Литмир - Электронная Библиотека

– Я ведь уже мадам, Нетта, – сказала Поппи. – И я решила, что это лучше, чем быть никем. Да и потом, – добавила она с сияющей улыбкой, – на этот раз я собираюсь сделать себе состояние, и тогда я уже никогда не стану никем.

Но когда она сидела одна в поезде с перепуганным Лючи, возившемся в клетке около нее, она беспомощно гадала, как она сможет выдержать все это.

ГЛАВА 38

1903, Париж

Снова увидеть Париж для Поппи означало испытать одновременно и боль и наслаждение: боль от воспоминаний, которые вызывало это место, и наслаждение, что она опять в самом прелестном городе мира. Ее глаза сияли от восторга. Она сняла комнату в маленьком отеле на рю-де-Сент-Пер, не самом фешенебельном районе Сен-Жермен, а затем пошла в «Банк де Пари» узнать, открыт ли счет на ее имя, как обещал Франко Мальвази. Деньги поступили – и сумма испугала ее. Она была больше, чем Поппи могла бы заработать в своем «доме» в Марселе за сорок лет!

Вечером, сидя в ресторане отеля, Поппи смотрела по сторонам и изучала посетителей. Серьезного вида молодые люди уткнулись в путеводители; еще две барышни ели молча, упорно глядя в свои тарелки; была и более солидная чета, очевидно, из провинции; а также—там и сям – незамужнего вида дамы, обедавшие в одиночестве, как и она. С легким шоком Поппи поняла, что она, со своими волосами, зачесанными назад, в серой полотняной юбке и белой блузе выглядит совсем как они – за исключением, конечно, того, что она была моложе и без пенсне.

Позже, взглянув на себя в зеркало, она подумала, что выглядит немодно и провинциально – и, без сомнения, не похожа на гранд-даму. А как может некое подобие старой девы – классной дамы из Марселя, даже просто надеяться создать самый крупный и известный «дом» в Париже? Ей не хватало соответствующей репутации и неповторимости, и если она надеялась преуспеть, она должна была обзавестись и тем и другим. Ее клиенты вправе ожидать стиля.

Она надеялась увидеть Франко еще раз перед тем, как отправится в Париж, и обсудить с ним кое-какие детали, но ее ждала только краткая записка, подтверждавшая их деловое соглашение и сообщавшая, что деньги будут помещены на ее счет в «Банке де Пари».

«Я хочу дать вам только один совет, – писал он в конце, – полагайтесь на свое творческое и деловое чутье. Вы делали это в маленьком Марселе, но помните, это – Париж; и если вы хотите добиться успеха в этом жестком, напористом городе, где никого ничем не удивишь, вы должны выглядеть и думать грандиозно».

Ночью Поппи лежала без сна, гадая, что же ей предпринять, а наутро, с кругами под глазами, она навела кое-какие справки и отправилась в салоны от кутюр Дусэ и Люсиль. Она воспряла духом и заказала дневные платья и костюмы и роскошные вечерние платья, которыми славился Люсиль, – все своего традиционного теперь голубино-серого цвета.

Зайдя в знаменитую парикмахерскую, она подстригла волосы до модной длины – так, что они вились на затылке и падали на плечи волнами. Одна из новых косметичек показала ей, как сделать черты лица еще более привлекательными при помощи пудры, румян, жемчужно-серых теней для век и персиковой губной помады. Она купила превосходные лайковые перчатки, туфли, сумочку, роскошную нижнюю юбку и белье из серого шелка, отделанные изысканными кружевами. А потом она пошла в магазин мехов Ревильон и заказала великолепную вечернюю шубу до пола из серебристо-серой лисы и жакет из мягкой серой белки для дневных выходов. Затем отправилась в дорогой отель «Ритц» и сняла номер, велев перевезти ее вещи из отеля на рю-де-Сент-Пер.

Наконец Поппи в полном изнеможении погрузилась в большую роскошную ванну, наполненную горячей водой с ароматическими маслами.

– Вот теперь я готова встретиться лицом к лицу с Парижем, – громко воскликнула она. – Теперь я гранд-дама.

Следующим важным шагом был сам дом. Джентльмен, которого она попросила показать ей дома, которыми он занимался в самых дорогих районах Парижа, посмотрел на нее скептически, пока Поппи не покачала ему банковский счет и сопроводительное письмо из банка, в котором говорилось, что выдаваемые суммы могут быть неограниченны, и он заулыбался.

