Пробежав через мастеровые кварталы, дорога поднялась на маленькую площадь, занятую уличными торговцами и попрошайками.

Женщина с крутыми кудрями, тонущая в пышных оборках, держала на шее лоточек с раскрашенными кожаными лоскутами и обещала самую правдивую ворожбу. Прыщавый толстяк продавал сильно заскучавшее сладкое тесто на палочках. В распахнутой двери цирюльни стоял тощий мужчина в сером переднике и, щурясь на солнце, чистил ножичек для вскрытия гнойников. На дальнем краю площади завывала дудка, носился туда-сюда ряженый смешила с дубиной в виде мужского признака, два бодрых жеребёнка увлечённо качались на деревянных напольных качалках вроде тех, на которые иногда ставят игрушки.

Илидор пружинисто обернулся к преследовавшей их стайке детей и деловито спросил Йеруша:

— Кого первого поймаем и продадим циркачам?

Найло, даже бровью не дрогнув, ткнул пальцем в одного из мальчишек:

— Этого. Он мелкий, ему легко ноги сломать.

Мелкий, изменившись в лице, отбежал на несколько шагов. Другие мальчишки неуверенно переглядывались — эти взрослые дядьки несли явную чушь, потому как никто не может продавать чужих детей, но своих-то взрослых рядом нет, а эти чужие и уверенные — очень даже есть.

— И ещё этого, — Йеруш шагнул к самому старшему из ватаги, тот отпрыгнул, — он страшный, как моя жизнь, всего-то останется что выбить ему все зубы да уши отрезать — и можно будет показывать как полновесного урода.

Мальчишки, ещё раз переглянувшись, дружно решили, что ну его в кочергу, и ватага с топотом схлынула обратно в мастеровые кварталы. Единственная добыча, которая им досталась — пара ремешков с пряжками, которые они успели отцепить от большого рюкзака ещё внизу.

— То-то же, — порадовался дракон.

Йеруш Найло уже выкинул из головы детей. Схватив за грудки подвернувшегося лотошника, он выяснял, где в этом прекрасном городе найти ювелира Рунди Рубинчика и приличный спальный дом, в любом порядке. Лотошник, испуганно глядя в бешеные сине-зелёные глаза эльфа, тараторил и махал руками, лоток на его шее съехал набок и на нём смешались в кучу пряничные лошадки и человечки.

Достойный спальный дом с хранилищными ящиками нашёлся неподалёку. Перепоручив хозяевам огромный Йерушев рюкзак, Илидор облегчённо застонал, с хрустом потянулся и пожелал немедленно съесть завтрак, а лучше два.

Однако Йерушу слишком сильно горело добраться наконец до ювелира, потому в спальном доме завтракать не стали и в харчевни тоже не пошли, а по дороге купили уличной еды: запечённые в тесте кусочки кроликов, пироги с капустой и свекольными листьями. Найло больше тревожился и озирался по сторонам, чем ел. Илидор заглотил свою порцию, почти не жуя, и плотоядно посматривал на попутные лавочки при пекарнях, где продавали сладости: засахаренные вишни, жареные в тесте яблочные дольки с пряными приправами, булочки с орехами, пряники. Но Йеруша было не остановить и даже не замедлить.

Лавка ювелира Рунди Рубинчика находилась в бойком месте: на самом выходе к площади Пёстрой, где утром торговали простонародные, а вечером приличные торговцы тканями, ароматными маслами и всякими мелочами, по полудням вещал глашатай, если было о чём, по вечерам в значные дни устраивались празднества с угощениями. Сейчас на площади было пусто, только по наспех уложенному помосту скакали акробаты в линялых тряпках и орал что-то зазывала в затрёпанных мехах.

— Не город, а сплошной балаган, — проворчал Йеруш, выискивая взглядом ювелирную вывеску.

Илидор едва его услышал. Что-то притягивало его взгляд к линялым акробатам, и дракон уже почти поймал узнавание за хвост, но тут Найло, издавая взволнованные восклицания, утащил его за угол, заприметив кованую вывеску в форме колечка.

Ювелир Рунди Рубинчик оказался на месте, в лавке его было пусто, и гном не возражал вести дела с посетителями, пришедшими пешком. Он не выглядел хворым, источал ощущение покоя и основательности, и Йеруш от счастья готов был расцеловать Рунди прямо в седоватые бакенбарды и впечатляющий нос.

