– Блин, не нравится мне всё это…

Побежав, Макс с Игорем вскочили в автобус. Казалось, Сергей даже не заметил их. Когда автобус тронулся, он едва удержал равновесие, ухватившись за поручень, и тяжело рухнул на сиденье. Подошедший было контролёр отпрянул, едва заглянув ему в лицо и, уже отойдя, продолжал опасливо коситься в его сторону.

– Наркоман, наверное… – донёсся до Макса чей-то комментарий.

– Господи, и развелось же! – послышалось в ответ. – Одет-то вроде прилично!

– Да все они до поры – до времени…

Не совсем отдавая себе отчёт в том, зачем он это делает, Макс, проигнорировав попытку Игоря удержать его, протиснулся к месту, где сидел Сергей, и сел напротив, благо других желающих занять свободное место рядом с ним не нашлось. Сергей не отреагировал, глядя перед собой неестественно суженными, помутневшими зрачками.

Все эти дни Макс следил за ним издалека, постоянно думал о нём, мучительно пытаясь разгадать его природу, однако, несмотря на подтверждения своих самых неправдоподобных догадок, всё же в глубине души продолжал считать его живым человеком. Но сейчас, впервые находясь в такой близости от него, Максу стало по-настоящему не по себе. Не потому, что сидящий напротив был опасен, хотя он, безусловно, был опасен. Но реальная опасность отступала перед детским воспоминанием о бледном неподвижном лице на балконе, и перед тем, что сейчас он видит перед собой такое же мёртвое лицо. Та женщина была мертва, но она стояла и смотрела. Этот человек мёртв, но он движется, говорит, ездит в автобусе и делает множество простых обыденных вещей, которые вмиг перестают быть простыми и обыденными, когда их делает тот, кто уже не может делать ничего.

И в этот момент Макс осознал, что безжизненный взгляд направлен на него. Губы, только что выглядевшие окоченевшими, шевельнулись.

– Увидел, что хотел?

– Не хотел я этого видеть. – Макс боялся, что его голос дрогнет, но не от страха, а потому что его робость перед приметами смерти внезапно схлынула и он ощутил себя взметнувшимся на гребне волны адреналина.

– Что ж не отвернулся?

– Если я сейчас буду смотреть в окно, это Лику вернёт? Или Дашу?

– А если будешь смотреть на меня, то вернёт?

– Кто ты?

– Ты это понял, когда забрался ко мне в дом.

– В дом? Нет. Дом – это место, где живут.

– Это… тоже дом.

– Это твоя могила.

По лицу Сергея пробежала похожая на судорогу усмешка, а из тёмных глаз на короткий миг ушла мёртвая муть.

– Значит, ты – осквернитель могил, Макс.

Автобус выехал из-под тени деревьев и в окно упали яркие лучи заходящего солнца. Сергей поднял руку к лицу, словно желая заслониться, судорога, снова пробежавшая по его лицу, уже не напоминала усмешку.

– Что с тобой? – вырвалось у Макса.

– Ты тоже щуришься от солнца… – Сергей сжал поручень рукой с выпуклыми, неестественно потемневшими венами, и с трудом поднялся. – А знаешь, Макс… с тобой было приятно побеседовать.

– Приятно?

Волна адреналина ударила так, что Максу показалось, будто его сердце взорвалось точно бомба. Он перехватил руку Сергея, заставив его неловко упасть обратно на сиденье и заметив, как остановившиеся глаза на миг широко распахнулись, став совсем живыми – удивлёнными.

– Приятно?

Перед глазами Макса возникла травинка, застрявшая в застёжке туфельки. Понимание, что без Лики, без Даши и Марины, без Вики, без Антона жизнь больше никогда не будет прежней, ранило своей отчётливостью, как вспышка молнии на миг лишает мир привычных цветов, превращая всё вокруг в негатив. Он ощутил, что его пальцы продолжают сжимать холодное запястье, и отдёрнул руку.

Автобус повернул, в окно снова ударил луч садящегося солнца и Макс увидел, что лицо Сергея изменилось, точёные линии носа и скул расплылись, кожа потемнела, а в гниющем провале на месте щеки что-то отвратительно шевелилось. Это длилось один короткий миг. В следующую секунду Сергей резко поднялся и, отвернувшись от Макса, направился к двери. Пассажиры – кто с опаской, кто с брезгливым выражением лица – расступались перед ним.

Макс с трудом перевёл дух, встал следом и протолкался обратно на заднюю площадку.

