Тогда российская дипломатия требовала от Турции, чтобы та не возводила укрепления на Босфоре и южном берегу Черного моря, а также не строила железную дорогу вдоль черноморского побережья. Всё вместе было ярчайшим обозначением намерения России напасть на Турцию именно в этих местах. Стоит ли удивляться, что Турция стала на сторону Германии в Первой мировой войне?
[269]
Стоит также заметить, что главным мотивом борьбы за Проливы было то, что без контроля над ними Черноморский флот оказывается запертым в Черном море. Это верно. Но — а зачем и куда ему оттуда ходить? У России есть ее территории которые надо защищать на берегах Средиземного моря? Нет. Значит, все не-мирные экспедиции ЧФ РФ за пределы Черного моря не могут быть чем-то иным, нежели агрессия. А военные суда России, следующие в мирных целях, Турция и так не задерживала.
Кстати, все «стратегические игры» начала 20 века показывали, что при выдвижении ЧФ к Босфору, англичане все равно успевают занять Дарданеллы. То есть через заведомо превосходящий английский флот русский флот дальше двигаться все равно не сможет, а турки за 3–4 недели подтянут свою сухопутную армию и сметут русский плацдарм назад в море.
Как писал А. Ф. Гейден
[270]
«до сих пор не установлено окончательно, желаем ли мы только занять верхний Босфор и тем превратить Черное море во внутреннее русское озеро, или мы желаем проложить себе путь в воды Средиземного моря и для того занять Дарданеллы. Эти задачи настолько разнятся друг от друга, что требуют двух разных подготовок, которые в свою очередь отзовутся как на числе, так и на типе кораблей»
[271]
.
В феврале 1913 года Черноморский флот получил приказ быть готовым выступить в Босфор. В штабе начальника отдельного отряда судов Черноморского флота проводились заседания и обсуждались планы операций прорыва через Босфорский пролив, в случае начала войны с Турцией, а также план действий судов Черноморского флота при высадке десанта в Константинополе. Однако под давлением Франции и Британии Россия согласилась не начинать войну с Турцией ценой уступки ею Адрианополя Болгарии.
Военный министр генерал В. А. Сухомлинов тоже опасался неготовности России для проведения десанта на Босфоре: «На основании моих наблюдений, — писал он в своих мемуарах, — на десантном маневре 1903 года, я не мог отказаться от мысли, что наш десант на Босфоре — это дорогая игрушка и, сверх того, может стать опасной забавой — по крайней мере еще в течение долгого времени. В 1913 году я докладывал Государю мою личную точку зрения относительно рискованности самой операции по занятию проливов с технической стороны. Выслушав мой доклад, Император Николай II, видимо, настроенный оптимистично, не отрицая трудности операции с военной точки зрения, дал мне понять, что в этом деле идея и цель всего вопроса имеет такое доминирующее значение, что технические детали отходят на задний план»
[272]
.
На Особом совещании по вопросу о черноморских проливах в присутствии руководителей дипломатического, армейского и военно-морского ведомств 8/21 февраля 1914 г. начальник Черноморского оперативного сектора Морского Генерального штаба России А. В. Немитц заявил:
«На пути к Проливам мы имеем серьёзных противников в лице не только Германии или Австрии. Как бы ни были успешны наши действия на западном фронте, они не дадут нам Проливов и Константинополя. Их могут занять чужие флоты и армии, пока будет происходить борьба на нашей западной границе… мы должны именно одновременно с операциями на западном фронте занять военною силою Константинополь и Проливы, дабы создать к моменту мирных переговоров совершившийся факт нашего завладения ими. Только в таком случае Европа согласится на разрешение вопроса о Проливах на тех условиях, на которых нам это необходимо»
[273]
.
Первая мировая война. Тут агрессора определили победители. Но ее начало было похоже на старт бегунов: они все стоят на стартовой линии и с нетерпением ждут начала забега. Если у кого-то случился фальстарт
[274]
, это не означает, что остальные участники этого забега были против своего участия в нем. В августе 1914-го пять империй и одна республика одинаково жаждали помериться силами.
