«Какое оно скользкое это чуть-чуть», – подумала Лиза. Съев ужин и решив отложить на завтра «охоту» на скользкую ниточку мыслей, ухватив которую и потянув, всё встало бы на свои места. Девушка помыла за собой посуду, прошла в свою комнату, расстелила постель и вернулась в комнату бабули. Подойдя, наклонилась и поцеловала её в щёку, от чего та проснулась, поморгала, улыбнулась увидев внучку и сказала:

– Батюшки, задремала. – Глянула в окно, перевела взгляд на часы, продолжила; – Ох, стемнело, вечер уже. Ты Лизонька кушать, наверное, хочешь? Я сейчас тебя покормлю.

– Ба, сказала Лиза, положив руку на плечо бабушки, остановив её порыв встать, – Ба, я уже поела. Пойду спать, глаза устали. Ты тоже ложись. И снова поцеловала, уже в другую щёку.

В порыве нежности пожилая женщина с белыми волосами, обняла и притянула к себе, юную девушку, но с такими же белыми волосами.

– Лизоветочка, Лизонька, внучка моя, облачко моё, одуванчик, – лепетала бабушка, гладя внучку по голове.

– Бабуль, Ба, ну ты чего? – сказала Лиза, мягко освобождаясь от объятий. – Перестань, а то сейчас обе расплачемся, проплачем до ночи и утром проснёмся с опухшими глазами, – строго сказала девушка.

Окончательно высвободившись из объятий бабушки, Лиза быстро ушла в свою комнату. Боль и обида, что таились в глубине её души, чуть не вырвались наружу. Она уже почувствовала, как чёрные иглы боли начали впиваться в самое сердце и сковывать все внутренности. Слёзы, неистощимый источник слёз, готов был хлынуть из глаз. Обида на родителей, что оставили её (хотя в глубине души и понимала, что их вины в этом нет), на весь мир, что не принимает её. Но она сдержалась. Неимоверным усилием воли не дала иглам вонзиться в сердце и удержала мириады слёз. Кроме одной.

Сразу не легла. Постояла у окна, глядя в небо, пытаясь разглядеть звёзды сквозь круговерть снежинок. И только окончательно успокоившись, легла в постель, и, довольно-таки быстро, уснула. В отличие от многих предыдущих ночей, этой ночью Лизавете снился сон. Чёрные точки, что так основательно обосновались в углу, на стене их квартиры, с ними что-то происходило. В начале они стали менять цвета, становились и жёлтыми, и красными, зелёными, белыми и опять чёрными. Потом они отделились от стены и стали кружиться по комнате, как снежинки, но на пол не падали. Наоборот, они льнули к потолку и там выстраивались в причудливые узоры или даже в созвездия. Уж созвездия Лиза знала, астрономия была её хобби, если можно так сказать, нравилась ей астрономия. Потом, точки переместились нас стену и стали выстраиваться в геометрические фигуры, а потом в уравнения. И когда точки изобразили на стене жирным шрифтом знак =, Лиза проснулась. Проснулась и поняла, сегодня она напишет работу по биологии и напишет идеальную работу.

Умывшись и выпив чаю, Лиза сразу села за стол, схватила ручку, руки так и «чесались» писать. Ей было абсолютно ясно, что писать, как формулировать мысли, как строить предложения. В голове было ясно и там всё было, как говорится, разложено по полочкам. Но всё же девушка решила писать сначала в черновике. Мало ли!

Писала целый день, почти не отрывалась от работы. О среде благоприятно влияющей на распространение плесени. О видах плесени. О полезных свойствах (раньше и представить себе такое не могла), в особенности о пенициллине, как его открыли, как широко использовали в медицине. О том, как именно пенициллин в годы Великой Отечественной войны, спас множество жизней людей от смерти и множество конечностей, этих людей, от ампутации. О благородной плесени, используемую в основном при приготовлении некоторых видов сыров. О средствах борьбы с различными видами плесени. Писала и писала.

– Привет, Ба, – не поднимая головы и не отрывая ручку от листа, бросила, когда та заглядывала в комнату. Выходила на кухню, съесть печеньку другую, другой раз пожевать сосиску. Чай заваривала и брала с собой. Погрузилась полностью, ушла с головой. Ближе к шести часам вечера, Лиза отложила ручку, откинулась на спинку стула, потянулась и прикрыв глаза глубоко и удовлетворённо вздохнула. Резко навалилась усталость, но усталость приятная. Она испытывала огромное удовольствие от проделанной работы. Глубокое удовлетворение. Экстаз!

