- Я не буду это пить! Воды! - Как трудно дышать, как трудно говорить в полный голос... Кажется, на грудь положили подушку с песком, как тогда, после родов, клали на живот. Только эта - в десять раз тяжелее. Давит, мешает приказать.
- Ваше величество, прошу вас! - Придворный медик все маячит перед глазами, застилая того, черноволосого, которому так нужно сказать важное, очень важное...
- Я хочу видеть сына!
- Кого из принцев хочет видеть ваше величество?
- Я хочу видеть сына! Сына... моего сына... - Да неужели так трудно понять?!
- Ее величество желает видеть принца Араона!
Часть первая. Лето. Потомок. Сопляки.
*
1. Собра - Брулен - Сеория
Бернар Кадоль, капитан личной гвардии герцога Гоэллона, обладал потрясающим умением доносить свои мысли до собеседника при помощи одного взгляда. Талант этот особо ярко проявлялся, если Бернар не думал о собеседнике ничего хорошего. Тяжелое грубоватое лицо эллонца не слишком подходило для утонченной мимики и многозначительных гримас; на нем навсегда застыло одно-единственное вежливо-пренебрежительное выражение, словно капитан смотрел на весь окружающий мир свысока, хотя и был среднего роста. Для господина это выражение чуть-чуть менялось, оставаясь только вежливым, не более того, и делалось ясно, что у Бернара на все есть свое непоколебимое мнение, хотя он и не стремится сообщать его каждому встречному.
Глаза же на этом лице, которое могло принадлежать и крестьянину, и главе Старшего Рода, жили своей отдельной жизнью. Обычно они, узкие и длинные, словно с чьего-то чужого портрета, может быть, кого-то из алларских герцогов, прятались под тяжелыми выступающими надглазьями, отделенные от них лишь изгородью жестких белесых ресниц. Порой же Бернар смотрел на распекаемого гвардейца или слугу в упор, и тому не нужно было уже ничего слышать, чтобы понять, кем именно считает его капитан.
Сейчас пришла очередь Саннио; глаза, цвет которых был изменчивым, словно зимнее небо - то почти белым, то хмурым темно-серым, - смерили наследника, взвесили и оценили: дурак. Таков был ответ на вполне невинный вопрос о том, может ли господин Гоэллон принимать в доме гостей.
Несколько мгновений спустя последовал и ответ словесный.
- Молодой господин, вы еще спросите, спать вам на кровати или на полу в кухне.
- Я имел в виду, - вздохнул в очередной раз неверно понятый Саннио, - уместно ли это будет ввиду отсутствия дяди...
- Ввиду войны, - хмыкнул Бернар. - Мы траур еще не объявили, кажется.
- Зато писем не получаем...
- Ну да, отправьте их с королевским гонцом, - у Кадоля определенно было язвительное настроение. - Потом гадайте, к кому приедут.
- У королевских гонцов получается доставлять доклады за десять-двенадцать дней, а у наших - нет?
- Я отправляю письма каждый первый день седмицы.
- И мы не получили ни одного ответа. А новости узнаем от герольдов на площадях! А хоть один гонец вернулся?
- Нет, - покачал головой Кадоль.
- Вы считаете, что это вполне естественно?
- Считаю, молодой господин. Потому как лучше вас знаю любовь господина герцога к переписке. Гонцов же он приставил к делу, уверен.
- Ну, надеюсь, что дело в этом... - Саннио помнил, конечно, как осенью в Сауре ждал обещанного письма, а вместо этого приехал собственнолично дядя; должно быть, у него не нашлось и десятка минут на записку.
- Так кого вы хотели пригласить в гости? - Капитан не любил разговоров в духе "если да кабы".
- Господина Кесслера.
Бернар еще раз смерил Саннио острым взглядом, но на этот раз наследник не догадался, о чем тот думает. Впрочем, ни малейшего неодобрения в этом взгляде точно не читалось. Капитан вполне благосклонно относился к бруленцу, который был вхож в дом герцога Алларэ.
- Вы будете принимать его в своем кабинете или в гостиной второго этажа?
- В кабинете. - Уж если дядя так поступает со своими гостями, то почему бы и Саннио не последовать его примеру? Тем более что приятель недолюбливает церемонии, о чем много раз говорил.
