Дезирэ подошёл ко мне:
— Идёмте, принцесса.
Он помог мне сесть на коня, затем взлетел позади, передвинул меня на холку коня, сам переместился в седло и пустил лошадь шагом. Люсьен взялся за повод и бодрым шагом пошёл рядом.
Мне не нравился, очень не нравился этот странный принц, но после пережитого полёта голова оказалась настолько тяжёлой, что, несмотря на мою борьбу с самой собой, упала на плечо жениха, а веки сомкнулись. Однако Дезирэ даже не попытался устроить меня поуютнее.
Я проснулась от того, что конь остановился.
— Что случилось? Мы приехали?
— Рокировка, — фыркнул жених и спрыгнул с коня. — Давай, мелкий, залезай.
Он подхватил пажа и посадил его в седло на своё место.
— Все несогласные с моим решением идут или пешком, или в бездну.
— Вам не холодно? — сонно пробормотала я, кутаясь в бурнус жениха.
Дезирэ оглянулся на меня. Ветер ерошил его светлые волосы.
— Жарко, — процедил принц сквозь зубы.
— А в той бездне, куда ты нас посылаешь, — мило поинтересовался Люсьен за моей спиной, — жарко или холодно?
— А вот сходи и узнай сам.
Ещё часа через два, когда спина начала невыносимо ныть, а ноги совершенно затекли (я ведь ехала не в седле, а впереди, по-дамски) показался небольшой домик, сложенный из дикого камня. Одноэтажный, но с мезонином. Черепичная покатая крыша покрылась мхом, а палисадник перед крыльцом зарос бурьяном, чертополохом и каким-то кустарником, уже облетевшим. И всё же это был дом. Внутри не дует ветер, и, может быть, есть очаг, и…
Принцу снова пришлось помогать мне слезть с лошади. А мне — вытерпеть его нежеланные объятья. Впрочем, пару минут спустя Люсьен тоже свалился всё в те же крепкие руки и даже издал жалостный стон. Значит, не я одна такая неженка?
— Вас донести, или сами дойдёте?
— Благодарю, сама.
— Отлично.
Мой жених перекинул своего пажа через плечо и легким шагом направился в дом. Хам. Но… он что, совсем не устал? Лошадь пошла за нами, мирно покачивая шеей.
К дому вела тропинка из круглых жёлтых камней. Их почти не было видно из-за мха и опавших листьев. Я кое-как доплелась до распахнутой настежь дубовой двери, схватилась за неё, выравнивая дыхание. Узнать бы ещё кто такой добрый отправил меня спать на сто лет! Но — завтра, всё завтра. Сегодня мышцы, отвыкшие от нагрузки, похожи на тряпочки, а голова так кружится!
После маленькой прихожей с люком в погреб сразу шла кухня: приземистый крепкий стол, мужицкие грубые стулья, маленькое окошечко с широченным подоконником, массивная печь и — о! — кровать. Широкая, покрытая густым слоем пыли, застеленная бог знает когда… Я застонала от вожделения, подошла, отдёрнула покрывало, взметнув в воздух пыль, расчихалась и рухнула. Почувствовала, что вместо соломы тюфяк был набит пылью.
— То есть сто лет не хватило? — рассмеялся принц.
Мне было плевать.
— Люсьен, ты, может, тоже приляжешь рядышком?
— Ты офигел? Я вроде как мужик.
— Ну разве что вроде как.
Хлопнула дверь, заскрипел стул. Я открыла глаза и повернула голову. Люсьен сидел на стуле. Вернее полулежал на столе. Дезирэ не было.
— Помоги мне расшнуровать корсет, — попросила я.
— Я не ваш слуга.
— Да, но слуга моего жениха…
— Это не одно и то же. Вам я прислуживать не буду.
«Ты такой же хам, как и твой господин». Однако раньше, чем мы спустимся к людям, и раньше, чем я придумаю, что мне делать дальше, наживать себе врага было бы неразумно. Мне пришлось проглотить наглость.
— Конечно, не будешь. Мне нужна служанка. Женщина, а не мужчина. Но сейчас я не смогу расшнуровать корсет, ведь шнуровка находится на спине. Мне просто не достать до неё.
— Хорошо, — процедил он, поднялся и подошёл. — Ложитесь на живот.
К моему удивлению, освободить моё тело от корсета у дерзкого пажа получилось довольно ловко. Я вдохнула всей грудью.
— Ещё, пожалуйста, будь добр — расплети мои косы.
— А вот это вы уже сами можете.
