— Жили-были король с королевой, и не было у них детей…
Странно, я рассказывала ему свою жизнь (не очень умею сочинять сказки), а у меня было чувство, что я повторяю слышанную от кого-то выдуманную историю. На моменте, когда злая фея прокляла принцессу Шиповничек, Бертран уснул. Камин к этому времени уже разгорелся. Я подошла к мальчику, поправила одеяло и, неожиданно для самой себя, коснулась губами его лба.
— Румпель, спаси меня! Или убей сам. Не отдавай им. Я не хочу гореть!
— Что с тобой?
— Он прикажет отстричь мне волосы, одеть меня в позорную рубаху, чтобы я вот так, с надписью «блудница» на груди, прошла через весь город и поднялась на костёр…
— Ш-ш-ш… Тише, тише. Ты же знаешь, я этого не допущу.
— Ты должен меня спасти, слышишь⁈ Должен! Ведь это ты сделал меня беременной. Ты! Ты!
Я замерла.
Распрямилась. Что это со мной? Я сошла с ума? Что за отчаянный, полный животного ужаса и боли крик у меня в ушах? И… Румпель? Я поцеловала её сына, и услышала кусочек жизни матери? Румпель — отец Бертрана? Логично, но…
Я снова посмотрела на мирно спящего малыша. Чушь. Чепуха. Я просто выпила лишку и брежу. А насчёт убийства его матери… Нет, всё же лучше никакой. Ну и потом… если Эртик — сын Румпеля, а Румпель, само собой, женится на мне, то его сын станет моим… И всем хорошо. Я-то уж точно стану лучшей мамой.
Повеселев я направилась вниз.
А там уже вовсю зажигала Кара. Она отплясывала с каким-то красным, точно помидор, кавалером, который явно хотел провалиться сквозь пол, но не смог отказать милой барышне составить пару на танец. Кара, подхватив юбки так, что под ними показались лодыжки, выщёлкивала каблуками по паркету, и ножки мелькали так быстро, словно их у неё было штук двадцать, не меньше. Потрясённые гости королевы, расступившись кругом, не могли отвести глаз от подобного зрелища.
Я поискала взглядом королеву. Илиана о чём-то разговаривала с тощим бледным юношей, у которого челюсть выступала вперёд так сильно, что пухлая нижняя губа казалась высунутым языком. Румпеля рядом не было.
— Игрейна! — громко возмутилась я. — Сестра моя, вы… вы не в себе! Идёмте.
Схватила её за руку и потащила за собой. Кара вырвалась, отпрыгнула:
— Не надо мне выкать! Что все такие скуш-ш-шные? Не умеете вы веселиться, господа хорошие!
— Игрейна…
— Сударыня, — присоединился ко мне какой-то седоусый кавалер, — ваша сестра права…
— Какая она мне сестра? Она — чучело! Вот она кто!
Кара живо запрыгнула на столик с фужерами, полными вина. Кто-то из дам тоненько завизжал, будто поросёночек. Илиана с собеседником обернулась к нам.
— У нас на мельнице танцуют вот так! — пьяно расхохоталась Кара и начала выплясывать нечто настолько невообразимое, что особо чувствительные кавалеры закрыли своим дамам ладонями глаза. Не себе, конечно. — Эй, музыку! Шибче, шибче!
Но перепуганные музыканты, сгрудившись блеющей кучкой, застыли на балконах.
— Ваше Величество, простите нас, — заныла я, — простите великодушно. Трезвая-то маркиза вполне себе чувствительная и воспитанная барышня, но вот как выпьет…
Я всплеснула руками, закрыв лицо. Всхлипнула. Илиана брезгливо поджала губы (я видела это меж пальцев), хлопнула в ладоши:
— Слуги!
Кара засвистела. Залихватски, по разбойничьи. Илиана схватилась за уши. Рыжая расхохоталась.
— Нет музыки, ну и не надо!
И, отщёлкивая ритм одной рукой, подхватила юбку другой и как пошла юзом, извиваясь ровно змея. Илиана замерла. И все словно окаменели, потеряв дар речи. Скандал, однако! Внезапно Кара снова запрыгнула на столик, не удержалась и полетела с него кубарем, столик покатился в другую. Грохот. Искорки свечей заплясали в осколках фужеров.
Кара повисла на королеве, повалила её с ног. Я бросилась к ним, оттащила негодницу. Герцог Ариндвальский — вспомнила, как звали юношу с губой — поднял королеву с пола.
