— Я умею угрожать.
— Ты хотел сказать «убеждать»?
— Нет.
В городе только и разговоров было, что о драконе. Многие сочли его удивительным фокусом циркачей, однако отряд стражих был спешно отправлен на разведку в ближайший лес, вслед за драконом. Но Илидор, Мшицка и Ержди к тому времени уже вернулись в город, просочившись в товарные ворота вместе с крестьянами, которые пригнали на бойню небольшое стадо овец. Взбудораженные воротные стражие даже не обратили внимания на старуху и молодого мужчину, который нёс на руках спящего вроде бы ребёнка.
Ерджи устроили в огороженном ширмами закутке, достаточно просторном, чтобы хватило места для кровати, настенных полок, сидящей у постели внука Мшицки, остановившихся в пяти шагах Илидора и Йеруша. Можно сказать, невиданно роскошные условия для лечения какого-то там циркового мальчишки.
— Он выживет? — Почти беззвучно спросил Йеруш. — Или его совсем сильно приложило?
Илидор зажмурился и потряс головой: он только что ясно увидел призрак большого серого пса, который появился рядом со Мшицкой и положил правую лапу на топчан Ерджи. Дракон моргнул раз, другой — пёс сидел. «Какой кочерги?» — спросил себя Илидор, не нашёл ответа и обернулся к Йерушу:
— Ты его видишь?
— Кого, пса? — уточнил Найло, не отрывающий взгляда от топчана Ерджи. — Нет, не вижу.
— … такой уж он был, материн собака, — прорезался в реальность голос Мшицки. — Завсегда меня оборонял. Даже после смерти. И тебя он тож оборонит. Я лапу-то его с собою ношу не просто так…
Илидор снова зажмурился, снова помотал головой. Призрак исчез.
— Что до Ерджи, — медленно проговорил дракон, — приложило его, конечно, знатно, я прям чувствовал, как он хрустит о мои лапы. Но он выживет. Всё-таки упал не наземь.
Помолчал и добавил с напором:
— Он выживет, потому что иначе вся вот эта чешуя вообще не имеет смысла. Я не хочу такой истории, где он умрёт.
Ещё какое-то время они стояли, глядя, как старуха гладит внука по пепельным волосам. Илидор всё мрачнел, потом сгрёб Йеруша за плечи, оттащил подальше от ширм, к другим топчанам, пока пустующим.
— Я выкупил Ерджи из цирка и заплатил лекарям за сегодняшний день. У меня больше нет ни монеты, а нужно оплатить ещё кочерга знает сколько дней в лекарне. И потом они должны будут пережить зиму и доплюхать до дома, который где-то в Декстрине.
Найло дёрнулся, но Илидор держал его очень-очень крепко, и Йеруш чувствовал, как нарождается переливчатый рык в груди дракона, прижатой к его предплечью.
— Да у меня тоже почти ничего не осталось, Илидор! Я почти последние три монеты отдал писарю, чтоб узнать, куда делся Фурлон Гамер!
— Ты же получил деньги Университета по… по… — у дракона сделалось напряжённое лицо.
— По чеку, — подсказал Йеруш, оскалился нервно. — Получил. Но это деньги Университета на научный проект, Илидор. Я не могу взять и отдать Мшицке половину денег, которые даже не мои!
— Ага, значит, половины им хватит! — Просёк дракон. — Ну, тем легче нам будет заработать её обратно. Раз твоего мага всё равно нет в Ануне и нам переться за ним кочерга знает как далеко, то по дороге мы сможем…
Йеруш вцепился в запястья Илидора тощими пальцами, стиснул до боли, словно прошил сразу десятью спицами, дракон рефлекторно дёрнулся, выругался, сбросил руку Найло.
— Илидор, мы сейчас говорим про ёрпыльную прорву деньжищ! Ты не заработаешь даже половину половины этой половины, разведывая руды в горах, и даже если подрядишься таскать рудокопам тележки — тоже не заработаешь! Это не такие деньги, которые можно просто взять и…
— Значит, строгуешься с магом за меньшее, — упёрся Илидор. — Маг едва ли оставит себе все эти жуткие деньжищи за работу, правильно? Половину отстегнёт своей гильдии или что-нибудь такое?
— Да нет же! Деньги в основном нужны на материалы, а не на мага! Там и медь, и стекло, и укрепления для стекла, и сок такого редкого расте…
— Кстати про материалы: твой маг наверняка торгует с мастерами, им всем пригодятся мои отметки на картах. В общем, Найло, мы как-нибудь выкрутимся, мы молодые и здоровые, что-нибудь придумаем, решим, договоримся, сторгуемся! А Мшицка не выкрутится, не решит и не придумает! Она старуха с больным ребёнком на руках, ей никто другой не поможет!
