– И что тебе сегодня будет сниться? – спросила она, продолжая держать его руку в своей.

На его лице появилось задумчивое выражение.

– Альфа-альфа, – ответил он.

Альфа-альфа был его вымышленным другом и вторым «я». Это был озорной бесенок, который нарушал все правила хорошего поведения и у которого всегда были неприятности, потому что он был продуктом детского эгоизма и шаловливости, которые Майкл, внешне спокойный и осторожный ребенок, прятал в себе. Когда Майкл изредка творил что-нибудь неположенное в доме, то вина взваливалась на Альфа-альфу, который никак иначе поступить и не мог.

– Когда тебе будет сниться Альфа-альфа, – сказала Лаура, – пожалуйста, передай ему, что мы простили его за то, что он разбил стакан на кухне. Мы не видели его уже целых два дня. Думаю, что он неловко себя чувствует из-за разбитого стакана, но, наверное, упрямство не позволяет ему признать это. Поэтому он прячется. Хорошо?

– Да, – его нежная манера говорить очаровала ее, как всегда. Он мало говорил. Обычно целые истории о том, что он чувствовал, рассказывали его глаза.

– Хорошо, – сказала она. – Я вижу восхитительную пару губ. Кто получит от них поцелуй на ночь?

С веселым видом он в недоумении поднял брови, чтобы подразнить ее.

– Что? – спросила она, делая свой взгляд серьезным. – Ты хочешь сказать, что мне придется отправляться спать без поцелуя? Но тогда я не смогу заснуть.

Его губы расплылись в улыбке.

Лаура наклонилась, чтобы поцеловать его. Когда она почувствовала его губы на своих, она закрыла глаза и, как это случалось каждую ночь, почувствовала что-то внутри, причинявшее странную боль. Было так приятно чувствовать его любовь и доверие. И было больно осознавать, что из-за скоротечности времени каждый раз она прижимала к себе только сегодняшнего, сиюминутного Майкла, каким он был только в этот вечер.

Завтра это будет уже другой маленький мальчик, на день старше и немного мужественнее. Завтра ее будет приветствовать уже более сообразительный и более независимый человек. Поэтому, хотя они и были вместе в этот вечер, она в то же время понемногу теряла его, и, отдавая ему свою любовь, она наделяла его силами, чтобы он вылетел из их гнезда в будущем.

Мысли об этом наполняли ее неизъяснимой болью, тоской и восхищением. И, обнимая его, она не могла не вздохнуть.

Она была вынуждена прятать свои чувства за внешним спокойствием, улыбаясь и теребя его волосы. И она покидала его, как будто этот нежный момент на закате дня будет длиться вечно, как будто эта жизнь, которую они проводили вместе, никогда не закончится.

– Я люблю тебя, – сказала Лаура. – А теперь пора спать. Приятных сновидений.

– Спокойной ночи, мамочка. Я люблю тебя, – он обнял ее, и его пальцы соскользнули по ее руке к ладони.

Она видела, как он наблюдал за ней, когда, выходя, она остановилась на секунду перед дверью и послала ему воздушный поцелуй. В дверях перед ее глазами мелькнула смутная тень от ночной лампы, дававшей проекцию на потолок.

Мамочка.

Когда она вошла в гостиную, это слово эхом отдавалось у нее внутри. Она все еще видела перед собой его губы, произносящие это слово. Это было самое прекрасное слово в мире, и оно сладко звучало в ее охваченном смятением сердце, когда она вышла из комнаты, где засыпал мальчик.

Теперь каждую ночь она нехотя заставляла себя отвлечься от мыслей о своем ребенке, что было нелегко сделать из-за всепоглощающей любви к нему, и обратиться к своим профессиональным делам.

Вся гостиная была заполнена фотографиями, прикрепленными специальными приспособлениями на стенах. Некоторые снимки были экспериментальными. Лаура хотела пожить с ними несколько недель, чтобы понять, насколько важны они были для нее. Другие работы висели здесь уже долго и давно стали частью ее самой. Они были выставлены в Музее современного искусства. На многих из них был запечатлен Майкл.

Таким образом, Майкл тоже был частью выставки.

