- Зато на моем месте... - Реми закашлялся.
- Я же говорил, - вздохнул лекарь. - Юноша, подайте герцогу питье.
Рене стоял, едва понимая, на каком он свете и что теперь делать. Подобной отповеди он не ожидал, и даже в дурном сне ему привидеться не могло, что брат не только откажется от всего сделанного Рене, но еще и выскажет это подобным образом и при трех посторонних.
- И, мстительный мой братец, - напившись, продолжил Реми, - не хотите ли и себя занести в список моих врагов?
- За что?!
- За вашу болтливость. За поручение, которое вы дали господину Ларэ, дурак... или назвать вас предателем?
- Вы же сами писали мне...
- Я писал вам о том, что, возможно, сделаю. Вы же отправили Ларэ сообщить об этом королю. Он и сообщил - он на редкость... исполнительное создание! Кстати, где сейчас этот цветок энорский?
- Должен был находиться во дворце.
- Будем уповать на лучшее и искать его среди уцелевших. Ну так что, любезнейший мой Рене, вы дурак или предатель?
- Герцог, я...
- Герцог здесь - я, - оскалился Реми. - Вам же я задал вопрос. Ну?
- Дурак, - тихо выдохнул Рене. - Я прошу прощения за дерзость и самовольные действия, господин герцог.
- Считайте, что первую свою вину вы искупили. Вторую - посмотрим. Я вас более не задерживаю, Рене. Сорен, проводите господина Алларэ и распорядитесь...
Господин Алларэ не стал дожидаться, пока мальчишка, клубочком свернувшийся рядом с Реми, сообразит, что ему приказали сделать. Он развернулся и вылетел вон, не обращая внимания на бросившихся к нему с вопросами владетелей, быстрым шагом вышел во двор. Темнота, липкая и вязкая, словно желе из морских водорослей, воздух прохладный, но душный, словно им уже дышали тридцать раз, голоса за спиной...
Благодарность герцога и брата оказалась удивительно своеобразной.
Рене споткнулся о какую-то бадью, с размаху пнул ее. Проклятая деревяшка оказалась во много раз тяжелее, чем он предполагал. В ступне, защищенной лишь тонким сапогом, что-то хрустнуло. Боль была бело-алой и пятнистой...
Теперь он все еще хромал, и опираться на пальцы левой ноги было неприятно, но это волновало Рене в последнюю очередь. Голова шла кругом - от обиды, от удивления, от собственной беспомощности и ненужности. В помощники Реми выбрал старшего из братьев Аэлласов, Гильома, ну и, разумеется, бруленца. Эти двое, вместе с помощником лекаря, ни на шаг не отходили от Реми, а про Рене все забыли. Оставалось только догадываться, что сказал им герцог. В доме кишели люди, постоянно кто-то уезжал и возвращался с вестями из столицы, и, чтобы быть в курсе дел, Алларэ устроился в кабинете перед спальней, в которой лежал Реми.
Спрашивая входящих о новостях, он чувствовал себя дураком; и вдвойне дураком чувствовал, когда спрашивал выходящих о том, какие распоряжения они получили. Делать вид, что так и должно, требовало больших усилий; но и это оказалось бесполезным: на очередной вопрос Гильом, сновавший туда-сюда, ответил: "Господин герцог не велел мне сообщать вам".
Кесслер не был так упрям, и на вопрос "куда и с каким поручением отправил его герцог", коротко доложил; без малого девятина воспитания пошла ему на пользу. Это стало последней каплей в чаше терпения, и Рене удалился в залу. Если герцог соизволит его позвать - так тому и быть, если же нет - ну что ж, брат сделал свое дело, брат может убираться восвояси. Семья Алларэ многочисленна, наследника выбрать будет не так уж и сложно...
Лелея свою обиду, Рене все же вошел к герцогу вместе с Сореном и вторым юношей. Он уселся в кресло в дальнем углу и притворился тихой неприметной тенью от комода. Двое мальчишек явились как раз во время ссоры герцога с мэтром Беранже. Сцена была изумительная, и в другое время Алларэ веселился бы до упаду, вставляя реплики: старый лекарь оказался не менее упрям, чем Реми.
