, а также выхода на Эгейское море. Это будет сделано, сказал Молотов, чтобы обеспечить славянам будущее
[323]
.
В декабре 1945 года претензии СССР к Турции, до этого выдвигавшиеся только на закрытых переговорах, были косвенно озвучены в советской прессе. В ответ в апреле 1946 года американский линейный корабль «Миссури» (тот, на борту которого за полгода до этого Япония подписала свою капитуляцию) вошёл на рейд Стамбула.
7 августа 1946 года СССР обратился к Турции с нотой, в которой выдвинул пять требований по Черноморским проливам. Параллельно начались военные приготовления вдоль границ Турции
[324]
.
Претензии СССР упоминаются в Фултонской речи Уинстона Черчилля, считающейся началом Холодной войны:
«Турция и Персия глубоко обеспокоены и озабочены по поводу претензий, которые к ним предъявляются, и того давления, которому они подвергаются со стороны правительства Москвы…».
Лишь в мае 1953 года Турции было сообщено заявление советского правительства, в котором говорилось:
«Что же касается вопроса о Проливах, то советское правительство пересмотрело своё прежнее мнение по этому вопросу и считает возможным обеспечение безопасности СССР со стороны Проливов на условиях, одинаково приемлемых как для СССР, так и для Турции»
[325]
.
Н. С. Хрущёв, выступая на Пленуме ЦК КПСС в июне 1957 года, дал эмоциональную оценку сталинской дипломатии в отношении Турции: «Разбили немцев. Голова пошла кругом. Турки, товарищи, друзья. Нет, давайте напишем ноту, и сразу Дарданеллы отдадут. Таких дураков нет. Дарданеллы — не Турция, там сидит узел государств. Нет, взяли ноту специальную написали, что мы расторгаем договор о дружбе и плюнули в морду туркам… Это глупо. Однако мы потеряли дружескую Турцию и теперь имеем американские базы на юге, которые держат под обстрелом наш юг
[326]
…
Наконец, об этом есть рассказ самого Молотова в 1975 году:
«Предъявили в конце войны туркам контроль над Дарданеллами, турки не пошли на это, и союзники не поддержали. Это была наша ошибка. Когда туда вошли наши корабли, там уже были англичане наготове… Конечно, это наше упущение. Я ставил вопрос о контроле над проливами со стороны нас и Турции. Считаю, что эта постановка вопроса была не вполне правильной, но я должен был выполнять то, что мне поручили. Я поставил этот вопрос в 1945 году, после окончания войны. Проливы должны быть под охраной Советского Союза и Турции. Это было несвоевременное, неосуществимое дело. По существу, с нашей стороны это было неправильно: если бы Турция была социалистическим государством, об этом еще можно было бы говорить.
Были у нас претензии на турецкие земли. Грузины-ученые выступили… Неловко это было. Босфор охранять совместно с турками…
Милюков все время о Босфоре говорил. Русские генералы все время насчет Босфора… Выход из Черного моря!
Не прошло. В последние годы Сталин немножко стал зазнаваться, и мне во внешней политике приходилось требовать то, что Милюков требовал — Дарданеллы! Сталин: «Давай, нажимай! В порядке совместного владения». Я ему: «Не дадут». — «А ты потребуй!»…Понадобилась нам после войны Ливия. Сталин говорит: «Давай, нажимай!». Аргументировать было трудно. На одном из заседаний совещания министров иностранных дел я заявил о том, что в Ливии возникло национально-освободительное движение. Но оно пока еще слабенькое, мы хотим поддержать его и построить там свою военную базу. И вопрос с Дарданеллами, конечно, надо было решать. Хорошо, что вовремя отступили, а так бы это привело к совместной против нас агрессии. В то же время Азербайджан претендовал, — увеличить их республику почти в два раза за счет Ирана. Начали мы щупать этот вопрос — никто не поддерживает. У нас была попытка, кроме этого, потребовать район, примыкающий к Батуми, потому что в этом турецком районе было когда-то грузинское население. Азербайджанцы хотели азербайджанскую часть захватить, а грузины — свою. И армянам хотели Арарат отдать. Выступать с такими требованиями тогда было трудно. Царское правительство нахапало вокруг России районов. Нам следовало быть очень осторожными. Но попугать — попугали крепко»
[327]
.