Оба тут же вспомнили, как Мшицка стояла с пустой мисочкой подле стряпухи, которая делала вид, что не замечает её. И Йеруш прекратил подёргиваться, брыкаться, прикидываться линялой тряпочкой. Вдохнул очень-очень глубоко, потом очень-очень медленно выдохнул и довольно долго молчал, а его лицо, только что такое упрямо-суровое, делалось растерянным, задумчивым, жалобным, почти испуганным.
На самом деле оно почти не менялось — разве что дрогнут слегка губы, изогнётся бровь, на миг наморщится нос, — но Илидор всё чувства Йеруша читал по этим подёргиваниям, как по большим цветным картинам.
— Ты прав, — выплюнул Найло наконец. — Да. Ты прав, дракон, честное слово, ну кто бы мог подумать. Мшицка не выживет без помощи. На самом деле, дурацкий дракон, если бы ты не сбил меня с толку, я бы сам об этом подумал!
— Я сбил тебя с толку? — изумился Илидор.
— Ну а кто ещё? — вытаращился Йеруш. — Я был приличным учёным, пока не связался с тобой! Но я мог и сам сообразить: у Мшицки должен быть живой и здоровый внук, а не глухая старость посреди ничего, от которой остаётся только сдохнуть поскорее! А у пацана… — Губы Найло дрогнули. — У каждого ребёнка в мире должен быть кто-то, кто его любит, просто так и нипочему. Если я могу сделать, чтобы всё так и стало, потратив на это всего лишь какие-то дурацкие деньги, то какого ж ёрпыля?
Мальчик спал, и лихорадочное пламя уходило с его щёк. Мшицка что-то шептала, гладя его по плечу.
— В городе есть Храм Солнца, — наконец сообщил Йеруш. — Я слышал пение жрицы.
Илидора передёрнуло.
— Зима близко, — Йеруш поёжился. — Мальчишка истощён, он сейчас не перенесёт дороги на север, тем более если и впрямь какая-то нечисть шарахается по дорогам. Да и Мшицка тоже: она крепкая старуха, но всё-таки старуха. Пусть зиму потрутся при храме.
— Да, хорошо, — неохотно согласился Илидор. — В любом другом месте у них могут отобрать деньги. А по весне, может, прибьются к храмским шатунам. В Декстрине они должны бывать.
Прощание со Мшицкой было недолгим, да оно и к лучшему: счастливые слёзы старухи, её искренняя и бескрайняя благодарность дракону и эльфу были до того трогательны, что едва не заставили их тоже прослезиться.
Илидор оставил Мшицке сплетённый им щит-оберег. Мшицка снова заплакала. Отвязала от щита красную ленточку, отдала её Илидору. Просила беречь подаренный ею камень мудрости, «бо в ём великая сила покоится, сей камень от свекрухи мне достался, и я его желала Ерджи передать, да тебе нужнее, сы́ночка».
Чтобы приглушить трогательную колючесть расставательных пузырьков, которые поднимались из груди и щекотали глаза, Йеруш принялся посвящать Илидора в курс дела сразу же, как они попрощались со Мшицкой. Вслед за драконом эльф шёл по узким коридорам лекарни вдоль расставленных под стенами лежанок, неосознанно морща нос от пронзительных запахов, нечистот, немытых тел, крови, рвоты, нестиранных одеял, гноящихся ран и травяных настоев, обходя торчащие из-под покрывал руки, ноги, головы и культи.
— Маг сживления уехал в людской город Лиски, — говорил Йеруш, а с ближайшего топчана ему вторил мечущийся в горячке хворый: «Оу-ау-оу!». — Я смотрел по карте, это шпынь знает как неблизко. И я очень надеюсь, Илидор, что пока доберёмся дотуда, сумеем восполнить хоть какую-то часть суммы.
— Или твой мадори тебя загрызёт, — бодро отметил дракон.
— Да, да, да, мадори меня непременно загрызёт, если я не вернусь в Ортагенай с кучей материала!
Выбрались в коридор, где топчанов не было — только многочисленные шаткие деревянные двери да висящие подле них лампы. В некоторых горел огонь. Запахи и звуки ослабли, отсечённые дверями, места тут хватало, чтобы идти рядом, а не друг за другом.