– Ты что, разговаривал с ним? – Игорь выглядел совершенно обескураженным.

– Видел же, так чего спрашиваешь?

Автобус затормозил возле ближайшей к центру остановки. Сергей вышел. Макс с Игорем, пропустив несколько человек, вышли следом.

– О чём ты с ним говорил? – Игорь выглядел совсем сбитым с толку.

– Он издевается. Он просто над нами издевается. И он боится солнца… Нет, не солнца даже, а заката. Заката он боится. Если я смогу его убить, то только сейчас.

– Ты говоришь – он мёртвый?

– Да… убить – неподходящее слово.

– Я не об этом… – Игорь осёкся.

Они шли вслед за Сергеем, поодаль, но не выпуская его из виду. Макс ощущал в собственных движениях почти механическую целеустремлённость, но его это даже радовало. Или, скорее, каким-то образом успокаивало.

– Макс, я о другом… Ты говоришь, что он мёртвый. Значит – это не будет, ну… убийством. Да?

– Ты имеешь в виду, что мы в тюрьму не сядем?

– Ну… типа – да.

– Не знаю. Но если он исчезнет… – Макс почувствовал, что усмехается. Очень зло усмехается. – Если он пропадёт, об этом точно никто не заявит.

– Да?.. Ну, ладно… Хоть так.

– А если его найдут, это будет очень старый труп. Разложившийся. – Макс не мог прогнать с лица эту усмешку, не то злую, не то нервную. – Это будет не опознаваемый труп. На нас не подумают.

– Ну, хоть так… – неуверенно повторил Игорь.

– Я его ненавижу. Он всю мою жизнь перекроил на хрен и я его ненавижу.

– Я понял. В смысле – я тоже.

Они шли вслед за Сергеем по огибающей парк улице. Жилые кварталы начинались чуть дальше, напротив парка стояли только несколько огороженных заборами коттеджей и двухэтажный деревянный дом, давно расселённый и ожидающий то ли сноса, то ли ремонта. Сергей остановился возле него, окинул взглядом пустые окна, неуверенно, словно в раздумье, приблизился к покосившемуся крыльцу с распахнутой, висящей на одной петле дверью.

Макс и Игорь застыли, глядя, как Сергей поднимается по заросшим травой ступенькам и исчезает в тёмном проёме. Потом медленно подошли. Этот дом не был уж совсем незнакомым: ещё мальчишками, обожающими всяческие развалины, они залезали в него несколько раз. Этот пустующий дом тогда казался им жутко таинственным – то ли из-за архитектуры начала века, то ли потому, что стоял на отшибе. Обычные мальчишеские игры в опасность… Сейчас дом опасным не казался. Пыльные стёкла, отражающие гаснущее солнце; уже готовые закрыться на ночь одуванчики возле крыльца; надпись «Цой жив!» на покосившейся двери.

– Слушай, а как ты на него наручники наденешь?

Макс едва не вздрогнул от неожиданности. Вопрос был, конечно, не праздный. Нормальный вопрос, только Максу всё равно показалось, что Игорь задал его только для того, чтобы потянуть время.

– Игорь, тебе лучше не ходить. Честно. Ты…

– Свихнулся?

– Ты гипнозу его поддаёшься! А я – нет.

Игорь явно хотел ответить что-то резкое, но осёкся, не успев начать, а потом усмехнулся.

– Да? А и нормально. Буду приманкой. В смысле – он отвлечётся на меня. Только ты не тормози, хорошо?

– Ты серьёзно?

– Серьёзней некуда. Всё, пошли.

И он первым перешагнул порог. Макс вошёл следом. Они очутились в прохладном сумраке подъезда, в нос ударил сырой, отдающий плесенью запах, какой обычно бывает в старых, давно заброшенных деревянных домах. Невысокая лестница с пыльными перилами вела вверх, слева от неё виднелась заколоченная досками дверь, по видимому, вход в подвал. Подождав немного, пока глаза привыкнут к полутьме, юноши начали осторожно подниматься по замусоренным ступенькам. Макс на всякий случай раскрыл молнию на сумке, звякнули наручники.

Ступеньки закончились на небольшой площадке. Дверь единственной, выходящей на неё квартиры, распахнута. Юноши осторожно заглянули внутрь: крохотная пустая прихожая, дверь в комнату выломана – на левой стороне переплёта торчали искорёженные петли. Макс медленно переступил порог, Игорь держался рядом, почти касаясь его плеча.