Много ночей он просидел в своей роскошной библиотеке, думая о ней; он сидел за письменным столом, глядя неподвижно в пространство, – он должен был работать, думал о том, что она сейчас делает и с кем; он лежал без сна на своей широкой деревянной кровати, которая когда-то стояла во Дворце Дожей, и вспоминал свежий, ароматный запах ее волос и кожи и насмешливо-надменный блеск ее голубых глаз. Он мерил шагами пол, проклиная Фелипе Ринарди за то, что тот сделал с Поппи, и готов был убить его, и гнев был так силен, что он сам, казалось, мог получить смертельный удар; но потом он говорил себе, что если бы не было Фелипе, то она вышла бы замуж за Грэга Константа и жила в Калифорнии – за тысячи миль от него и за тысячи световых лет от его мира. И тогда бы он никогда в своей жизни не встретил женщину, подобную Поппи.
Даже сейчас, на этом ответственном совещании, когда жизненно важно было держать под контролем все детали происходившего здесь, его мысли возвращались назад, к ней и их встречам на маленькой ферме в Монтеспане, где они вместе забывали о том, кем они стали. Он созвал это совещание, собрав своих самых высокопоставленных приближенных, адвокатов, финансовых советников и банкиров, а также тех, кто руководил операциями непосредственно на улицах. Хотя Франко не простил своему отцу, что тот предал его в своем завещании, назначив наследником также и Стефано, но он был верным сыном. Он расширил «дело» отца более, чем в сотню раз, и теперь был королем преступного мира всей южной Италии.
Он обвел взглядом стол, рассматривая своих людей. Слева от него сидел Кармине Каэтано, адвокат, который предупредил его о предательстве отца и который был по-прежнему влиятельным человеком в его «деле», сохранявшим преданность Франко и Семье. Франко никогда не сомневался в Кармине – не только потому, что тот любил его, но и потому, что Кармине был проверенным человеком и давал умные советы. Франко сделал Каэтано очень богатым.
Следующим за Кармине Каэтано сидел Джаспари, банкир, которого Франко лично выбрал главой своего банка, «Банко Кредито э Маритимо». Это был крупный седой мужчина в дорогом костюме консервативной наружности, придававший видимость стабильности и респектабельности всему заведению. Франко открыл свой первый банк в Марселе. Банки служили легальным каналом для отмывания огромного количества денег, полученных в результате его «многогранной деятельности», и теперь сам Джаспари был тоже богат. И он тоже был лоялен.
Сальваторе Меландри был сицилийцем. Как и сам Франко, он тоже учился в школе бизнеса в Соединенных Штатах и был известен своей финансовой смекалкой образованного человека – так же, как и хитростью и проворностью бывшего сицилийского уличного мальчишки. Казалось, Сальваторе всегда знал о том, что должно случиться еще до того, как это случилось. И Франко считал его просто незаменимым и награждал соответствующим образом.
Справа от него сидел Джорджо Вероне, молодой человек тридцати лет, который выбился из самых низов и стал правой рукой Франко. Джорджо был человеком жестким и честолюбивым; он выполнял поручения без единой ошибки. Он слушал, он учился, он понимал все с полуслова, и еще он был хладнокровным безжалостным убийцей, который не боялся взять в руки оружие и сделать дело сам. Франко никогда и никого из своего окружения не посвящал в свои планы, мысли, тревоги и заботы, но из всех его подчиненных Джорджо был самым близким подобием друга.
Остальные люди за его столом были важны каждый в своей области, но никто из них не знал полной картины структуры «дела» Мальвази – и никогда не узнал бы. Они заботились только о своем секторе и докладывали Франко, как идут дела. Как и Джорджо, все они вышли из низов – из жестокого мира бедных улочек Италии. Они были преданы Семье Мальвази точно так же, как своим собственным настоящим семьям.
Франко пользовался уважением как глава Семьи. Он был щедр и справедлив. Человек мог прийти к нему со своей личной проблемой, Франко приглашал его сесть рядом с ним, побеседовать и рассказать о своих нуждах. И если Франко находил его потребности справедливыми, посетитель не уходил с пустыми руками. Франко платил за медицинские операции и похороны людей, о которых никогда раньше не слышал; он тратил большие суммы на благотворительность – особенно для детей. Он платил даже за свечи и мессу. Он ходил на первые причастия и был крестным отцом многих детишек. Он делал щедрые подарки на Рождество каждому из его Семьи и целовал их жен и детей, когда те приходили на виллу, чтобы засвидетельствовать ему свое уважение.