— Без зеркала — нет. А зеркало в этом домишке вряд ли есть…
Сдерживая раздражение, я заставила себя ласково посмотреть на мальчишку. Он прищурился, затем засунул руку в карман и кинул на постель что-то, похожее на металлический медальон, размером не больше ладони.
— Дарю.
Я с недоумением повертела «подарок» в руках, нашла мудрёный замочек, открыла и ахнула. Зеркало! Ну надо же, как необычно. Даже два, одно из них, сверху, нормальное, а второе, снизу, увеличивало моё отражение.
— Спасибо.
Люсьен молча вернулся на свой стул и снова полулёг на стол, положив локоть под голову. А я принялась с любопытством разглядывать себя. Тёмно-карие глаза, покрасневшие от долгого сна, немного опухшие, но всё ещё красивые. Как у лани, как говорят поэты. Но мне не нравится это сравнение. Потому что я знаю, как выглядит лань. Почти так же, как коза. Глаза у ланей уж точно козьи. Никогда не могла понять поэтов: почему сказать «козлиные глаза» это оскорбление, а «глаза как у лани» — ах, как романтично? Впрочем, признаюсь, разрез моих глаз мне всегда нравился: большие и меланхоличные. Конечно, я бы предпочла голубые или зелёные… А ещё ресницы. Ресницы — это боль: длинные, густые, но… коровьи. Да-да, всё та же лань: притеняют глаза, вместо того, чтобы красиво закругляться наверх. И мне вечно приходится их подвивать…
Я тяжело вздохнула и продолжила придирчиво оглядывать себя.
Бледная кожа, даже губы бледны. Страх божий, а не девушка на выданье. Зато приятно, что за сто лет я не постарела, и мне по-прежнему восемнадцать. А тёмные, почти чёрные волосы, кажется, стали ещё шелковистее и темнее. И — главное — никаких седых волосинок! А то мало ли… за век то дрёмы…
Грохнула дверь. Я оглянулась. Дезирэ. А кто бы сомневался… Принц прошёл к очагу, скинул с рук вязанку дров, запихал все поленья в очаг.
— Так нельзя, — запротестовала я. — Нужно понемногу. Во-первых, не разгорится, а во-вторых, труба может обрушиться, ведь печь давно не топили…
И замерла. Дева Пречистая, а я-то откуда такие нюансы знаю⁈
Дезирэ оглянулся на меня. Снова искривил в усмешке губы, провёл рукой по волосам, ероша их.
— Может, сама затопишь? Поучишь меня, как это делать?
Я отвернулась. Какой же он всё-таки неприятный тип!
Буквально спустя минуты две огонёк вспыхнул в печи и принялся жадно облизывать дрова. Дезирэ застыл на корточках, заворожённо разглядывая пламя. А я украдкой рассматривала его поверх зеркальца.
— И что мы будем есть? — сварливо подал голос Люсьен.
— Крольчатину.
— Если она и была здесь, то давно стухла. Даже если маринованная или вяленая…
— Свежую.
Дезирэ рывком вскочил на ноги и жёстко приказал пажу:
— В шкафу между очагом и окном чугунок. Поставь его на плиту. Снаружи слева от двери, перед яблоней, колодец. Набери воду, налей в чугунок до половины. Прямо сейчас. Я вернусь минут через двадцать или полчаса. Вода должна кипеть.
— Почему я?
— Потому что.
Кажется, паж всё же выбесил своего господина.
— И да, не забудь протереть котелок, — швырнул Дезирэ приказом в недовольного мальчишку и снова вышел.
— Давай я помогу? — вызвалась я.
Тело протестует, тело ноет, но мне нужен союзник. Любимчик жениха — не самый плохой вариант.
— Я протру котелок, а ты принеси воду, — распорядился Люсьен.
— Котелки — это женское дело, — возразила я. — Ты мужчина, а, значит, натаскать воды — твоя задача.
Паж отчётливо скрипнул зубами, но всё же подчинился.
Когда Дезирэ вернулся (действительно совсем скоро), вода только-только начинала закипать. Принц бросил на стол связку из четырёх тушек освежёванных кроликов. Люсьен завопил и отпрыгнул в ужасе.
— Ты рехнулся? Они в кровище! Ты… ты их убил! Я не буду это есть!
В его голосе зазвенели слёзы. Я изумлённо уставилась в лицо странного мальчика. У него реально блестели глаза!
— Ну и не ешь, — Дезирэ пожал плечами. — В саду рябина. Питайся ей.
