— Насчёт ссоры с Сорняком ты тоже солгал? — криво усмехнулась королева.
— Естественно, дорогая. Кто ж ссорится со своим главным козырем в рукаве?
— И ты готов на все эти скучные дела: заседания министров, подсчёт казны…?
— Будет тяжело, но в темнице было куда как скучнее.
— Илиана, — жёстко и холодно провозгласила Шиповничек, подходя к ним, — ты согрешила против Бога и людей, восстав против собственного мужа и изменив ему. Ты согрешила против Бога и королевства, беспощадно карая невиновных людей. Ты согрешила против магии фей, используя её во зло. Я, принцесса Шиповничек, дочь короля Леона и единственная законная наследница трёх королевств, сужу тебя по твоим злодеяниям и приговариваю к смертной казни.
— Я — твой муж и король, Анри Восьмой, по праву данному мне Богом как Помазанному Его и как твоему супругу, которому отдали тебя перед алтарём, сужу тебя по твоим злодеяниям, совершённым тобой против Бога, короны и меня, и приговариваю к смертной казни.
— У меня нет каких-либо особых прав, — рассмеялась Кара. — Но я, фея Карабос, просто убью тебя без привилегий и прав. Потому, что ты хотела убить меня. И мне это не понравилось.
Анри вынул шпагу из ножен.
* * *
Илиана побледнела. Её и без того бледная кожа стала совсем белой. Чёрные глаза казались огромными. Алые губы по цвету сравнялись с кожей. Моё сердце неприятно стиснуло холодом. «Она сама в этом виновата», — напомнила я себе, но легче не стало. Меня подташнивало от осознания, что я только что приговорила живого человека к смерти. А вот Анри и Кара, кажется, совершенно не страдали по этому поводу.
Королева оглядела нас быстрым взглядом. Усмехнулась криво и жалко от потуги выглядеть бесстрастной. Но я-то видела, как дрожали её губы. Несмотря на ночной сумрак — видела.
— Хорошая мысль, Анри, — заметила Илиана напряжённым голосом, стараясь не выдать внутреннего напряжения женщины. — Убьёшь меня, а затем появишься на поляне вместе с женщиной, которая как две капли воды похожа на меня? И объявишь, что мы помирились? И даже самые яростные мои сторонники не поднимут против тебя своего знамени!
— Именно, — подмигнул король.
— Уверена: план придумал не ты. Для такого ты слишком глуп.
Королева вдруг обернулась ко мне. Её взгляд был полон отчаяния:
— А Эртик… Что будет с моим сыном?
— Он останется жив. Анри дал клятву, что сохранит принцу и звание, и жизнь, и…
— Он станет твоим сыном?
Илиана шагнула ко мне. Я попятилась.
— Не бойся: я же в оковах. Да и колдовать здесь нельзя. Ты же знаешь это. Пожалуйста, — её голос срывался от сдерживаемых рыданий, — пожалуйста, сестричка, береги его. Я была плохой матерью, но ты… Ты должна стать лучше. Пусть он живёт в любви, пусть никогда не узнает, что ты — не его мать.
Из её глаз хлынули слёзы и заблестели лунными дорожками на щеках. Мне стало совсем не по себе.
— Пора заканчивать балаган, — хмыкнул Анри и поднял остриё шпаги, опустив вниз эфес.
— Подожди, пожалуйста, — прошептал Илиана, — дай мне договорить. Прошу тебя.
Она умоляла его, но смотрела на меня.
— Глупости, — процедил Анри.
— Ваше Величество, — вмешалась я, — было бы милосердно позволить королеве перед смертью хоть что-то.
— В бездну милосердие!
— Он прав, Шиповничек. Тёмные ведьмы коварны.
Илиана закрыла глаза, но слёзы продолжали бежать по её щекам. Меня замутило от этой безысходной покорности.
— Я настаиваю.
— Спасибо, — беззвучно прошептали её бледные губы.
— Обещаю, я сделаю всё, чтобы Эртик был счастлив.
Она снова открыла глаза, посмотрела на меня.
— Ещё… Я хочу кое-что рассказать тебе, Шиповничек. Кое-что, что должна знать только ты.
— Ты серьёзно? — рассмеялся Анри. — Ты хочешь, чтобы мы отошли, оставив вас наедине? Лиана, не считай нас идиотами.
Но королева смотрела только на меня, и было что-то в этом взгляде такое, отчего моё сердце переворачивалось.
— Шиповничек, не будь дурой, — прошипела Кара.
— Не вижу для нас общих тем, — процедила я.