– Конечно, мадам Мэллори, – воскликнул он, словно уже давно ее знал, и неожиданно превратился в саму любезность и предупредительность. Но когда она наконец выбрала особняк в фешенебельном районе, застроенном живописными домами шестнадцатого века, и дрожащей рукой подписала банковский чек на сумму, равную небольшому состоянию, она почувствовала такое сильное желание видеть Нетту и Франко рядом с собой!

Армия расторопных рабочих, рекомендованных агентом по недвижимости, сновала по дому, превращая комнаты наверху в пышные номера и отделывая холл мрамором. До боли закусив губу от горьких воспоминаний, Поппи выписала из Венеции огромные хрустальные люстры; обшила стены библиотеки дубовыми панелями и приобрела массивные книжные шкафы, уже с книгами – прямо из старинного английского особняка. Она покупала абиссинские ковры и шелковые коврики из Китая и Персии, чтобы «гости», спустив ноги с кровати, ощущали не холодный пол, а мягкий теплый ворс. Она заказала ванны из оникса с золотыми кранами в виде грациозных лебедей с глазами из малахита и ляписа; на шторы Поппи выбрала парчовую ткань, специально вытканную в Лионе, умело приглушенных оттенков кораллового и персикового, бледно-зеленого и нежнейшего голубого. Вульгарным претенциозным гарнитурам и диванам она предпочла отдельные предметы в классическом стиле, которыми она восхищалась в одном фешенебельном магазине – они тут же пришлись ей по сердцу. Поппи чувствовала себя свихнувшейся миллионершей, расточавшей свое состояние, но всегда в ее сознании маячила мысль о Франко, о том, что он ожидает возврата своих вложений.

Ее собственные комнаты на нижнем этаже были наконец отделаны, и она въехала в них. Они были такими же простыми и изящными, как и ее новое платье, в котором чувствовалась рука дорогого и утонченного кутюрье – только для избранных. Стены ее спальни были обиты бледно-голубым шелком – в тон занавескам ее большой кровати с четырьмя столбиками. Коврики были бледного голубовато-серого цвета, а занавеси – из изысканной белой тафты. Поппи развесила по стенам свои любимые картины, взятые из ее странной, любительской коллекции в Марселе, а некоторые были нарисованы ею самой. Но, зная, что ей нужно быть «гранд», она заказала свой портрет для библиотеки у известного художника Джона Сингера Сарджента.

За все в своих личных комнатах она заплатила сама – ни цента из денег Мальвази не было потрачено на ее собственные нужды – только на то, что касалось дела. Поппи помнила о своем обещании сделать Лючи принцем попугаев, и она позвонила знаменитому ювелиру Балгари в Рим и попросила его изготовить красивую новую жердочку из золота и драгоценных камней.

– Да, это будет совсем не то, что твоя старая жердочка из палки для метлы в холодной маленькой комнате Нетты в Марселе, – сказала она радостно Лючи.

А потом, забравшись в свою новую большую кровать и чувствуя тепло маленького тельца Лючи на своем плече, она отчаянно желала поскорее заснуть, потому что до сих пор не была уверена в том, что она делает, – и ей так не хватало Нетты!

Спрятав свои чувства и волнения за сдержанной наружностью дамы, Поппи стала выходить «в свет». Всегда одна, потому что у нее не было знакомых мужчин, которые могли бы ее сопровождать. Она знала, что именно ей нужно увидеть, когда сидела в «Фоли Бержер», одетая в роскошное платье и дорогие серые меха; ей хотелось понять, каковы вкусы здешней публики. Она не обращала внимания на отбросы общества и сосредоточилась только на явно богатых и аристократических мужчинах, которые пришли взглянуть на девочек из шоу. И она заметила, что их интересовали не столько внешность танцовщиц: самая пышная грудь, самые длинные ноги или самый откровенный наряд – хотя, конечно, это играло огромную роль – но они искали чего-то индивидуального и неожиданного в них. Здесь была комичная маленькая блондинка с лицом херувима, которая с самым невинным выражением пела фривольные, непристойные песенки, и особа с молочно-белой кожей, в белоснежном одеянии послушницы, которое она потом распахнула, выставив напоказ вызывающий черный кружевной корсет, который еле сдерживал ее рвущуюся наружу грудь, – и Поппи почувствовала, как дрожь пробежала по спинам мужчин. Потом появилась рыжеволосая танцовщица с гибким, извивающимся, как у змеи, телом, подвижная, как ртуть; выскользнула загадочная восточная девушка-певичка, закутанная в тончайшие расшитые китайские шелка – ее притягательность была в таинственности и недосказанности. Тайна, неожиданность, налет порочности, энергия комического, грациозного – Поппи поняла, что именно это восхищало мужчин.

20
{"b":"93559","o":1}