Йеруш принялся скакать по песку, вбиваясь в него пятками и бессвязно вопя. Вероятно, это значило нечто вроде «Может, ты и прав, но моя ярость требует выхода», однако Илидор даже не смотрел на Йеруша — дракон провожал взглядом уходящий корабль и улыбался.

— Почему, Илидор? Почему, зачем и, главное, нахрена⁈

Дракон улыбнулся так искренне и светло, что у Йеруша заболели зубы.

— Этот бриг так хотел ещё хоть раз увидеть дальние воды! Он просто умирал в Гребло на приколе, он там стоял так долго и так безнадёжно, и ты бы знал, как это невыносимо — стоять на якоре, имея паруса…

— О-о-у-а-а-а! — возорал Найло. — Теперь мы ещё с кораблями тетешкаемся, отлично, да ты серьёзно, что ли, Илидор! Может, спеть кораблику песенку? Покрошить ему хлебушка? О-о-о, ну почему же ты такой дракон, Илидор, это невыносимо, ты понимаешь меня, понимаешь, да, я тебя не выношу-у! У меня просто всё в животе связывается морским узлом, вот тут, вот прямо всё закручивается ромбододэкаэдром, настолько сильно ты перетряхиваешь мне кишки до самых кишок!

С каждой фразой голос Йеруша взвивался всё выше и пугал жирных чаек в небе, а дракон словно и не слышал — смотрел и смотрел, как уходит вдаль по волнам старый бриг «Бесшумный».

— Ну какого ёрпыля ты выпросил у Моргена этот бесполезный кусок стекла? Не мог забрать что-нибудь сто́яще? Что мы теперь будем делать? Ты понимаешь, что теперь всё, теперь мадори Ллейнет меня точно живьём сожрёт⁈ У нас был такой роскошный шанс, а мы его выпустили прямо из рук! Но ведь я не могу допустить провала с этим проектом, ни с каким другим проектом, ну скажи, что ты понимаешь меня, драконище! Скажи-и!

Илидор снова рассмеялся, наконец обернулся и разжал кулак, с видом фокусника протянул Йерушу камень. При дневном свете тот переливался, словно лужица жидкого серебра, а в глубине у него таилась сумеречность грозового неба. Найло против воли утих и залюбовался игрой холодного света в потёках мрака, и даже орать вдруг как-то расхотелось. Йеруш наклонил голову, клюнул воздух и стал смотреть на серебристо-сумрачные переливы.

— Я забрал именно его потому, что это — единственный драгоценный камень из всей заначки Хардреда, — медленно, с удовольствием проговорил Илидор. — Все остальные — полудрагоценные или вообще стекляшки. Нет там никаких гранатов, изумрудов и прочего. Есть довольно приличный жемчуг, несколько топазов, но и только. А всё что выглядит как драгоценные камни — это подделки, Найло. Все, понимаешь? Стекло, смола, краска, не знаю, что ещё. Единственная стоящая вещь — вот она.

Йеруш задохнулся, застонал, вцепился в свои волосы и принялся их трепать, как безответную зверушку. Во всей этой беготне он умудрился напрочь забыть, что дракон чувствует драгоценные камни, чувствует их издалека и безошибочно. В отличие от каких-то там портовых забияк, гнусных полуэльфов и даже от гномов, которые много лет прожили под землёй и оказались достаточно лихими, чтобы выйти в надкаменный мир и покорить себе море.

Всё это чушь и блажь, и море не покоряется никому.

— Я не знаю, как называется этот камень, — немного смущённо признался Илидор, — но он очень ценный. Он звучит громче рубинов, Найло, честное слово, я точно это знаю, я как-то находил рубины в подземной шахте в Варкензее…

Дракон махнул рукой.

— В общем, покажи этот камень толковому ювелиру, он будет в восторге. И прекрати уже орать, как помешанный, даже если ты помешан.

Йеруш осторожно, с совсем другим уже выражением лица принял от Илидора камень. Сначала хотел положить его в кошель, но тут же одумался. Раскопал в котомке небольшой холщовый мешочек, бережно поместил в него серебристо-грозовой камешек.

— Когда полетим?

Илидор сунул руки в карманы и нога за ногу прошёлся вдоль кромки воды.

— Морген уйдёт подальше — и полетим.

