– Спасибо, сэр.

Он пыхнул сигарой. Лесли видела, как он подхватил языком кончик жвачки, пропитанной слюной.

– До свидания, дорогая, – сказал Боуз, не вставая. – Будьте осторожны. Я буду ждать вашего звонка.

Лесли неподвижно стояла перед ним. Ей не верилось, что он позволяет ей уехать. Это было не похоже на Боуза.

В порыве она шагнула к нему и поцеловала его в щеку. Боуз нежно обнял Лесли за плечи. В его прикосновении было что-то неуловимое, значение чего она не смогла понять.

Затем Лесли вышла из офиса.

Она нашла седан в том отсеке гаража, где он и должен был находиться. Это был двухлетний, ничем не примечательный «форд» с нью-йоркскими номерами и разбитыми задними фарами. Он был припаркован между двумя другими машинами в части гаража, которая не была ни дальней, ни центральной, ни ярко освещенной и ни темной.

Лесли остановилась на расстоянии, рассматривая машину. Она прислушалась к тишине на верхнем этаже. Потом повернулась, посмотрев на лифт, который был за спиной. Лифт все еще стоял на уровне С, ожидая, когда двери закроются.

Она медленно шла к машине. На полпути Лесли развернулась и быстро рванулась назад к лифту. Нажала кнопку.

Двери тут же открылись, и, войдя в лифт, Лесли развернулась и стояла лицом к безмолвной громаде гаража.

Она услышала, как открылись и закрылись дверцы машины, потом быстро приближавшиеся шаги.

Лесли нажала кнопку закрывания двери. Ничего не произошло. У нее стало перехватывать дыхание, когда она услышала шаги совсем близко.

Наконец двери начали закрываться. Спазм страха пробежал по ногам Лесли и поднялся вверх по позвоночнику. Кошелек и сумка тряслись у нее в руках. Она сжала зубы. Шаги были почти рядом, когда старые крашеные двери наконец закрылись.

Лифт поднял ее на верхний этаж, и Лесли быстрым шагом пошла к остановке такси. Она подала знак шоферу в начале очереди, и он приоткрыл дверцу.

– Прямо по движению, – сказала она водителю. – Убедитесь, что нет слежки.

Они ехали в сторону от здания Капитолия по незнакомым улицам Олбани. Лесли не обращала внимания на вид за окошком. Она даже не ощущала, какая была погода.

Мысли быстро проносились в голове. Она знала, что Боуз не давал ей вернуться в Нью-Йорк, потому что боялся того, о чем знала Лесли. Он узнал о недавнем визите к ней Бесс Ланкастер. Это могло означать как то, что он следил за Бесс, так и то, что квартира Лесли все эти годы была под присмотром.

Одно было ясно. Если бы Лесли следовала инструкциям Боуза и села в эту голубую машину, она была бы мертва. Поставленное на карту было слишком важным, а ее персона слишком незначительной, чтобы она могла предположить другое.

А если это было правдой, то сейчас она в опасности!

– Все чисто? – спросила она у шофера.

– Надеюсь, леди. Я не могу быть уверен за весь путь.

– Давайте в аэропорт, – сказала Лесли.

Машина, набрав ход, пронеслась по нескольким городским улицам и выскочила на трассу. Лесли больше ничего не говорила, потому что водитель вел машину в сложном утреннем движении по направлению к аэропорту Олбани.

Когда они прибыли на территорию аэропорта, водитель остановил у стоянки машину и повернулся к ней.

– Я хочу, чтобы вы вышли со мной, – сказала Лесли. – Я * * * заплачу вам за время.

Мужчина с подозрением смотрел на нее. Лесли открыла кошелек и протянула двадцать долларов. – Другие двадцать если вы сделаете то, о чем я прошу, – сказала она.

Вздохнув, шофер вышел из машины и проводил ее в здание аэропорта.

Не отходя от него, Лесли оставила вещи и пошла к ночному почтовому отделению. Она достала из кошелька маленький пакет, написала на нем адрес, добавила «Специальная доставка» и приклеила на него нужное количество марок.

Потом она достала из кошелька записную книжку, вырвала страничку и на ней написала:

«Дорогая миссис Ланкастер.