Лауре потребовалось три года и шесть месяцев, чтобы сделать все эти фотографии и собрать из них коллекцию, выбрав лучшие, после того как она покинула свою компанию «Лаура, Лимитед». Когда трудная программа, намеченная ею, была наполовину выполнена, она начала продавать свои фотографии почти во все крупнейшие иллюстрированные журналы. Ей даже удалось получить два международных приза за свои работы. Ее однокурсники узнавали ее и с почтением считали самым одаренным выпускником их школы.

Шумиха, начавшаяся вокруг ее работ, внимание, которое они привлекали к себе, – все это тревожило Лауру. Ведь ее фотографии всегда были для нее чем-то очень личным и даже запретным. Она никогда не ожидала, что кто-то еще может проявлять интерес к ее работам и даже одобрять их.

Она знала, что ее портреты значительны, ни на секунду не сомневалась в этом. Считая, что сама не представляет из себя ничего особенного, знала, что лица, которые она запечатлевает на фотографиях, могут рассказать много интересного, заключающего правду и многолетний опыт.

Ощущение это отнюдь не приводило Лауру в восторг. Она даже не чувствовала себя более уверенно. Ее всегда мучило беспокойство, как будто каждый раз она теряла шанс запечатлеть понравившийся образ, и лишь успевала щелкнуть его кое-как, прежде чем он исчезал. Она никогда не чувствовала себя достойной той правды, которую передавали эти лица. Лаура чувствовала свою ответственность перед ними, потому что они доверяли все эти истории только ей, не открываясь другим фотографам. И в результате на ее фотографиях лежал какой-то особый отпечаток, и их всегда можно было узнать, где бы они ни выставлялись.

Волшебство камеры рождало в ней только застенчивость, и мысли о возрастающей известности не задерживались долго у нее в голове. Наоборот, она относилась к тому искусству, которое творила, как скромный мастеровой. Она закончила необходимые ей технические курсы в Парсонской студии и твердо решила заниматься фотографией. Деньги, оставшиеся от «Лаура, Лимитед», она положила на счет Майкла. Они жили скромно, на то, что она получала от продажи фотографий.

Она не пренебрегала никакими видами работ: от изготовления портретов до свадебных снимков, от индивидуальных фотографий до съемок показов новых моделей одежды. Последнее время ей часто приходилось иметь дело со старыми друзьями, которые до сих пор недоумевали, почему Лаура отказалась от блестящей карьеры модельера.

А в оставшееся время она делала тысячи снимков на любимую тему – люди, выброшенные на обочину жизни… Одинокие, страдающие и даже склонные к самообману, они были близки ее сердцу и даже как бы стали частью ее души. Крупные планы лиц, выражавших что-то сокровенное, зачастую боль, составляли основную часть ее работ, известность которых распространилась настолько широко, что Музей современного искусства оказал ей высокую честь, предложив провести персональную выставку этой весной.

Прошло уже около трех лет с тех пор, как пересеклись ее любовь к маленькому мальчику и преданность фотографии.

Конечно, она делала сотни снимков Майкла, но просто для того, чтобы запечатлеть его детство. Каким-то образом Майкл и глаз ее камеры продолжали оставаться на разных полюсах.

Когда она снимала его, то из художника превращалась в гордящуюся своим сыном мать.

Затем как-то раз она почувствовала, как странно дрогнули ее пальцы, когда она стала наводить на мальчика объектив. Камера как будто хотела сделать серьезную фотографию ребенка и в то же время предостерегала Лауру от этого. Лаура пыталась противостоять своим намерениям, но потом махнула рукой и поднесла камеру ближе к его маленькому лицу. Она заговорила с ним очень нежным голосом, чтобы он посмотрел в объектив камеры, и с почти незаметным трепетом сделала первый «настоящий» снимок Майкла.

А в каком возбуждении развивала она этот первый образ! Благодаря тому, что она подносила объектив очень близко к лицу, Майкл позволял камере заглядывать прямо в его юную душу. Лаура увидела на снимках то, чего никогда по-настоящему не видела, смотря на мальчика влюбленными материнскими глазами; она разглядела серьезность, меланхоличность и какую-то загадочную индивидуальность. Ничего этого раньше ее благоговение не позволяло ей заметить.