Скосил глаза на приборы — 2G ровно. И явно развернулись. Перед манёвром Виктор вывел на свой экран изображение с носовой камеры. И там было видно местное солнце — яркую желтую точку явно крупнее окружающих звезд. Даже без подготовки легко отличить. Хотя борткомпьютер, конечно, обвел его рамочкой и подписал. А теперь солнце пропало.

«Посмотрим…» — подумал Виктор. — «Изображение, внешние камеры, развернуть, найти солнце. Ага. Угломерные инструменты, показать шкалы, в системе координат корабля…».

Солнце оказалось слева по борту.

— Мы развернулись? — спросил Виктор, повернув голову к Вольфраму.

— Посмотри на экран, — ответил тот. — Вот наша траектория. Вот точка, где пропало излучение радара. Вот зона, в которой нужно находиться, чтобы наверняка обнаружить нас…

Вокруг траектории на главном экране образовалась этакая полупрозрачная труба.

— … пунктирная часть траектории — это вероятное продолжение нашего манёвра. А вот как мы на самом деле летим.

Линия на экране изогнулась вверх, в сторону от солнца. «Кицунэ» скоро окажется не там, где её ищут. И предугадать манёвр сложно — космос не плоский, повернуть можно куда угодно.

— А выхлоп двигателя не заметят? — спросил Виктор.

Вольфрам улыбнулся и не стал отвечать. Виктор глянул на экран еще раз. Зараза, ну точно! Опять сморозил глупость. Живя на планете, привыкаешь к самолётам, которые летают совершенно определенным образом. Космос видишь только в фильмах, но они в основном для среднего ума и такими же средними умами сняты. Поэтому всё там немного «самолётное». А настоящий космический корабль вовсе не обязан лететь туда, куда направлен нос. При торможении он движется кормой вперед — Юми это когда-то объясняла, но подзабыл уже — а в повороте, выходит, носом внутрь дуги. То есть при таком манёвре, как на схеме, «Кицунэ» сейчас летит бортом вперед. И даже немного задом, по диагонали. А патрульный корабль, где бы он ни был, и если вообще есть — догоняет, и, следовательно, мифологическая лисичка повернулась к нему передом, спрятав за спину хвосты.

— А тягу убавил зачем? — сменил тему Виктор.

— Вам двоим нужен отдых. Кроме того, засбоил один из двигателей.

— Спалил?

— Предполагаю, что дело в автоматике, — ответил Вольфрам. — Она давно вела себя немного… странно.

Он поболтал пальцами в воздухе.

— Ясно, — хмыкнул Виктор. — Что дальше?

— Если через два часа не засечем чужой радар — значит погони больше нет.

— А твоя база, где она?

— По космическим меркам очень близко. Сутки полёта при такой тяге.

— Как бы не пришлось сбавлять, — хмыкнул Виктор. — Надо сходить проверить Юми.

— Так иди, — ответил Вольфрам. — Меня менять не надо.

— Что, прям так? — спросил Виктор.

Но потом отстегнул ремни и осторожно попробовал встать. Получилось. И даже дошел до лифта без существенных проблем. 2G ощущались гораздо легче, чем поначалу казалось. Не как тащить самого себя в рюкзаке за плечами. Даже легче, чем оружие, снаряга и рюкзак в полевом выходе в армии. В начале полевого выхода, естественно.

Дверь в капитанскую каюту была закрыта, но не заблокирована. Юми неподвижно лежала на койке, пристегнувшись ремнями и закрыв глаза. Виктор хотел потрясти её за плечо, но на полпути передумал, и тихо сказал:

— Эй…

— Можно я сдохну? — ответила девушка, не открывая глаз.

— Нельзя. Ты еще должна неизмеримо вырасти как художник и подарить миру лучшие произведения кхм… изобразительного искусства.

— То есть ты веришь, что мы выберемся живыми из этого дерьма?

Юми открыла глаза и медленно повернула голову к Виктору.

— Я верю, что мы еще побарахтаемся, — сказал он. — Это веселее, чем сидеть и ждать.

— А чем лежать?

— Пока лежи. Скоро убавим тягу.

