– Ой, – от испуга она вздрогнула. – Привет. А что ты тут делаешь?

Хотела бы я ответить честно, но лишь ограничилась улыбкой.

– Вообще-то, учусь, – и даже врать не пришлось.

– Серьезно? – искренне удивившись, Соня поправила лямку сумки, так и норовившую соскочить.

– Да, – я безразлично пожала плечами, – на четвертом курсе.

– На дошкольном или в началке?

– Первое, – я кивнула и натянула на лицо выражение безмятежного счастья, – люблю маленьких. Так бы и затискала всех.

– О, – радостно воскликнула Соня, – и я. Правда, я только на втором.

Взгляд сам упал на тетради.

– А почему несешь тетради первокурсников?

Она суетливо прижала их к груди, глаза ее нервно забегали, а рот застыл в безмолвном отчаянии.

– Да ну брось, – я рассмеялась, – я же тоже у Кирилла Геннадьевича.

Облегчение, с которым она выдохнула, передалось и мне. Хотя я в душе не представляла, чем таким Соня занималась с Кириллом Геннадьевичем.

– Ну что, пойдем на пары? – я поднялась на первую ступень лестницы. Как бы меня ни подмывало спросить о том вечере в клубе, я решила, что стоит повременить. Чтобы представить такую особу Артему, просто привести ее будет мало.

– А какая у тебя сейчас?

Нога неуклюже соскочила с края ступени, но я вовремя подставила другую. И правда, какая у меня сейчас? Я появлялась в колледже только для того, чтобы дать денег директору и проставить в зачетке отметки. Свое расписание я даже на первом курсе не узнавала.

– Давай там разберемся. Хочешь, я тебе помогу? – Я протянула руку к пакетам, и Соня легко с ними рассталась в отличие от все еще прижимаемых к груди чужих тетрадей.

Оказавшись в стенах второго дома, я улыбнулась охраннику так широко, что свело скулы, лишь бы не показать, как внутри все перевернулось. Я ненавидела свой город за ущербность, это здание за убогость, директора за взятки и отца за то, что засунул сюда. Он мог выбрать любой универ мира, но решил оставить под своим крылом, словно без его присмотра я бы наделала непоправимых ошибок. Интересно, а он реально надеялся, что я буду вшивой воспиталкой? Фу, вытирать сопли мелким, слюнявым, писающим в штаны комкам? Да ни в жизнь.

– Алексеева! По тебе можно часы сверять, – перекатываясь как колобок, к нам приближался тот самый директор. Будто действительно ждал у входа. – Все сделала?

– Да, – робко улыбаясь, Соня протянула ему тетради, – правда, только одну группу успела.

– Ай-ай, – он, многозначительно подмигнув, покачал головой, и сходство с неваляшкой виделось еще яснее, – и чем это ты на выходных занималась?

Да ни хрена ж себе! Что тут происходит? На что намекает потный боров? Неужели наша скромница и жиробас того? Вместе? Фу, меня аж перекосило от представленной картины. Но взглянув на смущенную Соню, обнявшую злосчастные тетрадки, я даже присвистнула от озарения.

– Погодите-ка, Кирилл Геннадьевич, родимый, вы что, напрягаете отличников, чтобы они домашку перваков проверяли? А вы-то сам чем на выходных занимались?

Раскрасневшись, он кашлянул и взглянул на меня поверх своих очков-половинок:

– Румянцева? А ты тут каким боком? Раньше сессии я тебя не ждал увидеть.

– Да вот, – я сделала шаг вперед и выпятила грудь, – решила за ум взяться.

– За месяц до диплома? – он хохотнул, но покраснел еще гуще и теперь стал похож на помидор. Видимо, просчитал в уме, во сколько ему обойдется мое рвение. – Не хотелось бы портить тебе оценки.

Да он шутит! Серьезно считает, что меня этим можно приструнить?

– Во-первых, мы с вами на «ты» не переходили. А во-вторых, поищите себе новую рабыню. Соня не обязана заниматься это фигней, – я наступала, он пятился. – Один звонок и вас здесь нет. Не забывайте свое место.

Выхватив тетради из Сониных рук, я сунула их в толстые ладони директора и, пока он раздувался как шар, хотя куда уже больше, я подтолкнула девочку в правое крыло и поспешила покинуть поле боя. Если мне не изменяла память, где-то там была столовая.

– Боже, Даша, за что ты так. Мне же совсем не в тягость, – причитала по дороге Соня, пока я пыталась сориентироваться.