Как сказал один иностранный дипломат 24 июля 1944: «СССР перенял царскую политику: скоро Москва появится на Ближнем Востоке с серпом и молотом в одной руке и крестом в другой»
[328]
.
Эти события стоит учитывать тем церковным людям, которые недоумевают, отчего это Константинопольский патриархат отказался участвовать во Вселенском Соборе, который Москва пробовала созвать в 1948 году.
И, наконец, 2015 год. Степашин. Глава Палестинского общества, экс-глава ФСБ, бывший премьер-министр России:
«Если бы Турция не была членом НАТО, она никогда бы не позволила даже пальчиком пошевелить, иначе бы сегодня и пролив Дарданеллы, и Константинополь были бы российскими»
[329]
.
Цели растянувшейся на века конфронтации с Турцией были вполне ясны: установление контроля России над Балканскими странами и над проливами.
Стоит заметить, что войны, в которых прославился святой адмирал Ушаков, были все как на подбор вполне захватнические
[330]
.
Да и Суворову не довелось защищать ни один русский город, о чем есть интересный отзыв Кутузова, сохраненный в воспоминаниях генерала Маевского:
«Я помню, как в одно утро принесли готово-написанный приказ фельдмаршалу, где от его имени вспоминалось о Суворове. Фельдмаршалу прочитали его, и все, кроме имени ему понравилось. Но чтобы скрыть ревность свою, он раскрыл ее следующим разговором: — Конечно, Александр Васильевич был великий полководец. Но ему не представилось еще тогда спасти отечество»
[331]
.
Тот же Кутузов писал про «Народ, который в продолжение двухсот лет не видел войн на своей земле».
Что это за такой счастливый народ? Он, наверно, наслаждался столетиями мира? Народ-миролюбец? Ой, это про русский народ. Цитата из письма Кутузова французскому маршалу Бертье 8 октября 1812
[332]
. Помянутые 200 лет это 1612–1812.
От поляков в Москве до Наполеона в Кремле.
Но ведь войны в эти века были? Да. Какие славные имена и места славы русского оружия! Егерсдорф, Прейсиш-Эйлау, Мутенская долина, остров Корфу, Измаил! Это ж русские селенья, это ж родина моя!
Северная война, Семилетняя война, русско-турецкие войны, русско-персидские войны, наполеоновские войны…
Но как называются войны, что ведутся не на своей земле? Не они ли случайно называются агрессией? Есть, конечно, формула Галича: «Граждане, Отечество в опасности: наши танки на чужой земле!». Но она, кажется, о другом аспекте таких операций.
У Владимира Соловьёва в «Трех разговорах» (1899 г) Политик вопрошает:
«Почему, я спрашиваю, Александр Невский, бивший ливонцев и шведов в тринадцатом веке, — святой, а Александр Суворов, бивший турок и французов в восемнадцатом, — не святой? Ни в чем, противном святости, Суворова упрекнуть нельзя. Он был искренно благочестив, громогласно пел на клиросе и читал с амвона, жизнь вел безупречную, даже ничьим любовником не был, а юродства его, конечно, составляют не препятствие, а скорее лишний аргумент для его канонизации. Но дело в том, что Александр Невский сражался за национально-политическую будущность своего отечества, которое, разгромленное уже наполовину с востока, едва ли бы устояло при новом разгроме с запада, — инстинктивный смысл народа понимал жизненную важность положения и дал этому князю самую высокую награду, какую только мог представить, причислив его к святым. Ну а подвиги Суворова, хотя несравненно более значительные в смысле военном, — особенно его Аннибаловский поход через Альпы — не отвечали никакой настоятельной потребности, — спасать Россию ему не приходилось, ну, он и остался только военною знаменитостью».
(Разговор второй)
