Молодой человек повернулся к окну и прислушался. Тишина за окном стояла удивительная для столицы - словно ночью в храме. Немного тянуло гарью, но лишь чуть-чуть, должно быть, сильных пожаров не случилось, впрочем, Бернар рассказал бы о них, и о беспорядках, если бы они начались вновь. Саннио бросил короткий взгляд на капитана охраны, допивавшего очередную чашку чаю. Доверенное лицо герцога Гоэллона исключительно разочаровало наследника. Спору нет, Бернар был очень полезным помощником. Он умел собирать новости, командовать людьми, выполнять самые сложные поручения и подсказывать дельные решения, но господин Гоэллон сегодня уяснил главное: Кадоль должен его слушаться, а не наоборот. Ему нужно приказывать и выслушивать его соображения, как лучше выполнить приказ, но - капитан охраны не вождь и никогда им не будет. Он слишком осторожен, слишком нерешителен и предпочитает выжидать. Дядя всегда поступал иначе, да и герцог Алларэ... Саннио вспомнил дни хлебного бунта и тихо вздохнул. Кто-то должен принимать на себя ответственность и действовать, иначе плохо будет всем...
- Молодой господин, к вам господин Кесслер с письмом лично в руки! - прервал печальные размышления Никола. - Прикажете пустить?
- Разумеется! - подпрыгнул на стуле Саннио. - Немедленно! Подайте вина.
- Я даже могу предположить, от кого это письмо... - улыбнулся Бернар.
Вошедший в столовую друг показался наследнику удивительно повзрослевшим, кажется, даже подросшим на ладонь, опустошенным и усталым. На нем был бело-серый мундир офицера городской стражи, и в нем Сорен выглядел подтянутым и строгим. Осунувшееся загорелое лицо, заледеневшие глаза...
Кесслер протянул руку Саннио, потом - капитану охрану; на улыбку он не ответил.
- Вы поступили на службу в эллонский полк городской стражи? - с деланным интересом вопросил Бернар. - Не припоминаю, чтоб подписывал подобный приказ.
- Вы простите мне этот маскарад. Это в ваших же интересах, - уверенно сказал бруленец и достал из-за пазухи свернутый трубочкой и смятый лист бумаги. - Алессандр, это тебе. Подписи нет, но я думаю, ты поверишь, что письмо не поддельное.
- Почему нет подписи? - удивился Саннио.
- Герцог Алларэ пока что лишен возможности подписывать документы.
Господин Гоэллон насторожился, но прежде чем задавать вопросы, нужно было прочитать письмо. Четкие, но слишком крупные и по-простому выписанные буквы, должно быть, писал кто-то из слуг; бумага - с ажурной виньеткой в виде цветов шиповника и мака, на таких пишут записки любовницам...
"Сокровище мое! Меня переполняет желание повидаться с вами, причем незамедлительно. Если вы разделяете его, то податель сего письма проводит вас. Искренне ваш, в расчете на взаимность, Р.А."
Саннио зачитал послание вслух, улыбнулся и кивнул. Письмо, написанное герцогом Алларэ, в подписях и личных печатях не нуждалось, достаточно было и стиля, позволявшего услышать голос.
- Разумеется, разделяю. Мы уже начали вас искать...
- Тогда едем, - Кесслер залпом выпил поданный бокал вина и взялся за шляпу. - Возьми с собой человек пять на всякий случай.
- Бернар, распорядитесь. Сорен, подожди, мне нужно переодеться... Пойдем со мной, расскажешь, как вам удалось... - Саннио за руку потащил приятеля с собой наверх; тот не отказывался, но выглядел раздосадованным, и, кажется, вовсе не был рад встрече. - Да что с тобой такое?
- Прости... я не спал больше суток, - Кесслер очень знакомым жестом потер пальцами виски. - И мне было велено торопиться.
- Если я не переоденусь так же, как ты и прочие, ничего хорошего не выйдет, - объяснил Саннио, отдавая распоряжения Ванно. - Что с герцогом?
Кесслер вместо ответа повернулся к зеркалу и принялся оправлять и без того безупречно сидевший мундир, потом принялся за кокарду на шляпе, а закончил изучением форменных перчаток на предмет случайных пятен. Хозяин все с большим удивлением следил за этим представлением, и, наконец, не выдержал.