Здесь вы найдете информацию, о которой просили меня. Удачи вам».

Она оставила записку без подписи и вложила ее в пакет с пленкой, на которой шесть лет назад она записала голос Эмори Боуза. Она не слушала ее все эти годы. Теперь Лесли понимала, что эта пленка многого стоила, если за ее домом следили с самого первого дня ее появления в Нью-Йорке.

Этим утром, когда у нее в дверях появился Эрл и с угрожающим взглядом приказал собрать сумку и ехать с ним, Лесли поступила мудро. Она взяла из шкафа пленку и положила ее в сумку под одежду. Она знала, что Боуз и его люди не могли знать, что она скрывала от него, и не подумают о том, что она могла взять это с собой.

Уловка сработала. Эрл не подумал проследить за ее сумкой и кошельком.

Когда Лесли запечатывала письмо, в ее памяти эхом проносились слова Бесс Ланкастер:

«Шесть лет назад вы помогли уничтожить одного хорошего человека. Спасите сегодня другого. Смойте свой грех. Сбросьте груз старых ошибок, Лесли. Вы никогда не пожалеете об этом».

Лесли бросила пакет в почтовый ящик и повернулась посмотреть расписание. Ближайшие рейсы были в Лос-Анджелес, Кливленд, Чикаго.

Она посмотрела на водителя.

– Мне нужно еще пару минут, – сказала Лесли. – Этого будет достаточно, чтобы купить билет.

Нью-Йорк, 29 апреля 1964 года

Тим стоял в тихой комнате Лауры, которая размещалась на верхнем этаже.

Было два часа дня. Лаура сейчас была на выставке, ее мальчик – в школе. Она должна была уйти из музея через полтора часа, чтобы забрать сына из школы. Вскоре после этого они вернутся сюда.

Тим ждал их.

Он стоял и рассматривал это незнакомое жилище, которое выбрала Лаура на этот период своей жизни. Оно очень отличалось от уютной квартирки в Сентрал-парк Вест, в которой они жили вместе до развода.

…Напоминавшее пещеру, тускло освещенное, достаточно пыльное и недостаточно защищенное от шума, в отличии от их прошлого жилья. Он слышал гул машин на соседних улицах и упражнения музыканта этажом или двумя ниже.

Главная комната представляла собой студию, полную ламп, камер, задников, от нее с одной стороны парой перегородок была отделена жилая комната. Стены были завешаны увеличенными фотографиями. Большинство лиц на них ничего не говорило Тиму. Остальные были посвящены мальчику, который смотрел с выражением такой невинности, что Тим отворачивался. Он чувствовал любовь Лауры к мальчику и ее заботу о нем.

Тим нащупал револьвер в кармане плаща. Это был 38-й полицейский, высшего качества, купленный сегодня утром около Таймс-сквер. Тим проник в верхний этаж несколько минут назад, войдя в здание, нажав все кнопки сразу и использовав свои инструменты, чтобы вскрыть дженсеновский замок в квартирной двери. Ясно, что Лаура не очень заботилась о безопасности.

Он осторожно прошелся по квартире. Кухня была устроена в углу огромного помещения, но была теплой и уютной благодаря светлым занавескам и красивым обоям. Повсюду были рисунки мальчика. На одном была нарисована Лаура, похожая на палочку, улыбающаяся, с подписью печатными буквами «МАМА».

У стола стояли три стула, но лишь на двух местах были салфетки. На столе стояла детская пластмассовая чашечка и банка с шоколадной смесью. В холодильнике, кроме молока и апельсинового сока, Тим нашел какое-то лекарство. Он прочел описание. Это был антибиотик для мальчика, у которого была инфекционная болезнь уха.

Он решил посмотреть на спальни. Их было четыре. Две из них служили складами для камер треножников и другого фотографического оборудования. Было много шкафчиков с каталожными ящиками, заполненными аккуратно подобранными негативами и отснятыми пленками, с датами, номерами кассет, иногда – с оплаченными квитанциями от потребителей. Лаура педантично относилась к новой профессии.

Была еще темная комната, достаточно просторная и хорошо устроенная, с оборудованием для создания цветных и черно-белых снимков, с устройством для печатания увеличенных фотографий, которыми была увешана вся квартира.