– Даже не сомневаюсь, – буркнула я, и найдя то, что искала, раздраженно фыркнула. Да что ж за день-то, а? Столовая открывалась в двенадцать. – Я сегодня даже кофе попить не успела. А до пары осталось пятнадцать минут, – я продолжала играть, чтобы втереться в доверие, и нет, мне не было стыдно. – Не знаешь, где можно по-быстрому взбодриться?

Соня покрутила головой.

– Кафе рядом нет, но есть палатка с кофе. Через дорогу.

– Составишь компанию?

Возбуждение нервной системы обязательно надо погасить. Иначе не миновать беды. Да и не зря же я приперлась сюда спозаранку?

– А мне до пары еще два с лишним часа.

– То есть? – преодолев половину коридора в обратном направлении, я словно налетела на невидимую стену.

– Мне ко второй паре.

– Но ты пришла к первой…

– Ага.

Виноватое лицо девчонки откликнулось нервным смешком у меня.

– Ладно, не дрейфь, верну тебя ко второй, – я снова направилась к выходу.

– А ты правда появляешься здесь только на сессию? – еле поспевая за мной, выкрикнула Соня.

Боже. Наивная простота. Ребенок.

– Да, точно, ты из Лосево, – проворчала я и поймала себя на мысли, что понимаю, почему мальчишки на таких ведутся. Вот только свои чувства я совершенно не понимала. С какого рожна мне стала интересна эта мышка? С чего я была готова броситься на защиту божьего одуванчика? Мне-то какая разница, чем она занимается в стенах вуза и за его пределами? Я просто должна привести ее Артему. Все. На этом моя роль заканчивается. Вот только, что-то мне подсказывало, что не так-то просто это будет сделать. Так, Дарья Алексеевна, тебе нужен кофе. Срочно.

Все выходные я плутала в воспоминаниях. Биты, отстукивающие ритм на коже, прохладный вкус пьяной мяты, девушка, на мгновение показавшейся такой родной.... Артем.

Я говорила себе, что это просто один вечер. Повторяла снова-снова, что больше никогда его не увижу. Что он, наверное уже уехал и не сможет меня найти, даже если захочет. Стоя перед зеркалом строго внушала, что только в сказках заезжие принцы влюбляются в серых мышек, а потом живут с ними долго и счастливо, но тут же возражала сама себе – пусть. Мне все равно. Даже если только одна волшебная ночь суждена нам – я хочу запомнить ее навсегда. Его руки не лгали в том танце, его глаза смотрели только на меня. Я закрывала свои, и сразу бархатная темнота окутывала сознание, в ушах мурлыкало медовое "не обижайся, синеглазка", пальцы начинало ломить от фантомного ощущения гладкого тела, ноздри трепетали, вспоминая горьковато-цветочный аромат кожи.

Гора итоговых контрольных, которые я обещала Кириллу Геннадьевичу проверить, молчаливо меня укоряла. Я, измученная виной и предчувствуя разочарование преподавателя, просидела над работами первокурсников весь вечер, но смогла одолеть лишь половину. Когда мои руки помимо воли нарисовали на полях чужой тетради два соединенных сердца с буквами С и А, пришлось признать, что голова моя способна думать лишь об одном.

Артем.

Я злилась на себя за то, что так глупо сбежала. Воображение дорисовывало, как он мог подойти бы ко мне позже, после танца и что бы сделал…

Правда, на этом моя фантазия смущенно стопорилась, и я стыдливо уворачивалась от собственных мыслей, в которых фигурировали чувственные губы Артема.

Ужасно хотелось поделиться своими переживаниями, хоть как-то освободить себя от захлестывающих эмоций, но Таня ко мне не заходила. Я решила, что она стыдится и переживает, и, не выдержав молчания, в воскресенье пошла сама сказать, что я не сержусь и понимаю, но мой робкий стук остался без ответа. Постояв немного под дверью, я ушла.

Утро новой недели я встретила протяжным вздохом. Ужасно не хотелось выбираться из сладкого сна, возвращаться из розовых грез, в которых моя любовь с Артемом была так прекрасна, но…. Я любила учиться и точно знала, что из кружащего голову наваждения меня вытащит колледж. Да и солнце светило ярко-ярко, а небо, умытое чистотой, слепило глаза синевой. Чем не счастье? Шагалось легко, сердце мое подпевало музыке весны и света, звучащей в воздухе, уверенность в том, что я стою на пороге чуда, переполняла меня. И оно действительно ждало меня на пороге.