— А ведь этого засранца ждёт тот ещё сюрприз, — осклабился Йеруш. — Надеюсь, ему будет икаться до самой весны. Или он сдохнет с голоду за зиму в этой его Пыжве. Или команда его порвёт на тряпки, а потом их самих тоже кто-нибудь порвёт, или они сдохнут от холеры на самых гнусных вонючих задворках! Даже не знаю, что меня бы устроило больше, вот ты как думаешь, вот тебя бы что больше устроило, дракон, а?

Илидор молчал и улыбался, глядя вдаль. У его ног тревожно ворочалось и ворчало море, разгоняло барашками волны на край окоёма. По их спинам скользил-уходил к горизонту бриг «Бесшумный», и заново окрылённый ветер играл в его парусах, цеплялся за снасти и напевал по памяти песню, которую услыхал как-то раз от золотого дракона.

Воротный стражник, здоровяк с впечатляющими рыжими усами, преградил путь, качнув в сторону Йеруша копьём.

— Кто таков и по какой надобности явился в Бобрык?

Йеруш огляделся вокруг с непонятно-на-что надеждой, но и дорога, и приворотье были пустыми.

— А что-то случилось?

— Случилось, — буркнул стражник. — Блудники шалят, а может, шишаги. Тока и поспеваем в сем году, што потеряшек собирать по предгородьям. Как с самого начала осени заладились теряться, так и…

— Пдитом бдогих бодедяшек даходим уже задохдыми, — простуженно пробубнил второй стражник и трубно высморкался в затрёпанную тряпку.

— И, — веско добавил первый, — подозрительно выглядят путники, что просто пришли себе в Бобрык незаблуженными и с довольными рожами. А ну как вы тоже нечисть какая? Мало ли, чего там прётся на наши земли, когда идёт зима? Зима ведь — это…

— … дурное время, колдовское, — раздражённо перебил Йеруш. — Сколько я слышал этот напев от самых старолесских приграниц, а толковую нечисть увидел лишь раз!

Стражники переглянулись.

— Вот мой называй, — эльф нетерпеливо протянул руку. — В Бобрыке я проходом, на день-другой, хочу заглянуть к мастерам по своим научным надобностям.

Простуженный стражник, шевеля губами, считал надпись на браслетной пластине. Что-то прошептал на ухо первому, и тот скривился, точно от кислого пива. Подбородком указал на Илидора.

— А этот? Тоже учёный? Не похож чего-то.

Илидор внутренне возмутился: да, он походит сейчас на оборванца, — но Йеруш Найло и сейчас, и год назад, и всегда походит на малахольную птицу, так почему на его счёт у стражников не возникает сомнений?

— Это помощник мой, — Йеруш дёрнул губой, обнажая клыки, и стражник чуток задеревенел лицом. — В деревне нанятый. Поклажу таскает. Я могу уже наконец пройти через эти восхитительные ворота, или мне ещё нужно ими полюбоваться? Да? Нет? Я уже налюбовался почти до блевоты, честное слово, вы же не хотите, чтобы меня вытошнило прямо вам на…

— Сдышь, ды, — простуженный шагнул к Йерушу.

Крылья Илидора попытались хлопнуть, но большой рюкзак прижимал их крепко, что сейчас было к лучшему. Дракон старательно сохранял на лице выражение полнейшей отстранённости. Усатый стражник придержал простуженного за плечо, но лишь для того, чтобы отодвинуть его в сторонку. Подошёл и сам в упор уставился на дракона.

У Илидора, разумеется, не было называя, потому дракон принялся изображать обострение врождённого таланта к исключительной тупости.

Меч они запихали в рюкзак на подходе к городу, в надежде, что никто не станет осматривать поклажу двух пеших путников. И хорошо, что запихали, подумал Илидор, иначе бы у стражих возникли очень, очень сложные вопросы касательно «нанятого в деревне помощника» с мечом.

— Ну проходите, — неохотно проворчал наконец усатый. — Ток вести себя прилично в Бобрыке, ясно? На улицах не срать, к порядочным людям не приставать, по ночам не лаять!

Простуженный, шмыгая красным носом, выдал Илидору и Йерушу по деревянной фишке в форме ёлки.

— Отдадите стражим на выходе, — скучно пробубнил усатый. — Выход через Узкие ворота. Ежели задержитесь дольше чем до завтра, так возвращайтесь за новым пропуском, и штраф запла́тите тогда, за шатанья по городу без надобности.