Жестоко, да, но Илиана была коварна, и мне было чего бояться. Королева подняла руки в цепях и рассмеялась горько:
— То есть вот это — для вас ни о чём? Я без магии, я в оковах, но вы всё равно меня боитесь? Спасибо. Мне стало легче. И всё же, Шиповничек, я должна открыть тебе тайну. Огромную тайну. Если я умру, ты так и не узнаешь то, что на самом деле было. Потому что всё, что ты знаешь о себе — ложь. Иллюзия и внушение. И тот принц, кто разбудил тебя — не твой принц. И твой отец, которого ты помнишь — не твой отец. Всё — ложь.
Я замерла.
— Я умру, и всё это — умрёт со мной.
— Сука, — процедил Анри.
— Она лжёт, — уверенно заявила Кара.
Но… Откуда Илиана узнала о принце? И… Я должна была узнать правду.
— Тебе хватит десяти минут? — холодно уточнила я.
— Пяти. Мне хватит пяти.
Анри хлестнул шпагой по кустарнику:
— Я против!
— Ваше Величество, — я подошла и коснулась его напряжённой руки. — Пожалуйста. Вы же будете неподалёку. Клянусь, это безопасно.
— С ней ничего не бывает безопасно.
— Я понимаю, но… я должна. Пожалуйста.
Король сморщился, словно от редьки, и сплюнул на землю.
— Пять минут.
Лязгнул шпагой, засунув её в ножны. Взял Кару под руку и отошёл от дерева шагов на двадцать. Замер там, где, очевидно начиналась трясина.
— Что ты хотела мне сказать? — ледяным тоном уточнила я.
— Спасибо, — прошептала Илиана. — Спасибо, что поверила мне, сестрёнка. Я умру счастливой.
— Какая я тебе сестрёнка⁈
— Родная. Единоутробная. Ты — дочь моей матери и моего отца. Мы с тобой делили один живот.
Я попятилась.
— Ты лжёшь! Тебе двадцать пять, а мне — восемнадцать!
— Это не так, — она грустно усмехнулась. — Тебе не восемнадцать. У меня была сестра-близнец, вот только её похитили совсем ребёнком. Похитила злая ведьма, чтобы отомстить моему отцу. А теперь вспомни, как звали фею, которая прокляла тебя, обманом заставив уколоть палец о веретено?
— Я… я не знаю. Мне родители не говорили… И о проклятье ничего не рассказывали.
— Обязательно говорили, — возразила она. — Хотя бы упоминали. Не родители, так другие феи. Вспомни.
Я задумалась. И вдруг в памяти всплыло: какая-то старушка просит моей милостыни. Мне семь лет, и я останавливаюсь перед ней. Мне жалко, сердце дрожит от жалости. Мы разговариваем о чём-то. А, кажется, старушка жалуется, что, после того, как запретили прясть, она стала нищей и не может заработать даже на кусочек хлеба… И вдруг подлетает нянюшка, хватает меня за руку и шепчет: «Никогда, никогда не разговаривай с феей Карабос, слышишь, принцесса⁈»
— Карабос, — прошептала я, потрясённо.
Карабос это же… Кара. Я оглянулась на тёмные кусты, в которых скрылись мои союзники. Сглотнула.
— Но как же… но ведь…
Илиана вздохнула:
— Шиповничек… Моя милая сестрёнка! Как поздно я поняла, что ты — это она. Я почти забыла о своей близняшке, если честно. Видела только во снах.
— Но я же помню моих родителей, и всю историю… А если всё, что я помню — ложь, то и про фею Карабос…
— Когда человеку меняют память, какие-то вещи всё равно остаются. Нельзя создать ложную память, не прицепив её к истинным воспоминаниям.
— Я не верю тебе.
Я попятилась. Илиана запрокинула лицо к небу, вздохнула и горько усмехнулась.
— А коварному и подлому Анри — веришь? А лживой Каре — веришь? Ты не веришь мне лишь потому, что тоже любишь Румпеля. Ревность заставляет тебя не доверять сопернице.
И она была права. Потрясённая, я замерла, осознав эту простую истину. Илиана бледно улыбнулась и воздела руки в оковах к небу:
— Ты знаешь, что в этом месте колдовство невозможно. А вот чудо может произойти везде. Великий Боже, ты слышишь меня. Я приговорена к смерти, и я её достойна. Но моя сестра — это другое. И я не хочу, чтобы она ходила во лжи. Пусть я умру. Пусть. Но развей ложь. Потому что эти люди, обманывающие её, обязательно её уничтожат. Если я говорю правду, пусть на этом дубе вырастет яблоко, как свидетельство истины.