Юми росла на космической станции, для неё 2G — это почти четверочка. Виктору тоже было не очень. Вольфрам… похоже перегрузку не ощущал вообще. Тем более стоит ему намекнуть, что надо убавить тягу. И еще пора бы поесть. Давно пора. А Виктор почему-то точно знал, что при такой перегрузке обедать ни за что не согласится.

* * *

«Кицунэ» ушла от погони. Вроде бы. Наверное. Если погоня вообще была. Хотя сохранялась возможность напороться на корабль Федерации, Союза или даже имперский практически в любой точке. После того, как хозяин системы, «Консорциум», неким образом закончился, его останки целых сто лет исследовали вплоть до последнего радиоактивного камешка. И тщательно следили друг за другом, чтобы никому лишнего не досталось. Карта Вольфрама создавала именно такое впечатление — трагедией воспользовались по полной. А если вспомнить рассказы Шульца о неведомых чудесах и технологическом превосходстве…

Полицейское чутьё подсказывало Виктору, что эта история дурно пахнет. Он даже пытался разговорить Вольфрама, но тот отмалчивался и почти не выходил из рубки. Зато убавил тягу еще вдвое, до единички. И обозначил срок — два дня.

Два дня до базы, которую не нашли три сверхдержавы за сто лет. Судя по фырканью Юми, можно было и быстрее — летели каким-то кружным путём. Прятались от патрулей? Или просто Вольфрам очень боялся рассекретить свой невероятно секретный объект? Прячет там что-то ценное?

А для Виктора самым ценным было время. Еще минус два дня. И никаких оправданий.

Тем не менее, жизнь на корабле налаживалась. Отмыли потолок, вставили плафон, починили экран в кают-компании — там провод открутился — собрали всю посуду по отсеку. Сломали санузел и душ. Починили. Виктор мыться не пошел — боялся намочить рану. Наскоро протёр лицо мокрым полотенцем, а потом загнал в душ Юми и строго-настрого наказал плескаться до упора, пока вода не кончится. Ей давно пора расслабиться. А вода потом отфильтруется. К завтрашнему дню. Может быть. Фильтры убитые настолько, что не всякая свалка их примет.

К концу вторых суток впереди по полёту — то есть со стороны кормы, потому что торможение — показался ничем не примечательный планетоид. Виктор как раз зашел в рубку, хотел позвать Вольфрама обедать. Он в последний раз ел еще до боя с пиратом, и даже таблетки свои пить прекратил.

— Подлетаем?

— Да. Скажи капитану, чтобы готовилась к посадке.

Юми с полчаса назад надела скафандр, взяла баллон с герметиком и полезла в грузовой отсек искать утечку воздуха. Что-то там где-то не до конца затянулось, и за два дня давление упало процентов на пять.

— Сейчас еще на орбиту выходить будем, — вспомнил Виктор. — Время есть.

— Около часа, — ответил Вольфрам. — Садимся с ходу.

— А что, так можно было?

— Звучит как сарказм. Свяжись с Юми, пусть заканчивает побыстрее. Нам нужно проверить исправность посадочных опор, их могли повредить в бою. Лучше это делать при выключенной тяге.

Юми, как оказалось, уже собирала инструменты. Узнав о посадке, примчалась в рубку прямо в скафандре, даже шлем не сняла. Потом вырубили тягу, и они с Вольфрамом долго тестировали шасси. Рассинхронизировали все четыре ноги, аккуратно выдвинули их по одной, и решили обратно уже не убирать — в вакууме без разницы.

Виктор, тем временем, разглядывал планетоид в телескоп. Подлетали с солнечной стороны, и можно было разглядеть сложный изрезанный ландшафт, кратеры и трещины, настолько глубокие, что, казалось, маленькая планета чудом не лопнула.

— Кто ж тебя так?.. — хмыкнул он себе под нос.

— Луна, — неожиданно ответил Вольфрам.

— В смысле?

— На эту планету упала её собственная луна. По геологическим меркам достаточно недавно.

— Офигеть, — выдохнула Юми. — Сколько летаю — о таком даже не слышала.

— Космос необъятен и полон чудес, — улыбнулся Вольфрам.

— А ты, наверное, много чего видел? — не унималась Юми.

— По пальцам не пересчитать. Даже мне.

— А можно я встряну с вопросом? — напомнил о себе Виктор. — Куда мы тут садиться собираемся? Компьютер пытается меня убедить, что вон та гора — семьдесят пять километров высотой.