И все же что-то было не так. В данный момент он не чувствовал себя спокойно. Он словно уловил первый слабый толчок надвигавшегося землетрясения, но не знал, что это, откуда и почему. Он уклончиво пожимал плечами, хотя и привык доверять своей интуиции. Но сейчас у него на уме было нечто очень важное.
– Господа, – начал он, – вы, очевидно, осведомлены о причинах, по которым я собрал вас здесь сегодня. По-моему, об этом уже болтают даже на улицах. Семья Палоцци завидует нашей власти и могуществу. Все вы помните о перестрелке, случившейся десять лет назад, когда мы отвоевали часть их территории. Теперь они требуют ее обратно. На прошлой неделе Марио Палоцци заявился ко мне собственной персоной.
Суть его предложения сводилась к тому, что, если мы вернем захваченную нами территорию, он и его Семья будут навеки нам благодарны; Семьи Мальвази и Палоцци будут шагать бок о бок как союзники. Другими словами, господа, Марио обещал быть пай-мальчиком, если мы отдадим ему то, что он хочет. Естественно, я ответил ему, что любой на его месте после получения такого подарка был бы благодарен нам. И еще я сказал ему, что Семья Мальвази получила эти территории законным путем – благодаря сплоченности и могуществу, которых не хватает его Семье. Мы должны идти вперед, старина, сказал я ему, а не назад. И дружно, а не в состоянии войны. Перед его уходом мы обнялись, и я передал сердечный привет его жене и детям.
Франко сделал паузу, вглядываясь в лица сидевших за столом.
– Но я смотрел в лицо своего врага.
– Семья Палоцци – калабрийские забулдыги. Вечно от них одни неприятности, – воскликнул адвокат Каэтано презрительно. – Марио Палоцци – жирный тупой крестьянин с замашками важного синьора. Если даже дать ему власть, он не будет знать, что с ней делать.
– Марио осточертело быть бедным, – сказал банкир Джаспари. – Он жуткий мот, и он очень ленив.
– Он любит корчить из себя героя-любовника, – добавил Сальваторе Меландри. – На улице болтают, что он держит свою жену и семерых детей в скромном домишке в деревне, а сам живет со своими женщинами и охраной в богатом особняке в городе. Я сомневаюсь, что он может создать серьезную проблему – у него нет для этого ни денег, ни соответствующей поддержки своих людей.
– Да, это правда, Марио дурак, – сказал Джорджо Вероне. – Но он агрессивный, разъяренный дурак. И, конечно, правда, что его люди забулдыги. Все меньше и меньше денег достается Семье, потому что Марио потерял контроль над делами. Большинство его людей можно подкупить, они воруют, начиная от мальчишек, собирающих мзду, до жеребцов из охраны; все больше и больше денег оседает в карманах подчиненных, и все меньше и меньше – в карманах самого Марио. Как глава клана он терпит полный крах. Марио сломан. На мой взгляд, Семью Палоцци можно прибрать к рукам без особых проблем.
Франко жестко взглянул на него.
– Ты же знаешь, что это означает, – сказал он холодно. – И ты знаешь, я против ненужного кровопролития.
– Я знаю это, сэр, – губы Джорджо Вероне сложились в улыбку. – Но нужна ли нам кровь самого Марио.
– Даже если он распустил свою Семью и она отбилась от рук, она все равно поддержит его, – так же холодно ответил на это Франко. – И тогда начнется еще одна кровавая драка. А я не намерен потворствовать тому, чтобы образ Семьи Мальвази стал синонимом уличных головорезов.
Наступившую тишину нарушил телефонный звонок, и Джорджо вздохнул, когда один из людей пошел снять трубку. Он как раз только собирался приступить к главному; он знал, что, если бы у него было достаточно времени, он сумел бы убедить Франко в необходимости ликвидировать Марио. Тогда семье Палоцци, конечно, потребовался бы новый вожак. И кто же самая подходящая кандидатура на эту роль? Естественно, он сам! Джорджо лбом пробивал себе дорогу; он начал с того, что, когда ему было только семь лет, собирал информацию для рекетиров, и после этого он прошел длинный, кровавый путь, прежде чем в возрасте двадцати девяти лет, стал тем, кем он был теперь. Сейчас он на гребне удачи; у него смекалка и быстрота реакций уличного бандита; у него много связей в преступном мире; ему известны все, даже самые невероятные формы рекета. И он не боялся пустить в ход автомат.