Справедливо отмечено, что «в первых числах августа 1914 г., начались несколько долго подготавливаемых войн, каждая со своими причинами и предпосылками, лишь условно объединенные в понятие «европейская война»: 1) сербо-австрийская война за создание великой Сербии, с одной стороны, и за возврат Сербии к статусу 1909 г., с другой; 2) русско-австрийская война за гегемонию на Балканах и Галицию; 3) русско-германская война за Константинополь и Проливы; 4) франко-германская война за Эльзас-Лотарингию и французские колонии; 5) англо-германская война за гегемонию на морях и господство в Северном море. Объединение отдельных конфликтов в один вместе с расширением масштабов войны, произошло после вступления в нее Турции в ноябре 1914 г.»
[275]
.
В январе 1914 года Николай II заявил, что «Путь к Константинополю идет через Берлин» (то есть через войну с Германией)
[276]
.
11 (24) апреля 1914 года Палеолог, французский посол в Петербурге, сообщал своему министру в Париж о беседе императора Николая с министром иностранных дел России Сазоновым. Обсуждая угрозу столкновения между Россией и Германией царь предусматривал также возможность возобновления военных действий между Грецией и Турцией. В этом случае турецкое правительство закроет проливы. «Чтобы вновь открыть проливы, я прибегну к силе», — сказал Николай
[277]
.
Как видим, цель войны обозначена ясно (без сербов), и она носит откровенно агрессивный характер.
12 (25) декабря 1916 года из своей могилевской ставке император Николай II приказом отклонил германское предложение о мирных переговорах и пояснил: «Достижение Россией созданных войной задач, обладание Царьградом и проливами еще не обеспечено. Заключить ныне мир значило бы не использовать плодов русских войск и флота. Священная память погибших на полях доблестных сынов России, не допускают и мысли о мире до окончательной победы над врагом, дерзнувшим мыслить, что если от него зависело начать войну, то от него же зависит в любое время ее окончить». Про сербов в этом приказе не было ни слова
[278]
.
Александр Бенуа отметил этот приказ своем дневнике: «Вместо какого-либо шага к миру приказ Государя по войскам с пометкой «Царьград». На кого это может теперь действовать? Кто это ему советует? И как «нетактично» теперь, на третий год несчастной войны, при уже полном истощении всенародно раскрыть ее настоящую подоплеку! Ох, доиграются до катастрофы, ох, допляшутся!» (Запись 28 дек. 1916)
[279]
.
При этом никакого военного союза, обязывающего Россию выступить в защиту Сербии просто не существовало.
«Решение начать войну принял кайзер Вильгельм, а не Николай. Однако Николай дал весомый повод кайзеру и не уклонился от войны, хотя вполне мог это сделать… Белград отклонил один и самый неприятный пункт ультиматума, который требовал участия австрийских чиновников в расследовании на территории Сербии заговора с целью убийства Франца Фердинанда. Тем самым сербы дали Вене повод объявить войну. Почему Белград сделал это? Еще Милюков писал об очевидном ответе на этот вопрос: Петербург сразу обещал Белграду защиту и тем побудил сербов не принимать полностью ультиматум, предъявленный Веной. При такой поддержке со стороны России сербы ультиматум полностью не приняли, и это открыло путь к общеевропейской войне Царь прекрасно понимал последствия своей позиции в вопросе об ультиматуме и принял их, посчитав, что июльский кризис дает ему возможность решить вековой вопрос о проливах в рамках общеевропейской войны. Говорить о защите Сербии как главной цели Николая II — бессмысленно. В случае большой войны Сербия была обречена на захват Австро-Венгрией и ее союзником в лице Болгарии, имевшей территориальные претензии к Сербии после второй балканской войны. Трудно поверить в то, что царь не понимал невозможности спасти Сербию, которая не имела общих границ с Россией. И действительно, в ходе войны Сербия была захвачена и потеряла треть населения — больше в процентном отношении, чем все другие участники войны. Спасти сербов можно было только мирными переговорами, а для этого надо было лишить Австрию повода для объявления войны, удовлетворив австрийский ультиматум. Пункты ультиматума задевали суверенитет Сербии, но не вели к ее захвату»
[280]
.
