Испанцев ждала крупная сделка, но радоваться они начали сильно заранее – вряд ли могли ожидать, что Родионов попытается сбить цену. Расцеловали всех, досталось даже мне!
– Итак, друзья, давайте начнем! – защебетал пухляк, – Мы подготовили предварительный вариант договора, предлагаю обсуждать пункты по одному, чтобы…
Я больше не могу это терпеть – Родионов уже беззастенчиво, прямо в упор смотрит на меня! Неужели ему так сложно переключиться на работу? Обязательно пялиться на меня с укором? Я ожидала, что он будет избегать моего взгляда, что будет отворачиваться. Но он же в открытую рассматривает!
Мне надоело делать вид, что ничего не замечаю, и я снова поворачиваюсь к Родионову. Он хмурится и словно чего-то ждет. Перехватив его взгляд, я понимаю: ему нужен… перевод!
Раз за разом поражаюсь своей наивности. Как можно было поверить в то, что мне не придется переводить? Тем более, после вчерашнего. Родионов, естественно, хочет поставить меня на место. Раз он меня защитил перед своими подчиненными, можно расслабиться? Как бы не так, глупая! Он просто избавился от слабого звена, от того, кто расшатывает коллектив, а теперь пришел мой черед расплачиваться.
– Но если у Вас, Дэнис, не будет возможности.., – испанец замешкался и обратился к Родионову, – Извините, что-то не так?
Даже он заметил, потрясающе.
– Прошу прощения, Хавьер, мы ждем перевод. У нас не все говорят по-испански.
Остальные начали с недоумением переглядываться. Денис солгал испанцу, и все это поняли. Только зачем, не поняли.
– О, конечно, – кивнул пухляк и с улыбкой подмигнул мне, – Я постараюсь говорить по одной фразе, сеньорита. Но если увлекусь и стану слишком быстро тараторить, прерывайте меня, не стесняйтесь.
– Благодарю, – промямлила я.
Если Родионов надеется, что я опозорюсь, то я постараюсь не доставить ему это удовольствие. Подставить себя я не позволю; медленно выдохнув, я попросила смуглолицего балабола повторить сказанное ранее, умоляя небеса о том, чтобы в его словах не было ничего такого, с чем бы я не справилась.
Вроде все понятно, и я переключилась в режим перевода с первой же фразы. Стараюсь не смотреть на людей Родионова – не горю желанием видеть их кривые лица. Переводить тому, кто сам говорит на языке – сомнительное удовольствие как для переводчика, так и для заказчика. Всегда находятся недовольные тем, как переводчик передает смысл, как подбирает слова. Далеко за примером ходить не надо: я сама, когда в фильме слышу не устраивающий меня перевод, закатываю глаза и фыркаю.
Карма. По этому счету мне тоже придется заплатить.
– А скажите-ка ему, уважаемая Татья-а-ана, что нам невыгодно закупать по их стоимости, – ни с того ни с сего включился в процесс Николай Евгеньевич, когда речь зашла об оплате, – Если не подвинутся, мы откажемся от сделки.
И взгляд сделал как у не самой добросовестной учительницы, которая вызвала троечника к доске с написанными на ней условиями задачки. Несложной для хотя бы хорошиста, но запредельно заумной для двоечника. Наблюдать за тем, как ее решает троечник – все равно что смотреть, как бесшабашный повеса подносит к виску револьвер с пулей в раскрученном барабане и нажимает на спуск. Может, выживет, а может и нет – и учительнице любопытно это проверить. Такой вот способ пощекотать себе и окружающим нервы, раз другие недоступны.
Этот Николай Евгеньевич поиграть со мной в кошки-мышки решил. Переводить таких – еще противнее. Когда человек знает, как выразить свою мысль на чужом языке, а ты выражаешь ее иначе, это его бесит. А тебя бесит его реакция. Взаимность – это прекрасно, но не тогда, когда неприязнь мешает делать дело.
– Хавьер, простите, но мы не готовы к сделке, если вы не хотите обсуждать цену, – передала я испанцу.
Родионов довольно ухмыльнулся, Николай Евгеньевич побагровел. Я смягчила его посыл; при чрезмерно щепетильных заказчиках для переводчика не то что ошибки, даже подобное равносильно приговору. Меня учили, что вмешиваться в ход переговоров нельзя ни в коем случае, всегда нужно работать с тем, что есть.