Пока Найло сбивчиво излагал своё дело и выколупывал сумеречный камешек из мешочка, Илидор ходил по маленькой светлой лавке, где на многочисленных полках за коваными дверками лежали камни, украшения и кусочки металлов. Все подлинные, насколько дракон мог судить в окружившем его многоголосии: камни напевали тихонько и радостно. В лавке было чисто, светло и до того уютно, что Илидор поймал себя на желании свернуться, урча, в пятне падающего из окна света.

Окна, хоть и небольшие, натыканы часто и сплошь из стекла, и дракон проникся к ювелиру ещё большим уважением. Известная фамилия — это, конечно, хорошо, но каждый представитель важных фамилий достоин или недостоин дел предков в меру собственных личных качеств (Йеруш Найло — неплохое тому подтверждение). А обилие чистого света из окон указывает, что ювелир стремится демонстрировать камни при естественном освещении, чтобы покупателям понимали в точности, как будет выглядеть купленное украшение в обычный день и при обычном свете.

Ещё во время Донкернаса, когда Илидор то и дело разыскивал драгоценные камни, он наслушался историй о ювелирских ухищрениях, и рад был, что этот гном, похоже, не стремится морочить голову клиентам и строить из себя того, кем не является.

Пока Илидор осматривал лавку, Йеруш завершил свой рассказ, а ювелир вдоволь насмотрелся на камень через выгнутое стёклышко. Теперь Найло нетерпеливо подпрыгивал перед столом-прилавком:

— Так что, ты купишь этот камень?

Рунди Рубинчик с достоинством наклонил голову.

— Полагаю, я хорошо заплачу за него.

Найло опёрся ладонями на столешницу, подался вперёд, вскинув брови.

— Спешишь, что ли? — прокряхтел гном. — Спешить хорошо, но только не всегда. Вот сейчас спешить — совсем нехорошо получается, а вовсе даже зряшно. Зачем ты делаешь мне спешку, эльф недоразумный? Как же взять вещь, не узнав её, а? Молчишь?

Опешивший Найло действительно молчал, только глазами хлопал. Собирая из ящиков стола что-то глухо брякающее, шуршащее и дзинкучее, Рунди Рубинчик приговаривал:

— У вещи для начала расспросить надо: что она да откуда, накалину снять с неё, если имеется.

— На-калину?

— Тяжка бывает память о былом, — назидательно потряс пальцем ювелир и стал рисовать на столе белым мелком. — Или думаешь, камень — он не человек?

Йеруш наблюдал за действом со слабой надеждой, что Рунди Рубинчик его разыгрывает. Только что же казался самым приятным гномом на свете, а теперь какую-то дичь несёт! А Рунди обрисовал камень кругом, этот круг аккуратно обрисовал ромбом, от его граней повёл длинные завитушки, на концах которых тоже нарисовал по кругу.

Над дверью лавки брякнул колокольчик, на миг ворвался с улицы гам и холодный воздух, шагнула на порог плотная женщина, замотанная в цветастый платок поверх куртки. Рубинчик посмотрел на неё строго исподлобья, и женщина, махнув рукой, вышла, однако перед тем неожиданно пытливым взглядом зацепилась за Йеруша. Найло решил, что она его с кем-то перепутала.

Илидор, вроде бы бездумно смотревший в окно, вдруг вздрогнул. Наморщил лоб, ещё раз посмотрел, дёрнулся, остановился, снова дёрнулся. Повысив голос, спросил Рунди:

— Это долго? Накалину снимать?

— Тяжка бывает память о былом, — повторил гном с нажимом. — Откуда мне иметь знание, сколь она тяжка у этого камня?

— Я отойду, — бросил Илидор Йерушу. — Вернусь потом сюда или в спальный дом.

— Ты чего ещё? — заволновался Найло уже в спину дракону. — Ты кого там увидел?

— Циркачей Тай Сум, — скупо бросил дракон, и дверь лавочки захлопнулась за ним.

— И… что с того? — беспомощно спросил Йеруш закрытую дверь.

Илидор и сам понятия не имел, что с того. Просто увидел, как мимо окна лавки проходят трое: фокусник Олава-Кот, вместе с которым Тай Сум приходила в лекарню к Ерджи, балясник Амриго и ещё один незнакомец. Увидел и не смог не выскочить за ними, удивлённый, что уже в третий раз судьба сталкивает его с цирком Тай Сум, хотя вроде бы каждый идёт по своим дорогам, и тех дорог вокруг — ёрпыльная прорва.