— Звиняйт-те, — пробормотала Кара, пошатываясь и повиснув на мне всей тяжестью. — Я неч-нно. Не нарош-ш-шно, честна…
Дрожащая от ярости Илиана вырвала руку у герцога. Трое кавалеров столкнулись лбами в попытке поднять соскользнувшую с королевы вуаль.
— Немедленно арестовать! — закричала ведьма. — Сейчас же. Вон!
Невесть откуда появившиеся стражники схватили нас с Карой и потащили из взорвавшегося шумом зала.
— Эй! — завопила я. — Я тут не причём! Это не я! Ваше величество! Пощады и… это не я!
Ну вот и потанцевали…
На чёрной лестнице мы столкнулись с Румпелем, поднимающимся навстречу.
— Стоять, — жёстко велел он. — Это ещё что-то такое?
— Приказ королевы, — пробубнили стражники.
Наши глаза встретились. Я мило улыбнулась и хлюпнула носом. Румпеля перекосило.
— Сам доставлю. Возвращайтесь обратно.
— Никак нет. Простите, господин лейтенант: приказ королевы.
— К-к-королева та-ак добр-р-ра! — пьяно и радостно воскликнула Кара и улыбнулась лучезарно. Икнула. — Та-ак доб-б-бра!
Румпель кивнул стражникам и продолжил путь. Мне стало обидно. В смысле? Ты меня вот так запросто бросаешь?
— Подождите! — закричала я, рванувшись из крепких рук. — Я не виновата! Это всё она, она! Господин Румпель, постойте! Я не виновата!
Он застыл, но не обернулся. Стражники потащили нас вниз, я вцепилась в перила:
— Нет! Нет, пожалуйста! Отпустите, я жить хочу! Я не хочу в темницу!
— Подождите, — резко выдохнул Румпель, вернулся к нам, схватил меня за плечи, встряхнул и прошипел: — Вы мне обещали. Я вас отпускал.
Ух ты… действительно сентиментальный.
Я вцепилась в его камзол, рыдая.
— Я… я только потанцевать хотела, я…
— Господин Румпельшти…
— Отпустите их. Беру ответственность на себя, — прорычал Румпель.
Стража заколебалась. Так… Вот же… ёжкин кот!
— Это всё твоя любовница! — завопила я отчаянно. — Будь проклята подлюка-королева! Что б её ёжики всю ночь…
Гвардейцы оторвали мои руки от чёрного камзола. Румпель застыл неподвижной статуей. В его лицо я не смотрела. Вряд ли там было что-то восхищённое или милое. Нам порядком порвали платья и ободрали руки-ноги, когда почти пинками сгоняли вниз, в темницу. Швырнули, словно двух кукол, в камеру. Я больно ударилась локтем о камень, но тут же вскочила. Грохнули замки.
— Трепещите, тираны! Сатрапы свободы! — завопила воинственная Кара. — Всеобщий позор на ваши головы!
Я вцепилась в решётку, посылая в спину уходящим проклятья и успокоилась, только услышав, как наверху гулко захлопнулись двери. Облизнула губы, обернулась к неистовой Каре.
— Только не говори, что ключ не у тебя.
Та вынула откуда-то из причёски маленький серебряный ключик и потрясла им торжествующе. Подпрыгнула, щёлкнула пальцами и закружилась:
— Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…
— Перестань, — поморщилась я. — Надо спешить. Пока она не спохватилась.
— Как прикажете, Ваше величество, — Кара дурашливо поклонилась, затем щёлкнула пальцами, сделала па, схватилась за решётку, глубоко вдохнула и выдохнула лёгкий золотистый пар. — Да будет мир во всём мире! Свободу всем несвободным! Да славятся вино, секс и танцы!
Решётки вспыхнули и испарились, растаяли точно масло на солнцепёке.
— Ты и правда пьяна, — заметила я.
Кара воздела палец к потолку:
— Так старалась для правдоподобия же… Да и кто в своём уме не пьёт, когда можно пить?
А потом схватила меня за руки и мы, посвистывая от радости, танцевальным галопом допрыгали до королевской темницы.
— Ваш-велипчество, — заорала рыжая пьянь, — выходь! Разговор имеец-ца!
Кара попыталась всунуть ключ в замок, но её слишком шатало и пальцы прыгали. Я отобрала и вставила. Повернула. Замок динькнул, дужка раскрылась. Я толкнула дверь.
И мы увидели довольно большую комнату для камеры, и довольно маленькую камеру для комнаты. Посередине неё стоял растрёпанный и заросший юноша лет двадцати. Босой. В штанах, натянутых наспех, и не заправленной рубахе. Голубые глаза лихорадочно блестели.
