– Дело в том, что я безумно хочу увидеть ее. Просто увидеть. Убедиться в том, что она здорова и счастлива.

– Это нетрудно сделать, – подумав, сказал Камерон. Она уставилась на него.

– Потратить столько денег и преодолеть такое расстояние, просто чтобы взглянуть на кого-то? Но это бессмысленно!

– Забудем о деньгах. У меня их много. За голову преступника платят немало. Деньги лежат в банке. Куда мне их тратить? – Он пожал плечами. – Поверьте, эта поездка не нарушит моих планов. Я могу себе это позволить.

– Мы же просто посмотрим на нее. И все.

– Если это именно то, чего вы хотите.

– О Боже! Неужели это возможно?

Она сможет увидеть Клер. Не станет портить ей жизнь, лишать достатка. Не заставит жить в нищете со своей недостойной матерью. Ей вообще не обязательно знать что-либо о Делле Уорд. Сама же Делла облегчит душу, взглянув на свою малышку.

Клер не возненавидит ее. Она вообще не узнает, что мать была рядом.

Ей хотелось кричать, визжать, бегать, кружиться. Обнять Камерона и найти слова благодарности.

Она сцепила руки перед собой и вылезла из воды, вытирая ноги о траву.

– А что вы хотите взамен? – тихо спросила она.

Он замер, так странно посмотрел на нее, после чего повернулся и зашагал обратно к дому.

Черт! Уронив голову, она прижала ладони к глазам. Но у него на это уйдет столько денег и времени!

– Простите меня! – крикнула она ему вслед.

Он не оглянулся.

Воздух сырой и влажный. Переходящая в лето весна наполняет дворы яркими цветами, так подходящими для свадеб – или для похорон.

Делла вдыхает аромат роз. Он такой насыщенный и тяжелый, что проникает даже сквозь толстые складки ее вуали, и она понимает, что всю оставшуюся жизнь будет ненавидеть этот запах.

Мистер и миссис Уорд тихо идут позади нее. Их лица прячутся в тени, хотя солнечные лучи, отражающиеся отлакированного катафалка, такие яркие, что слепят Делле глаза.

Она часто моргает. Железные колеса медленно катятся по булыжной мостовой. Ее сердце замирает каждый раз, как катафалк накреняется, попав колесом в выбоину.

Окошечко в задней стороне катафалка украшено замысловато сплетенными золотыми листьями. Это двадцать четыре листа, растущих на одной длинной лозе. Сквозь стекло Делла старается не смотреть.

Иногда звучит музыка, но она лишь смущает и вызывает головную боль. Тишину нарушает лишь цоканье лошадиных копыт по булыжнику. Копыта стучат в такт биению ее сердца. Его стук становится все громче и громче, пока наконец не вытесняет все другие звуки.

Делла спотыкается, но ей удается удержать равновесие, и она идет дальше, едва поспевая за процессией. Вытирая слезы перчатками, она старается не упустить катафалк из поля зрения.

– Не оставляйте меня!

Но процессия продолжает удаляться. Делла приподнимает юбки и пытается бежать, но образовавшаяся внутри пустота делает ее легче воздуха, и Делла, как пи старается, не может сдвинуться с места.

– Пожалуйста, подождите меня!

Делла в панике проснулась. Ее сердце бешено колотилось, в ушах звенело. Сев на постели, она прижала простыню к влажному лицу, судорожно глотая воздух.

Когда сердце немного успокоилось, Делла снова опустилась на подушку и уставилась в потолок, думая о Кларенсе.

– Скажи мне, что делать, – прошептала она. – Пошли мне знак!

К тому времени как она забралась в постель, ее хорошее настроение изрядно подпортили грызущие душу сомнения. Она увидит Клер, но станет ли ее жизнь от этого легче? Или тяжелее? Сможет ли она, вернувшись в Ту-Крикс, жить воспоминаниями, или же в ее сердце зародится надежда? А вдруг она не сможет удержаться от соблазна поговорить с дочерью?

Прошлой ночью она подумала, что до Атланты не близкий путь.

