Красная Рубаха хохотнул, собирая кости.
— Не, вы как хотите, а такого невезучего игрока я ещё не видал!
Косица хлопнул Илидора по плечу:
— Да, приятель, в игре тебе крепко несчастливится! Ну да зато тебя бабы любят, небось, а? Поговорка такая есть, знаешь: кому в игре не прёт, тому в любви везёт!
— А то, — Зарян смерил Илидора неспешно-цепким, оценивающим взглядом. — Конечно, бабы его любят, такого смазливого.
Не сводя глаз с дракона, что-то тихо сказал Красной Рубахе. Тот стрельнул взглядом в Илидора и прыснул. Дракону сделалось вдруг неуютно за этим столом, с этими людьми, — странно, ведь они провели рядом несколько дней, трепались, ели, играли в кости, иногда Илидор подключался к мелким работам на палубе, его допускали на реи, доверяли ему травить шкоты, научили завязывать несколько простых узлов, но…
Пробегала иногда между ними некая недосказанная странность, которую дракон не мог бы описать словами, но от которой ему делалось неловко и хотелось поскорей выйти на свежий воздух.
А сейчас недосказанная странность вдруг окрепла, обрела форму и плотность — словно непроницаемый полог отсёк Илидора от людей моря. Нечто такое, чего он не понимал, о чём не думал, вдруг прорвалось в действительность, пролегло слизкой тенью между ним и моряками. В первые мгновения дракон чувствовал: ещё можно обратить всё в шутку, но эти мгновения быстро иссякли, на их месте возникла пропасть, возникла и отсекла Илидора от весёлой компании, частью которой он вроде как был все эти дни.
Быть может, близость Треклятого Урочища напомнила людям моря: этот сушный человек — не такая уж и подходящая для них компания. Он никогда не был и не мог бы стать своим. Он чужак, ненадолго и лишь волей случая попавший на борт корабля.
— Его, небось, даже в Пыжве бы каждый раз встречали, как в первый! — изрёк Красная Рубаха и заржал, опёршись обеими руками на столешницу и упершись взглядом в Илидора.
Через мгновение все остальные заржали тоже. Косица — несколько принуждённо.
— Да что смешного? — Илидор почувствовал, как загораются краснотой его уши — до того неловко стало находиться под тремя постранневшими взглядами.
— Ну, ты знаешь, Пыжва — эт бойкий торговый порт по восточный край моря, — посмеиваясь, пояснил Зарян. — Там много торговцев из тех, кому можно сбыть любой товар, много пьяных домов и всякого полезного люда. И есть там Большой Бурдак с бабами. Другие тоже есть, но этот — прям огроменный, в три этажа.
— Да-а, — мечтательно подтвердил Косица, вздохнул и с досадой добавил: — Сам я в Пыжве не был, но это правда про Большой Бурдак, это все знают. Там таки-ие…
— Щас я говорю, — Зарян пнул Косицу ногой под столом. — Ну так вот, Илидор, случается, на корабле, который в Пыжве хорошо известен, приходит человек моря, который прежде в Пыжве не бывал или бывал, но не в нужной компании. И такого нового человека с правильного корабля в Большом Бурдаке принимают бесплатно лучшие шлюхи, сечёшь? Хоть на всю ночь! Штоб этот моряк в другой день, в другой раз пришёл в Большой Бурдак с деньгой. Штоб знал, как его там встретят, ага, и в другие бурдаки носа не казал, понял?
— Ну и вот! — Красная Рубаха снова заржал, но лишь щербатый рот его смеялся, а глаза сделались рыбьими. — Тебя, Илидор, Большом Бурдаке и во второй раз обслужили б бесплатно! А то и в третий!
Моряки покатились со смеху и долго хохотали, подвывая и колотя ладонями по столу. Дракон смотрел на них с недоумением, глаза его потемнели.
— А может, тебя и самого б там к делу пристроили! — утирая слёзы, добавил Зарян. — Тебя ж не только бабы могут полюбить, такого смазливого, а?
— Ну какой кочергени, — Илидор с укоризной посмотрел на потолок. — Всё в порядке же было! Пусть в каком-то хреновом, но в порядке же!
Не мудрствуя, сграбастал Заряна за грудки, мощным рывком поднял обалдевшего здоровяка с лавки и врезал ему по лицу.
* * *
О приближении к Треклятому Урочищу можно было не сообщать: близость чего-то грозного ощущалась в воздухе и плотнела, как невидимый тошнотворный туман. Птиц не было видно со вчерашнего дня.
Йеруш, с утра снедаемый мутной тревогой, к полудню ощутил острейшую потребность поговорить с кем-нибудь поумнее морской воды в пробирке. Илидора не нашёл и поднялся на шканцы к Моргену.