Но ведь Родионову, я знаю, хочется купить это оборудование, и в его мотивы я верю. Нельзя, чтобы все сорвалось из-за бестактной категоричности Николая Евгеньевича. Допустив, что это лишь желание задеть меня в отместку за увольнение той женщины и в противном случае этот дядька сам бы обратился к испанцам в более деликатной форме, я решила, что имею право на такое самовольство. Вкупе с реакцией Родионова эта мысль прибавила мне уверенности в себе.
Хавьер, переглянувшись со своим товарищем, сразу выразил готовность рассмотреть систему скидок, и тогда к беседе подключился сам Родионов.
В итоге они сошлись на том, что «Родио Тек» закупит больше единиц, чем планировалось, и в обмен на это «Текноиберика» предоставит россиянам существенную скидку. До самого конца переговоров Николай Евгеньевич пытался испепелить меня взглядом, хоть я ничего особенного и не сделала – ни ему лично, ни компании «Родио Тек», за которую он так неистово радеет, видимо, что готов тратить свои нервы на незнакомую девчонку. Ну и пусть. Скоро домой, скоро я перестану от них от всех зависеть.
И вообще я чувствую себя выжатым лимоном, больше всего хочется скрыться от этих людей куда подальше. Они словно вытянули из меня все силы, скрутили, перемололи, раздавили. Когда стало очевидно, что мое присутствие больше не требуется, я развернулась и пошла прочь.
Толпа почему-то сразу тоже двинулась к выходу. Родионов догнал меня у двери и легко коснулся ладонью моей лопатки, с одобрением прошептав:
– Я же говорил, ты справишься.
Я на всех парах влетела в свой номер и захлопнула дверь. Вон отсюда! Скорее на свежий воздух! Нужно проветрить голову, и я знаю, куда мне пойти.
Быстро переодевшись, я положила в сумочку кошелек с телефоном, взяла ключ-карту и выскочила наружу. Самолет завтра, официальных мероприятий в программе нет, насколько я знаю. До завтрашнего дня я предоставлена самой себе, и лучше бы мне не попадаться на глаза сотрудникам «Родио Тека». Это в общем-то довольно сложно, учитывая, что номер той же утренней сплетницы расположен где-то рядом с моим или напротив. Это ведь она вчера была? Интересно, она уже выехала?
Ни на этаже, ни внизу никого из этих людей я не встретила, кажется. Никто меня не окликнул, не спросил, куда я пропала. Даже Родионов почему-то молчит, хотя его-то должна была удивить моя реакция на похвалу. Я ведь уткнулась в него невидящим взглядом, словно была под гипнозом, а потом охнула и убежала к себе. Только сейчас понимаю, насколько странно это выглядело. Но если теперь у меня получается над собой посмеяться, значит я в порядке.
Я вышла из отеля и обернулась, чтобы рассмотреть здание. Мне по душе больше современная архитектура. Небоскребные четкие линии и тонны стекол – то, в чем вижу гармонию я. Сколько этому зданию лет? От него и его современников, каких в этом районе полно, веет суетливостью старых традиций. Впрочем, строгий уют, все-таки свойственный этому отелю, способен растопить сердце любительницы минимализма вроде меня. В конце концов, чего дареному коню в зубы смотреть? В моей настоящей жизни столько хлама, что сейчас стоит просто наслаждаться его отсутствием. Без разницы, где у тебя нет ничего лишнего – главное, что лишнего нет прямо сейчас.
Свернула налево. Навигатор советует пойти направо, но по карте я увидела, что с той стороны идти придется немного дольше. «Мажестик» приютил у себя на первом этаже бутики, мимо которых я и в нашей столице привыкла проходить с равнодушием. Я не из тех, кто глазеет на витрины, пуская слюни на недоступное. Сейчас для меня там ничего нет, значит и время тратить нечего.
А вот стеклянное здание на пересечении Каррер-де-Мальорка и Каррер-де-Пау-Кларис привлекло мое внимание. Оно чем-то напоминает бизнес-центр, в котором находится наш офис, только словно приклеено к своему более классическому соседу. Такое здесь встречается повсеместно, но из-за разницы стилей именно эти два строения бросаются в глаза. Меня подобные пристройки заставляют вспоминать сцену из одного фэнтези фильма, где в ответ на заклинание два дома раздвигаются, и между ними появляется третий, видимый только волшебникам. Всегда было интересно, какой логикой руководствуются люди, которые принимают решение о таком строительстве и, главное, как это осуществляется в действительности? Стены как-то скреплены друг с другом? Если одна разрушится, что будет с другой? У этих вон на крыше какая-то перегородка есть, значит они не одно целое.