Алина вздохнула, будто ей надоело это объяснять.

– Может быть, ты этого и не хотел, – сказала она. – Но идеи живут своей жизнью, Кирилл. Ты вдохновил мир. А как мир интерпретировал это вдохновение – уже не в твоей власти.

Кирилл отвернулся, снова оглядывая площадь. Люди смеялись, спорили, покупали товары, заходили в здания с яркими вывесками. Всё выглядело упорядоченным, как он и любил описывать, но одновременно хаотичным в своей откровенности. И где-то внутри он чувствовал, что Алине было трудно возразить.

Кирилл устало провёл рукой по лицу, снова оглядывая площадь, где неоновые вывески сочетались с идеально выложенной плиткой и аккуратно подстриженными деревьями. Всё это выглядело как парадоксальный хаос, закованный в строгую форму. Он посмотрел на Алину, которая с деловитым видом смотрела на часы.

– Нам пора, – сказала она, отрывисто и с таким выражением, будто только что вспомнила о пропущенном важном собрании.

– Куда? – спросил он, с трудом удерживаясь от сарказма.

Она подняла на него взгляд, в котором смешались невозмутимость и что-то вроде лёгкой гордости.

– Нас ждёт Сабантуев, – произнесла она с таким тоном, будто называла имя самого великого из ныне живущих.

– Сабантуев? – Кирилл хмыкнул. – Этот мэр-оленевод? Он-то что от меня хочет?

– Сабантуев – не просто мэр, – начала она, как будто читала заранее заученную речь. – Он – реализатор национальных проектов. Все задачи, поставленные правительством Ксенополии, проходят через него. И все они вдохновлены твоими идеями, Кирилл.

Кирилл резко повернулся к ней, пытаясь понять, шутит она или говорит серьёзно.

– Моими идеями? – переспросил он. – Какими ещё идеями? Уж точно не теми, что я вижу вокруг.

Алина всплеснула руками, словно удивляясь его невежеству.

– Конечно, твоими! Ты ведь сам писал о том, как важно учитывать человеческую природу? Про свободу, гармонию и равные возможности для всех? Сабантуев взял это за основу. Например, ты знал, что у нас теперь есть обязательный "День благодарности телу"? Каждый житель города в этот день должен посетить одно из мест для удовольствия. Это снижает стресс и укрепляет моральный дух.

Кирилл смотрел на неё, ошеломлённый, не в силах подобрать слова.

– И это называется… национальным проектом? – наконец произнёс он.

– Разумеется, – подтвердила Алина, словно речь шла о самом обыденном факте. – У нас есть ещё проекты! Например, "Эротика как культурное наследие" – это когда в школах изучают историю чувственных искусств. Или "Город желаний", где каждому гражданину раз в год гарантировано исполнение одной личной фантазии за счёт бюджета. И всё это работает, Кирилл. Это делает людей счастливыми.

Кирилл рассмеялся, но его смех был нервным.

– Счастливыми? Это вы называете счастьем? Культ удовольствий, прикрытый красивыми словами?

– Это не культ, это система! – перебила Алина, подняв палец в знак наставления. – Ты должен понимать, Сабантуев – не просто мэр, он человек действия. Он превратил Изград в витрину эпохи Говорова. Это его вклад в твой великий замысел.

– Я никогда не замышлял ничего подобного, – отрезал Кирилл. – Все эти проекты – чья-то фантазия. Причём весьма извращённая.

Алина улыбнулась, но её улыбка была хитрой.

– Может, ты и не думал, что это станет реальностью, но ведь идеи всегда живут своей жизнью. Сабантуев просто систематизировал их. Ты должен гордиться, Кирилл. Управление городом через удовольствие – это его национальный вклад.

Кирилл глубоко вдохнул, пытаясь унять растущую головную боль. Всё это звучало как абсурдный сон, но он уже перестал удивляться.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Веди меня к этому вашему Сабантуеву. Но не рассчитывай, что я смогу воспринимать всё это всерьёз.

– О, Сабантуев ждёт с нетерпением, – заверила она. – Ему важно показать тебе, что твои идеи действительно работают. И, кстати, он очень гордится проектом "Рынки будущего". Это ведь на твоих рассказах основано!