Из распахнутого настежь окна в комнату лился теплый желтоватый свет. Лето окончательно вошло в свои права: вызолотило столицу с ее белыми стенами и светлыми мостовыми, коснулось и обстановки в комнате. На темные панели, которыми были обшиты стены, словно брызнули расплавленным золотом. Летний свет заново расшил гобелены золотой же нитью. Белые подушки на диване будто испачкались в пыльце одуванчиков, которые слуги с тихой бранью выдирали из цветника перед домом, но упрямые сорняки все росли и росли, впитывая небесную желтизну.
- У тебя уютно, - оглядываясь, сказал Сорен. На "ты" они, почти ровесники, перешли еще в первый час знакомства. - Очень так... традиционно и удобно.
- А еще у нас отличное вино, - подмигнул Саннио.
Общаться с молодыми людьми из высшего общества Собры оказалось ничуть не сложнее, чем со сверстниками из школы секретарей. Среди них были умные и глупые, заносчивые и вежливые, но они не отличались ничем особенным от своих ровесников намного ниже по положению. Незримая стена, отделявшая Саннио от благородных людей, существовала только в его воображении. Может быть, те, кто хотел бы поддразнить бывшего секретаря, попросту опасались связываться с его дядей, а может, это и впрямь никого не волновало.
По крайней мере, Сорена Кесслера не волновало точно. Саннио однажды проговорился, что из-за обстоятельств своего возвышения чувствует себя неловко, на что бруленец расхохотался и ответил, что после короля Адалиона это попросту глупо. Правивший лет двести назад король был сыном какой-то пастушки, но из троих своих отпрысков отец выбрал наследником именно его.
- Ты - четвертый в очереди на престол, и какая разница, где ты провел начало жизни? - добавил он. - Да хоть в тамерском рабстве. Золотая кровь есть золотая кровь.
- Мать и Воин, какой престол?! - услышав сие, Саннио едва не подавился яблоком.
- Королевский, - приятель похлопал юношу по спине. - Считай сам: два принца, твой дядя и ты.
- Я каждый день буду молиться за здравие короля, принцев и дяди, - вполне серьезно пообещал Саннио.
После первой бутылки вина Сорен вдруг вспомнил ту шуточную беседу во время прогулки. Прошла почти девятина, но разговор почему-то запомнился обоим, хоть с того весеннего дня и случилось очень многое. В усмирении беспорядков Кесслер не участвовал, о чем невероятно жалел и сознавался в том, что завидует приятелю. Его же очень не вовремя пригласили в гости в поместье Леруа, вассалов Алларэ. Вернулся бруленец, когда все уже кончилось, а герцог Реми был арестован.
- Ты все еще не хочешь занять престол? - спросил Сорен, щуря зеленущие глаза, почти как у его кумира, если того хорошенько разозлить.
- С ума сошел?
- А что? Ты бы мог сделать много полезного. Например...
- Например, мой дядя оторвал бы нам обоим головы за такие беседы, - взмахнул рукой Саннио. - По крайней мере, мне.
- Это тебе. А мне подсыплет чего-нибудь от болтливости.
- Мускатника я тебе и сам подсыплю, - усмехнулся юноша, прошедший полный курс обучения у королевского предсказателя. - Десяток орехов - и будешь молчать, как рыба.
- Страшный ты человек, Алессандр... - вздохнул бруленец. - А вот скажи-ка мне, что такого можно подлить человеку в ужин, чтобы он заснул? Чтоб надолго?
- Млечный сок, - не задумываясь, ответил Саннио.
- А не заметно будет?
- Да нет, если в вино - точно не бу... - наследник опустил на стол свой бокал и пристально уставился на приятеля. - Ты что затеваешь?!
- Я просто интересуюсь... - Сорен смотрел в потолок и беспечно раскачивался на стуле, но все эти ужимки хозяина не обманули. Бруленец что-то задумал. - Да просто так...
Саннио внимательно посмотрел на Кесслера. Черные с медным отливом волосы до лопаток, черно-лиловый костюм, изящно облегающий фигуру. Тонкие губы сложены в невиннейшую из улыбок. Только из глаз смотрит целая куча демонов - от младших, типа злоязычия и непокорности, до старших: гордыни и гнева. Столичные знакомые утверждали, что Кесслер и младший Гоэллон похожи, как родные братья. Беспардонно врали. Если издалека их еще можно было перепутать - среднего роста, стройные, темноволосые, белокожие - то достаточно было посмотреть в глаза одному и другому, чтобы навсегда усвоить разницу. В приятеле полыхало то пламя, которым на фресках окружали фигуру Противостоящего, Саннио же этого был начисто лишен; по крайней мере, ему так казалось.