Ей придется провести с Камероном много дней. С одной стороны, осознание этого приятно взволновало Деллу, учитывая ее чувства к нему. С другой – эта поездка могла изменить всю ее жизнь. Впрочем, нынешняя ее жизнь была несладкой. Но Делла смирилась с постоянным чувством вины, сожаления, одиночества, гнева. Какие демоны проснутся в ней, когда она вновь встретится с прошлым?

Камерон что-то скрывал от нее, она это чувствовала. Стоило ей взглянуть на него, как он, стиснув челюсть, отворачивался.

Думая о том, что увидит Клер, Делла так разволновалась, что покачнулась и едва не упала с табуретки, на которой сидела.

– Что с вами?

Она разжала пальцы, которыми вцепилась в край стола, и заметила, что с порога на нее смотрит Камерон.

– Я очень сожалею о том, что наговорила вам вчера у реки. Мне вовсе не нужно знать, почему вы предложили мне помощь.

– Я уже сказал почему. – Он прошел к плите и налил себе кофе из кофейника. – Вы уже решили, как поступить со скотиной?

– Я составила список тех, с кем могу поговорить. – Она колебалась. – Как вы думаете, мне следует заплатить им за то, что они присмотрят за моими животными? Или это их оскорбит? Много я заплатить не могу, но кое-какие деньги у меня все же есть.

– Это ваши соседи, – пожав плечами, проговорил он, – не мои.

Делла решила, что ей тоже не повредит чашечка кофе.

– А вы правда можете позволить себе потратить столько времени на поездку? Разве вам не нужно ловить грабителей?

– Если мы наткнемся на преступника где-нибудь по дороге в Санта-Фе, то непременно схватим его. – Он прошел к окну с чашкой в руках и выглянул наружу.

– Мы?! – Она заморгала.

– Такое возможно, впрочем сомневаюсь, что мы встретим преступников.

Работая на солнце, Камерон вспотел, и влажные темные колечки волос спускались теперь ему на шею. Кожа его была темной от загара.

Она любила смотреть на него и ухитрялась находить себе занятия в таких местах, где можно было бросить на него украдкой взгляд. Сначала она смотрела на него и радовалась тому новому чувству, которое рождалось в ней оттого, что рядом кто-то есть. Теперь же она поглядывала на него, потому что это был Камерон. Иногда при виде него у Деллы пересыхало во рту, и это смущало ее.

Она вдруг поняла, что разглядывает его длинные ноги в пыльных сапогах, и, поджав губы, опустила голову.

«Запомни, – предостерегла она себя, – у тебя нет будущего с человеком, за которым охотится каждый, кому не лень, по всему Западу. Если женщина любит мужчину, который не дорожит жизнью, ничего, кроме страданий, такая любовь не принесет».

– Камерон? – Он не ответил, только приподнял голову. – Мне нелегко свыкнуться с мыслью что эта поездка вам дорого обойдется. Никогда не встречала таких мужчин. – Она покачала головой. – Нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

– Не надо так говорить.

– Мне страшно отсюда уезжать. Я привыкла к этому месту. А там, снаружи, – она махнула рукой в сторону двери, – там все другое, новое.

– Может, вам это понравится.

– Это и пугает меня, – прошептала она. – А теперь о скотине. Завтра мы не можем уехать. Я должна договориться с людьми. На это уйдет весь день.

– Я повезу продовольствие.

– Вы повезете… Разве мы не возьмем с собой повозку?

– Я думал, что все объяснил, – нахмурился он. – Мы поскачем в Санта-Фе, а там сядем на поезд.

– Поскачем? На лошадях, что ли?

– Надеюсь, вы умеете ездить верхом?

О Боже!

– Я не садилась на лошадь целую вечность.

– Я проехался сегодня утром на вашем гнедом. Не думаю, что у вас с ним будут неприятности.

– Наверное, вы говорите о Бобе. – Последний раз она седлала его… когда же это было?

– А еще мы возьмем мула и пристроим их в Санта-Фе. Конечно же, они должны ехать верхом. Иначе ему придется возвращаться сюда за своей лошадью.

– А сколько до Санта-Фе пути? Он пожал плечами:

– Миль триста. Может, немного больше. Проехать больше трехсот миль верхом на лошади?

– А по дороге нам будут попадаться города?

– По большей части мы будем ночевать в прерии, на отрытом воздухе.