- Сорен, я понимаю, что ты устал, но я спросил...
- Приедешь - увидишь. Я не уполномочен об этом докладывать кому бы то ни было.
- Какие у тебя интересные манеры...
- Можешь поблагодарить за них господина Рене.
- Почему ты называешь его, как слуга? - изумился Саннио.
- Потому что он обращается со мной, как со слугой. - Выражение лица и тон голоса бруленца навели господина наследника на мысль, что тому нужно было подать не вина, а настойку пустырника: от подобного замогильного спокойствия до самых отъявленных глупостей обычно - всего полшага.
- Но зато тебе удалось...
- Зато мне удалось.
- Сорен, да что с тобой?
- Пожалуйста... - Впервые на лице приятеля появилось что-то, отдаленно похожее на прежнее шалое и упрямое выражение. - Пожалуйста, оставь меня в покое! Я потом с тобой поговорю. Все расскажу. О том, о чем имею право рассказывать. Потом... Едем, прошу тебя.
Рене Алларэ мерил шагами широкую гостиную залу в доме владетеля Леруа. Доходил до остывшего камина, пытался заставить себя рассмотреть коллекцию оружия, потом обходил залу по периметру, слепым взглядом провожая щиты и гербовые знаки, которыми были украшены все четыре стены, и вновь возвращался к камину. На рассвете он попросил мэтра Беранже дать ему что-нибудь, что позволило бы обойтись без сна еще как минимум день. Лекарь просьбу выполнил, но это оказалось некстати. Часом позже Рене уяснил, что может убираться на все четыре стороны, к воронам, селедкам и крабам морским - он здесь больше не нужен.
В отличие от бруленского мальчишки. В отличие от неведомого наследника герцога Гоэллона, о котором Рене почти ничего не слышал; нашелся некий племянник-сирота и оказался наследником, чудеса в кадушке, извольте радоваться. Племянник был на год младше Кесслера, следовательно, еще больший шалопай и бесполезный балбес - и вот, эти двое Реми нужны, а брат и наследник - нет; Рене мог лечь спать, уехать в Алларэ, отправиться в Собру или повеситься в дверном проеме, это никого не взволновало бы, и герцога Алларэ - в последнюю очередь.
Дома ждали дети, ждала Кари, им нужен был муж и отец, а родовые владения нуждались в управлении, которым пять лет бессменно занимался Рене; здесь же его никто не ждал и никому он нужен не был. Это выяснилось довольно быстро. Пока он рассказывал Реми обо всех событиях с момента его ареста и вплоть до дня освобождения, герцог внимательно слушал, переспрашивал и кивал, по-видимости, совершенно не обращая внимания на возню лекаря. Кесслер сидел в изголовье кровати, тихий, словно кошка, и, слава Сотворившим, молчал; но одного его присутствия было достаточно, чтобы Рене чувствовал себя неуютно.
Не на своем месте.
Когда Рене от описания событий и отчета о своих действиях перешел к пересказу своих планов, брат и герцог удивленно приподнял бровь и передернул плечами.
- Сорен, помогите-ка мне сесть. Рене, любезнейший, и скольким же моим вассалам вы поведали этот изысканный план?
- Всем, кому мог полностью доверять, - наследник уже чувствовал подвох, но еще не понимал, в чем именно он состоит.
- Ну, сколько же их, сколько? - с живейшим интересом продолжал Реми; саркастическая усмешка не предвещала ничего хорошего.
- Около полусотни...
- Бедный, бедный Рене! Я вам очень сочувствую. Теперь вам придется донести до полусотни владетелей, что вы весьма погорячились, решая за меня, что я буду делать.
- Вы не собираетесь мстить за сестру? За себя? Вы все это простите? - опешил Рене.
- Того, кто виновен в смерти Мио, я уничтожу. Медленно и мучительно. Того, кому обязан этим, - кивок в сторону склонившегося лекаря, - тоже. Я не святой, но сотворю чудо, и этот человек умрет дважды. Но кому еще я должен мстить? Стране? Будущему королю Элграсу? За что, Рене? Откуда в вашей голове завелась мысль, что я позволю рвать страну на части?!
- Господин герцог, в вашем состоянии я не стал бы кричать, - поднял голову мэтр Беранже.
