1899, Франция

Поппи сидела за чашечкой кофе в маленьком марсельском кафе-баре, которое посещали в основном рыбаки. Она собиралась просидеть здесь так долго, как только выдержит. Она думала о пяти франках и семи сантимах в своем кармане. Ее дорогой кожаный саквояж, вмещавший все ее оставшиеся вещи, был обшарпанным и грязным – и невыносимо тяжелым. Поппи с ужасом думала о том моменте, когда ей нужно будет взять его и снова трогаться в путь.

Стоял октябрь, и яркое голубое небо с нещадно пылавшим раскаленным летним солнцем, мучавшим ее во время бесцельных скитаний от Италии до юга Франции, теперь стало серым. Порывистый ветер ударил в окно, и занавески надулись, как паруса корабля; Поппи зябко повела плечами и стала несмело рассматривать уютный интерьер кафе. Рыбаки в тяжелых синих свитерах и высоких резиновых сапогах, облокотившись на цинковую стойку, попивали дешевое красное вино. Из печи струился аромат свежего румяного хлеба, мучивший Поппи. Изнывая от голода, она опять думала о том, как мало осталось в ее кошельке. Уже почти целую неделю она держалась на буханке хлеба, которую покупала в самой дешевой булочной перед закрытием, и на чашечке крепкого кофе с молоком, которую изредка позволяла себе, чтобы просто согреться и хоть как-то бороться с подступавшей слабостью.

Владелец кафе вынырнул из двери рядом со стойкой, взял пустую чашку из-под кофе и взглянул на нее вопросительно.

– Eh bien, mademoiselle. Vous désirez quelque chose?[1]

– Non, non, mersi, m'sieur,[2] —пробормотала она, соскальзывая с невысокого стула и подхватывая саквояж.

– Au revoir, mademoiselle,[3] – сказал он, во взгляде его было любопытство.

– Мсье? – окликнула она его, обернувшись с надеждой. – Я хотела вас спросить… простите, мсье, я ищу работу. Я просто подумала… может быть, вам нужен кто-то… подавать на стол или убирать кафе… любую работу.

Она была такой молодой и такая грусть была у нее на лице, что он заколебался.

– Что ж… – начал он.

– Анри? Что случилось? – из двери выглянула его жена. – Что ей нужно?

– Работу. Я подумал, она могла бы помочь нам с тарелками?..

– С тарелками? Она? – темные глаза женщины сверлили Поппи. – Могу поклясться, она в жизни не вымыла ни одной тарелки! Да и потом, интересно, зачем ей работа? Это платье на ней стоит целое состояние.

Владелец кафе виновато пожал плечами, избегая взгляда Поппи.

– Извините, мадемуазель, – пробормотал он, поспешно вытирая цинковый столик. – Очень сожалею, но…

Вот так всегда, думала Поппи, уныло выходя на узкую улицу. Неважно, какой бедной, несчастной и обносившейся она выглядела, было в ней что-то, что говорило окружающим, что она не такая, как они. Никто не хотел нанимать ее, ни те женщины на роскошных курортах у озера Комо, где Поппи пыталась найти работу в качестве компаньонки, пи в Лозанне, где она поместила объявление в местной газете. Она дала адрес скромного пансионата, где за сумму, которая всего год назад означала для нее просто маленькую коробку изысканного парижского шоколада, ей предоставили комнату и три раза в сутки еду.

К ее удивлению, неделю спустя она нашла письмо на подносе с завтраком. Поппи взволнованно вскрыла конверт и прочла… миссис Монтгомери-Клайд будет рада видеть ее сегодня в три часа дня в качестве претендентки на место компаньонки.

Она подошла к горничной в пансионате и, дав ей несколько монет, попросила выгладить свой прелестный кремовый жакет и юбку табачного цвета. Потом, тщательно причесав свои рыжие волосы, она утыкала их множеством шпилек и заколок, боясь, чтобы они не растрепались. Она терла свои поношенные коричневые туфли, пока они не засверкали, и держала над паром из чайника помятую соломенную шляпу, отчаянно надеясь вернуть ей прежнюю форму.