– Бабуль, – сказала Лиза, входя в комнату и потирая руки, – завтра я перепишу работу на чистовик, много времени это не займёт, а потом, если не будет холодно, пойдём, побродим по заснеженным тропка в парке. Ты как на это смотришь?

– Смотрю я на это положительно, Лизавета, – ответила бабушка. – Надо воздухом свежим дышать, надо. А теперь давай я тебя покормлю. Пока ты писала, я пирожков напекла, с луком и яйцом, как ты любишь. И чай свежий заварила и варенье есть, сливовое. Идём?

– Бабулечка моя! – сказала Лиза, подошла, присела рядом, взяла руки любимой бабушки в свои, поцеловала каждую и прижала их к своей груди, – спасибо тебе.

Так они просидели несколько минут, и каждая украдкой вытирала слёзы. Потом с улыбкой посмотрели друг на друга и пошли на кухню пить чай. На следующий день, как следует выспавшись, Лиза переписала на чистовик, то, что было написано вчера, почти без редактирования. Пообедав, она с бабушкой, как и договаривались, пошли дышать свежим воздухом. Парк, в который они пошли, находился не далеко, рукой подать. Погода стояла хорошая, было около двенадцати градусов мороза, шёл небольшой снег. Снежинки красиво кружились в свете фонарей, которые в прошлом году установили вдоль дорожек парка. Внучка с бабушкой не спеша бродили по аллеям парка иногда о чём-то разговаривая. В ранних, зимних сумерках им было хорошо брести вот так, рука об руку, даже без слов.

– Завтра пойдём снова? – спросила Лиза.

– А, чего бы, не пойти, пойдём, – отвечала бабушка.

Прогулки продолжались три дня, а потом бабуля занемогла. Возраст давал о себе знать, подскочило давление. Пришлось даже вызывать врача на дом. Лиза подумала было, что придётся пропустить пару дней школы, но не пришлось. Давление стабилизировалось, и бабушка почувствовала себя гораздо лучше.

В первый день после каникул Лизу разбудил будильник, только он как-то странно звонил. Как гудок поезда. Лиза открыла глаза, почему-то всё вокруг слегка покачивалось и что-то, где-то стучало. Поезд ещё раз пронзительно засвистел, в ответ послышался свист другого поезда. За окном была ночь и мелькали вагоны встречного товарного поезда. Лиза поняла, что заснула, как есть, не расстелив постель, не переодевшись. Исправив эту «оплошность», девушка снова легла в постель, и убаюканная мерным покачивание вагонов мирно проспала до утра. Не успела Лиза открыть глаза, как тут же открылась дверь купе и появилась всё та же рыжая проводница, Мария Матвеевна Рубашкина. Вчера она заглянула узнать не нужно ли чего и задержалась поболтать. Говорила-то в основном проводница, она же в процессе беседы и предложила познакомиться. Мол, нам вместе ещё многие километры ехать.

«Вместе, да не совсем, у меня своё купе, у вас своё», – подумала Лиза, но вслух не сказала.

Спросила, так, приличия ради, – Мария Матвеевна, а вы ко всем в купе заглядываете?

– А, как же? Конечно, это же моя работа. Должна я заботиться о своих пассажирах, может им надо чего. Да и об остановках предупреждаю и кому пора готовиться на выход, вещи собирать да укладывать. Но к иным и заглядывать не хочется. Вот едет здесь одна семья, была бы моя воля, я к ним ни в жизнь не заглянула бы. Хочешь расскажу почему?

Лиза не хотела, о чём и сказала проводнице. Та похоже расстроилась. Но девушку это не очень волновало, ей не хотелось лезть в жизнь других людей, лишь бы и в её жизнь не лезли. Она демонстративно отвернулась к окну и спросила, – остановки то предвидятся в ближайшее время?

– Да, будут, – ответила Мария Матвеевна, – но сегодня только короткие: три, пять, семь минут. Люди бы только вышли, кто приехал, да зашли кому ехать. Такой у нас сегодня график. К вечеру, однако, будет долгая, полтора часа. Постояла, помолчала и поняв, что продолжения разговора не предвидится, промолвила: – Пойду я, надо же работать. Ты приходи за чаем, что ли, у меня печенье и конфеты есть, не дорого, честное слово. А я ближе к обеду сама к тебе загляну.