- Чего вы хотите?! - бушевал Беранже. - Завтра выступать перед Ассамблеей? У вас лихорадка и бред! И ваши желания тому лучшее доказательство! Вы останетесь здесь и будете лежать в постели еще седмицу!
- Это вы мне указываете?
- Вы обратились ко мне, и поэтому я вам указываю! Я - член цеха медиков и аптекарей, и я отвечаю за ваше здоровье...
- Допустим, это не я к вам обратился...
- Вы, находясь в здравом уме, приняли мои услуги!
- Так я все-таки в здравом уме? - улыбался Реми.
- В данный момент - нет!
- Значит, и репутация ваша не пострадает. Так и сообщите в цех - пациент, будучи буен и безумен, на свой страх и риск...
- Я вам не позволю!
- Как же вы мне помешаете?
- Уж я найду способы...
Рене разглядывал второго юношу, пожаловавшего в дом и с интересом внимавшего перепалке. Мундир сидит кое-как, но на поясе - отличная шпага старой эллонской работы. Средний рост, то же хрупкое сложение, что и у Кесслера, темные, почти черные волосы, правильное лицо, почти девичье. Глаза забавные - переменчивые, цвета морской воды, и выражение в них странное, тревожащее. Общего у Руи Гоэллона и его племянника было ничтожно мало: разве что цепкий взгляд, словно ощупывавший все в спальне - людей, обстановку. Тонко вырезанные ноздри трепетали, как у гончей.
Парень казался бы таким же не заслуживающим внимания сопляком, как его бруленский приятель, если бы не эти глаза - непроницаемая гладь моря, в которой отражалось окружающее. Слишком четко отражалось, без наивной восторженности и глупости Кесслера.
- Господин герцог! - открыл рот младший Гоэллон. Голос у него был звонкий и чистый. - Вы поступаете весьма опрометчиво, споря с почтенным мэтром!
- Крыса аптекарская вы, сокровище! - поднял на него взгляд Реми; тон неприятно резанул по ушам своей интимностью. - Беранже, к вам явилось подкрепление. Я сдаюсь.
- У вас есть час, чтобы закончить свои дела, - поднялся со стула торжествующий лекарь. - После этого вы будете спать. Юноша, не советую вам пренебрегать этим распоряжением. Состояние господина герцога вовсе не столь благополучно, как он желает всех убедить.
- Я заметил.
- Надеюсь, что наблюдательность вас не покинет.
Выпустив последнюю отравленную стрелу, почтенный мэтр удалился. Остался тихий мальчишка-ученик, еще более неприметный и похожий на предмет обстановки, чем приютившийся в углу Рене.
Он посмотрел на брата, больше похожего на собственный призрак. Остриженный накоротко, словно больной гнилой горячкой, без привычной всем роскошной золотой гривы, он был мало похож на себя.
Настои и отвары не больно-то помогли Реми. Жар, застарелая лихорадка, искалеченные руки, истощение - не то, что проходит за неполные сутки. Держался герцог только на непоколебимой воле, и, как ни старался скрыть это, - не получалось. Выдавали его и блеск глаз, и затрудненное дыхание, и постоянная жажда.
- Присаживайтесь, сокровище. Сорен, подайте мне эту мерзость, что в кружке - у вас хорошо получается. Этот лекарь, которому надо податься в стражники, в общем, прав. Мне действительно нужен отдых, но я предположил, что вы... м-м... натворите дел. Верно, Алессандр? - подмигнул Реми.
- Это зависит от вас, господин герцог, - неожиданно разумным тоном ответил Гоэллон. Рене удивился: похоже, в паре приятелей этот был более толковым. - Я отдал только два распоряжения, в остальном я хотел бы действовать, согласуясь с вами.
- Какие именно?
- Эллонские полки не будут подчиняться коменданту. Эллонские владетели не позволят себя арестовать. Вместе с личными отрядами они соберутся в определенном месте.
- Это Бернар вам подсказал?
- Нет, господин герцог. Так решил я сам.
- Умнеете на глазах, Алессандр. Вы уже слышали о завтрашней Ассамблее?
- Да, разумеется.
- До заседания мы не будем предпринимать никаких решительных действий. Я буду выступать и требовать отстранения господина Скоринга от должности. Проведения настоящего расследования... расследований. Всех происшествий, начиная с хлебного бунта. Надеюсь на вашу поддержку.