— Пол-румба правее, — Полуэльф хлопнул рулевого по плечу, и рулевой потянул колдершток.
Волны громко ворчали за бортом и довольно сильно раскачивали корабль. Из сердца Южного моря ползло что-то клубистое и мрачно-серое.
Чуть повернув голову к Йерушу, но не глядя на него, Полуэльф спросил:
— Ты тоже ощущаешь её, Найло? Ощущаешь веху судьбы?
Йеруш шевельнул бровями. Голос Моргена изменился, сделался шершавым, как сухие доски палубы.
— Теперь, когда мы почти достигли цели, ты наконец заволновался, ты понял, что тебе не достанет окаянства и мощи. До тебя наконец дошло, что ты не сумеешь прожевать откушенный кусок и не подавиться.
Полуэльф улыбался уголком рта, и эта улыбка переплавляла свойского рубаху-парня в новое, ещё не виденное Йерушем существо. Неприятное до изумления.
— Я ведь хорошо знаю таких, как ты, Найло, — Морген наконец перевёл на Йеруша свой новый заострившийся взгляд. — Ты так усердно прячешь настоящего себя, что становишься только заметнее под любой маской, как огонь под стеклом фонаря. Ты не обманул бы меня ни на миг, Найло, ведь я хорошо знаю такую породу эльфов. Даже в том, как ты держишь дорожную котомку, виден воспитанный мальчик из хорошей семьи.
Йеруш дёрнул верхней губой, обнажая округло-острые зубы.
— Большой дом, куча родни, какое-нибудь почётное непыльное занятие, слуги, книги, восхищение героями эльфских эпосов… Да, — с удовольствием повторил Морген, — я насквозь вижу таких, как ты, мальчик Йеруш из хорошей семьи.
— Осторожнее выбирай слова, — вкрадчиво посоветовал неведомо когда возникший на шканцах Илидор, скользнул тенью за спиной Йеруша мимо рулевого. — Полагаю, последнего, кто назвал Найло мальчиком, Найло занудно забубучил до смерти.
Морген обернулся к Илидору, смерил его злым раздевающим взглядом. Мимолётно прищурился, увидев разбитые костяшки, надорванный на плече рукав и свежий кровоподтёк на скуле.
— Я хорошо знаю и таких как ты. Сложное детство в каком-нибудь паскудном месте с жёсткой подчинённостью, — но всё же недостаточно паскудном, чтоб выколотить дурь из твоей башки. Чтобы показать тебе, насколько мир бывает опасен, жесток и несправедлив. Нет! Ни один из вас даже не подозревает по-настоящему, насколько мир херов! Никто из вас не потянет важного поступка — испугается, надорвётся, скинет на того, кто сильнее! Ведь сильные могут. Даже когда не хотят. Именно потому вы оба здесь.
Морген отвернулся и стал смотреть за борт. Илидор и Йеруш — оба глядели Моргену в затылок, и по их лицам совершенно ничего невозможно было прочесть, но если бы Полуэльф обернулся и посмотрел в глаза Илидору или Найло — он бы, пожалуй, получил много неожиданной пищи для размышлений. Однако Морген не смотрел на дракона и эльфа, он смотрел за борт.
Там буянили серо-зелёные волны, несли-качали бриг, пенились от нетерпения, понукали его быстрее плыть к Треклятому Урочищу. Понаблюдав за волнами и словно прочитав в их пене глубокомысленное послание, Полуэльф снова обернулся.
— Вот скажи мне, мальчик Йеруш из хорошей семьи, почитатель эльфских эпосов, — он помолчал, давая Найло время возразить, что вовсе он не мальчик, не из хорошей семьи и эльфские эпосы не почитает, однако Найло не возразил. — Скажи, ты никогда не думал, что герои этих эпосов могли со-вер-шенно не желать геройств? Просто у них было очень-очень много… внутреннего наполнения, которое позволило выжить в исключительно поганых положениях?
Йеруш выжидательно смотрел на Моргена, наклонив голову к правому плечу и мерно поднимая-опуская левое. Полуэльф чуть повысил голос — ветер крепчал и слишком быстро уносил слова.
— Что Рубий вовсе не стремился проходить свои Пять Проживаний? А Мьелла не жаждала изобретать способ покорить огонь, жертвуя собственной свободой? И Герланд мог не хотеть сражаться с трёхголовым Пьёселем? Просто они были вынуждены, потому как больше некому, и у них оказалось достаточно сил, чтобы выжить, — вот и вышла история геройства, получился подвиг или значимое для мира свершение. Их просто не убило то, что убило других.