Кирилл хотел возразить, но махнул рукой, решив, что лучше увидеть это безумие самому.

Алина и Кирилл шли по улице, которая носила его имя. Он невольно замедлил шаг, разглядывая архитектуру, пеструю рекламу и идеально выверенные тротуары. Улица писателя Кирилла Говорова была воплощением городского величия: широкая, мощёная, с шестиполосным движением и фасадами домов, выполненными в строгом классическом стиле. Но при этом чувствовался налёт футуризма – зеркальные окна, световые панели, сменяющие цвет в зависимости от времени суток.

– Улица Говорова, – пробормотал Кирилл, глядя на табличку с его именем, закреплённую на одном из зданий. – Они, кажется, решили совсем не стесняться.

– Это же символ, – ответила Алина, словно объясняя очевидное. – Ты ведь знаешь, что всё это построено благодаря твоим идеям. Улица отражает гармонию порядка и свободы. Каждый её метр пропитан духом эпохи Говорова.

Кирилл усмехнулся, но его взгляд оставался задумчивым. Они подошли к главной площади, и перед их взором предстал памятник, который невозможно было не заметить. На высоком постаменте из чёрного мрамора возвышалась статуя, которая заставила Кириллу остановиться, положив руки на грудь.

– Это что ещё за безумие? – наконец произнёс он, глядя на памятник.

На бронзовом троне-унитазе сидел он сам – Кирилл Говоров, расслабленный, с книгой в руках. Его лицо выражало философское спокойствие, а в руке застыла раскрытая книга, как будто воплощение знаний.

– Почему безумие? – удивилась Алина, ее тон был искренним. – Ты же символическая эпоха. Кирилл Говоров – вдохновитель, чьи идеи подарили Ксенополии свободу без стыда и лицемерия. Этот памятник – посмотрите на ваше движение.

Кирилл молча разглядывал статую. Бронзовый постамент был украшен цитатами из его книг, оформленными в пафосном стиле: «Свобода начинается с мысли!» , «Познай себя – и примешь мир!» . Но всё это выглядит абсурдным из-за контекста.

– На унитазе? – спросил он, покачав голову.

Алина улыбнулась, будто ее совсем не смущала абсурдность происходящего.

– У нас говорят: «Говоров дал нам свободу, даже сидя на троне». Ты стал символом откровенности, раскрепощённости, избавления от условностей.

Кирилл следом переводил взгляд с надписей на улыбающиеся лица прохожих, которые с восхищением фотографировались в подножии статуи.

– Свобода требует героев, – повторила Алина, как будто это всё объяснило.

Кирилл посмотрел на нее, а затем снова на бронзового себя, сидящего на троне.

– Свобода, говорит… – тихо сказал он, усмехаясь. – Ну, по крайней мере, смешно.

Кирилл отвернулся от памятника и посмотрел вперёд. Вдалеке уже виднелась мэрия – массивное здание из белого камня, украшенное бронзовыми оленями. Оно возвышалось над остальными постройками, символизируя мощь и порядок.

– Вот она, мэрия, – сказала Алина. – Величественное место. И здесь нас ждёт Сабантуев. Он наверняка уже готов показать тебе, как твоё наследие стало основой всего.

Кирилл не ответил. Он чувствовал себя словно в чужом сне, в котором реальность перевернули, а он сам оказался в центре событий, которые не мог контролировать. Улица Говорова, статуя, мэрия – всё это выглядело как грандиозный театр, где его роль уже написана, даже если он её не выбирал.

Массивные двери мэрии Изграда раздвинулись, и Кирилл вместе с Алиной вошли в просторную приёмную. Пол блестел так ярко, что отражал каждую деталь, включая Кирилла, выглядевшего слегка озадаченным, и Алину, шагавшую с видом человека, который тут не впервые.

Но первое, что бросалось в глаза, было вовсе не это. В центре комнаты за сияющим стеклянным столом сидела девушка в откровенном нижнем белье – кружевной комплект, больше похожий на аксессуар, чем на одежду. Она встретила их совершенно невозмутимым взглядом, словно её внешний вид был самой естественной вещью на свете.