Алексей Косыгин: «А лошади там не примерно те же якутские, которые на подножном корму неплохо обходятся?»

Жорж Серов: «Явно не современные. Их лошади, судя по останкам, были скорее похожи на пони, чем на Пржевальских или муромских тяжеловесов каких-нибудь. А еда? Зачем с собой тащить? По пути ведь запасы пополнять можно».

Инга Пескова: «Фураж – лошадиная еда, это первейшая необходимость. Всадник может потерпеть, пожевать ремень кожаный, а лошадка – нет. Сдохла лошадь от голода по дороге – монгол скарб на себе потащил?»

Татьяна с удовольствием вклинилась бы в разговор, но дискуссия давно закончилась, а по правилам сетевого этикета не прилично было отвечать в большом общем чате на старые сообщения по закрытой ветке разговора. Потому девушка просто продолжила чтение. Изучение таких диалогов здорово помогала понять мировоззрение и круг интересов её онлайн-друзей.

Игорь Солнцев: «Хорошо. Но если открыть монографии по нашествию и увидеть цифры от двести пятидесяти до четырёхсот тысяч всадников… Одна лошадь под ним, одна заводная, одна отдыхающая. Миллион лошадей. Сплошняком съедает то, что под ногами».

Инга Пескова: «Угу, двухнедельный переход. А ведь для этого перехода этих лошадей ещё чем-то надо было выкормить, пока они, собственно, из жеребят в лошадей выросли. Опять упирается все в ресурсы кормёжки. Ни зерна, ни травы в достаточных объёмах сами монголы не производили… Они же кочевники в лесопустыне, какие там земледельческие угодья могут быть на такую ораву?»

Алексей Косыгин: «Если открыть монографии, то какой давности?»

Жорж Серов: «Из монографий двадцатого века, может быть даже раньше, следует, что ни о каких даже ста тысячах речи не идёт. Тридцать-сорок максимум. И такой армады вполне достаточно, чтобы разорить крупный посёлок городского типа или даже городок вроде моей Йошкар-Олы».

Алексей Косыгин: «Вообще-то «урезать осетра» имеет смысл и в отношении сопротивления нашествию. Насчет того, что двадцать тысяч «захлебнулись бы под Новгородом» и всё такое. По средневековым меркам армия в двадцать тысяч – это «Караул» и «Спасайся кто может».

Игорь Солнцев: «Я вот на официальные данные смотрю. Да, такое стадо могло подмять Русь на триста лет. Подмять могло. Не могло собраться и дойти. С другой стороны, те двадцать тысяч, о которых предполагаешь ты, могли собраться и дойти. Но не смогли бы уцелеть. Новгород, Муром, Киев были сильны достаточно сами по себе, чтобы уничтожить такое количество монгол».

Жорж Серов: «Значит, правда где-то посередине».

Игорь Солнцев: «Или, вообще, в стороне, а монголы там пограбить воюющих соседей подрядились. Я скорее в трёхсотлетнюю гражданскую войну поверю. В пользу этого говорит и исчезновение некоторых княжеств на востоке путём поглощения не сказать, чтобы более сильными соседями. Так вот, крупная междоусобица и грабящие пожарища монголы – это логично. Жора, кстати, точно заметил, что монголы не осаждали города. Их ресурсы не позволяли развивать эту тактику. Или сразу вышло налететь и разграбить, или шли прочь. А тут мы имеем дело с многократными осадами, характерными для другой военной школы».

Илья Ионов: «Хм. Я вот почему-то слышал не про двести и не про тридцать-сорок тысяч всадников, а про четырнадцать туменов, от которых по дороге откалывалась часть, если находила себе место для кочевья. Потому что и даром им не сдалась эта Русь с её лесами».

И в очередной раз Таня поймала себя на мысли, что с особым вниманием отлеживает ту ветку разговора, в которой участвует Игорь, и не без удовольствия отмечает, что согласна с его аргументами. Она и сама как-то участвовала в подобной дискуссии с отцом и дядей, и сейчас Солнцев повторял её слова.

Алексей Косыгин: «Я не сторонник альтернативной истории, под которую «летописи переписывали» и вот это всё».

Игорь Солнцев: «Зато, вопросов не вызывает ни по ресурсам, ни по применяемой тактике».