Она вложила свои драгоценные франки в пару новых лайковых перчаток и, надев их осторожно, бросила критический взгляд в зеркало. Поппи вертелась и так, и эдак, пытаясь увидеть себя сзади, пока, наконец, ей не стало грустно. Жакет, который когда-то сидел на ней как влитой, теперь уныло свисал с ее обострившихся плеч, подчеркивая похудевшее тело. Позже, сидя в фойе роскошного отеля и дожидаясь момента, когда за ней придут от миссис Монтгомери-Клайд, Поппи думала о том, как должна выглядеть компаньонка. Это была новая, незнакомая ей роль.

Прошло пятнадцать минут, потом полчаса, затем еще час. Поднявшись со стула под пальмой около входа, Поппи направилась к клерку.

– Простите, но может быть, миссис Монтгомери-Клайд забыла обо мне? – спросила она, чуть колеблясь. – Меня попросили прийти к трем часам.

– Думаю, она еще дремлет, – ответил ей клерк равнодушно. – Она любит отдохнуть после ленча. Не сомневайтесь – она послала бы за вами, если б уже проснулась.

Поппи уже начала падать духом, сидя опять на обитом голубым бархатом стуле, но потом ей пришло в голову, что она должна быть бодра и подтянута – ведь в любой момент миссис Монтгомери-Клайд может застать ее врасплох. Она выпрямилась на стуле. В пять часов наконец за Поппи прислали.

– Входи, дитя мое, входи. Я послала за тобой пять минут назад – где ж ты была все это время?

Необъятная, толстая женщина в сиреневом шелковом платье и с кучей бриллиантов впилась в нее опухшими голубыми глазами.

– Я шла так быстро, как только могла, миссис Монтгомери-Клайд, – ответила Поппи, покраснев от гнева. Она заметила недопитый роскошный чай на столе у окна и полупустую коробку с шоколадом у дивана.

– Что тебе еще остается делать, как не извиняться, – фыркнула миссис Монтгомери-Клайд, засовывая еще одну шоколадную конфету в свой маленький рот. – Могу я спросить, а какие основания у тебя есть для того, чтобы претендовать на место компаньонки уважаемой дамы?

– Никаких, миссис Монтгомери-Клайд, – сказала Поппи извиняющимся тоном. – Я имею в виду… я была кем-то вроде компаньонки для моей тети Мэлоди в Калифорнии.

– В Калифорнии? – огрызнулась миссис Монтгомери-Клайд. – Эти варвары! А где теперь твоя тетя? Почему же ты здесь? Одна и ищешь работу?

Поппи вздернула подбородок в старой привычной манере.

– Ухудшившиеся семейные обстоятельства вынудили меня искать работу… с тех пор, как… как моя тетя…

– Понимаю, – поспешно остановила ее миссис Монтгомери-Клайд, не желая слушать невеселые подробности похорон этой тети. – Ну что ж, тогда подойди к окну. Встань здесь, на свету, где мне лучше видно.

Вставив большой золотой монокль в левый глаз, она стала открыто и безжалостно рассматривать Поппи.

– Ты ищешь место компаньонки, – произнесла она наконец ледяным тоном, – в парижском костюме, который стоит больше, чем ты сможешь заработать за год. Костюме от Вёрса, насколько я разбираюсь в моде. Как ты дошла до такой жизни, моя девочка? А может, ты добыла его нечестным путем? Так оно и есть, не сойти мне с этого места!

– Нечестным? – Поппи задохнулась, вспыхнув от унижения. – Нечестным? Ах ты жалкая, жирная, алчная старая женщина! Как ты смеешь предполагать, что я нечестна?

Ее голубые глаза с яростью смотрели в заплывшее лицо нанимательницы.

– Мои мать и отец купили мне этот костюм, и, клянусь, они могли бы купить десять таких! Вы мне омерзительны, – добавила презрительно Поппи. – Все, что у вас есть, миссис Монтгомери-Клайд, это – деньги, но не все на них покупается.

– Ах так! – выдохнула женщина, багрово-красная от злости. – Да если б был жив мой последний муж, мистер Монтгомери-Клайд… если б он тебя слышал, он бы спустил тебя с лестницы!..

– Какая жалость, что он не спустил с этой лестницы вас, – закричала Поппи, топнув ногой. – Может, тогда он прожил бы дольше!

И, повернувшись на каблуках, она выбежала из комнаты.

– Ты никогда не найдешь здесь работу, – завизжала ей вслед миссис Монтгомери-Клайд. – Никогда! Я позабочусь об этом! Все узнают о тебе в этом городе!