Алексей Косыгин: «Любые измышления такого класса – про массовое переписывание истории, такое, что вот прямо не обнаруживается откровенно, – сразу идут по ведомству фантастики».

Егор Мишин: «Да ладно! Тебе выше элементарно по ресурсам расклад дали. Если говорить о городе, где зависло это самое татаро-монгольское ханство, то за триста лет «угнетения» Руси у них должны были появиться памятники культуры, записи и монеты».

Алексей Косыгин: «По ресурсам дали некоторые соображения без расчетов и источников. Я дискуссии на эту тему читаю давно, так что всякое «ига-не-было-были-мелкие-набеги» уже даже раздражать перестало. Что до «города, где зависло» – а кто сказал, что они зависали в городах на постоянном месте жительства?»

Нита Пушнина: «Какие памятники?.. Если они не оставались на завоеванной территории, а назначали дань, которую собирали те же князья, и уходили».

Инга Пескова: «А куда, кстати, они эту дань девали? Там же не только натуральные продукты требовали, но и золото, предметы роскоши и так далее».

Алексей Косыгин: «Не только собирали, а впоследствии и везли сами».

Упорность и последовательность в аргументации своего мнения Игорем восхищала Татьяну. Девушке даже становилось обидно, что человек, с которым ей было бы интересно подискутировать, есть только в сети.

Игорь Солнцев: «Хм. Почему это подлогов в летописях не обнаруживается? Вся писанина велась монахами. А вот народных преданий о битвах с монголами нет. Вернёмся к официальной истории: где эта пресловутая столица Золотой орды, которую, сорок лет строили, которая оставляла далеко позади по красоте и убранству Византию? Но даже отхожего места от неё никак найти не могут».

Инга Пескова: «И в которую тащили самую лучшую часть дани. Сокровищницы тоже ведь нет».

Егор Мишин: «Вооот! А по сути мы сейчас ошибку выжившего обсуждаем. Официальная история строится на том, что нашли. А что не нашли?»

Инга Пескова: «Так в том и вопрос – нашли ничего, а в истории оно есть. Это как так? Исторических вариантов столицы Золотой Орды – шесть. В разных местах географии. И при этом ни одно из них окончательно не признано этой самой столицей. А про нее учебники пишут, по которым всех учат».

Такие разговоры в чате были привычным явлением и помогали Цветковой размять мозги после нудной и не особо высокоинтеллектуальной работы в редакции. То же самое можно было сказать и о текстах, которые писал Игорь. Они почти всегда базировались на каком-нибудь историческом факте, пусть даже завуалированном и прикрытом ширмой фантастики. Да и писал Игорь настолько убедительно, что складывалось впечатление, будто он был непосредственным участником описанных событий.

Скрупулёзный и точный подход к деталям покоряли Татьяну, которая и сама отличалась педантичностью во всём, что делала. На работе на неё часто ворчали, что она подолгу возится с простейшими заметками, без конца копаясь в источниках и уточняя факты, «на которые никто не обратит внимания». Точно также она подходила и к написанию своих художественных текстов.

Каждое найденное сходство или точка соприкосновения с Игорем одновременно и радовали, и расстраивали Таню. Она не верила в отношения на расстоянии, а тем более чтобы зайти так далеко, чтобы сократить это расстояние… Да и в то, что она может заинтересовать такого целостного и многогранного человека, девушка тоже не верила.

Кроме точности, глубины и правдивости, в текстах Солнцева всегда прослеживалась боль и посыл читателям, как предостережение. От каждой зарисовки или рассказа в душе происходил взрыв эмоций: негодование по поводу глупости и скудоумия, несправедливости, восхищение мужеством, преданностью родине и близким, желание встать рядом с героем плечом к плечу и идти до конца, поддержать, согреть…

Как автор, Цветкова прекрасно понимала: сколько сказочных фильтров не наложил бы писатель на свои истории, пишет он о себе. Из разговоров в чате Татьяна знала причину сложной эмоциональной окраски текстов Игоря. Он не особо рассказывал, но и не скрывал, что был участником ополчения, когда на его родине начались боевые действия. Сейчас он не находился на передовой из-за полученного ранения, но смог продолжить службу в полиции – не такая явная, но всё же защита своих людей и страны.