Позднее у многочисленных комментаторов «Категорий» положение об изменении, которое оставляет предмет одним и тем же, получило более определенное и обобщенное выражение. Так, у древнеримского философа Боэция указанное Аристотелем изменение одного и того же относительно себя самого возникает не только из-за усиления или ослабления его свойств, но главным образом за счет включения в различные отношения с окружающими вещами. «Так, Сократ отличается от Платона; и от самого себя в бытность свою мальчиком он отличался, возмужав; и, отдыхая, отличается от себя, занятого делом; и всегда, в каком бы состоянии он ни находился, в нем можно наблюдать инаковость [по сравнению с чем-нибудь]» (Боэций. Комментарий к Порфирию, им самим переведенному, книга четвертая).
«Самость». У Гегеля изменение предмета через его вплетение в разные системы взаимоотношений выражается через понятии самости. Ее можно рассматривать как разновидность взаимоотношения с самим собой, но уже не как неравенство самому себе, возникавшее по причине несущественных изменений в предмете. Самость отображает изменение, когда меняется внешние взаимоотношения, изменяя тем самым функцию предмета, хотя сам он остается тем же самым. Скажем, автомобиль, пока он не продан, – товар, а когда начинает функционировать, транспортное средство; или автомобиль, обращенный к нашим потребностям, – масса удобств, обращенный же к трудностям его создания и использования, – источник социальных напряжений и даже опасностей. Легко согласиться, что аналогичным образом можно рассматривать как автомобиль в огромном множестве самых различных ракурсов, так и еще многое и многое другое, получая каждый раз все новые и новые оценки для исходного содержания. У Гегеля ход мысли оказывается именно таким при анализе каких бы то ни было явлений – от семьи и корпораций до религии, науки и государства; они должны соотноситься со множеством ракурсов, через которые все полнее и полнее раскрывается их содержание. Сначала такие явления простота и непосредственность, каковые сменяются (отрицаются, подвергаются негации) опосредствованным представлением, но оба эти обычно противопоставляемые друг другу изображения одного и того же явления должны снова синтезироваться, настойчиво подчеркивает Гегель, в одну картину, которая должна теперь вбирать в себя предмет со всеми его противоречиями. Инаковость следует отличать от привычного различия; тот же автомобиль, когда он уже функционирует, есть нечто иное относительно его же, еще только подлежащего продаже, но относительно автомобиля другой марки и тем более другого транспортного средства, скажем, локомотива он есть уже не нечто иное, а нечто другое.
Описанный таким образом ход рассмотрения, благодаря которому вещь предстает противоречивым образом равной и неравной себе самой, выглядит как постоянное возвращение к себе, к тому, с чего начали. И это тоже можно пояснить самыми различными примерами хоть из научной, хоть из обиходной практики. Так, мы отправляемся на работу, чтобы производить, производим, чтобы продавать, продаем, чтобы получить доход, получаем доход, чтобы самим потреблять, потребляем, чтобы, удовлетворить самих себя. На последней ступени никакого опосредствования уже нет, потому что наше сознание, проделав этот маленький познавательный опыт, вернулось к самому себе. Оно узнало, что то, что выглядело поначалу принудительным, навязанным ему извне, на самом деле в очередной раз раскрылось как его собственное творение и его собственная потребность. Теперь, сказал бы в подобном случае Гегель, оно знает эту свою обязанность трудиться не только непосредственно, но и опосредствованно. А если бы полученное знание имело теоретическое значение, тогда автор «Феноменологии» мог бы сказать, что оно теперь положено, то есть, говоря обычным языком, выведено, доказано, обосновано. Полученное таким образом новое состояние сознания есть не что иное, как самость, то есть это тот же самый предмет сознания, но только раскрывший себя полнее через систему взаимоотношений с окружающей действительностью, вернувшийся к себе после завершения сознанием познавательного опыта. Словом, самость предмет, раскрывшийся в качестве чего-то самодостаточного или самодовлеющего. Сознание знает теперь этот предмет и как простой, и как сложный, как раскрытый через самого себя и как раскрытый через отношение к другому. Для описания тех же взаимоотношений могут использоваться также и обороты «отношение с собой» или «рефлексия в себя». Но, если под самостью имеют в виду явление, раскрывшееся в существенных связях и отношениях, то последние два выражения, хотя и предполагают наличие таких взаимоотношений, однако скорее означают отвлечение от них.
Равенство самому себе следует отличать от похожего выражения «соотносится только с собой» («остается равнодушным»), В последнем случае имеется в виду сторона предмета, еще не вступившая в какие-либо взаимосвязи, оставшаяся изолированной и потому еще не раскрытой для сознания. Соотнесенность только с собой – первоначальная ступень познавательного движения, равенство себе – итог. Или: равнодушие и соотнесение только с собой – заданное непосредственно, равенство с собой опосредствовано.
Особый случай соотношения с самим собой – когда опосредствование возникает из взаимоотношения с противоположностью. Если вообще предмет в результате описанного нами анализа открывается в ином как свое иное, то в упомянутом частном случае он обнаруживается как свое противоположное. Благодаря Гегелю многие логики признают теперь, что взаимную соотносительность противоположностей можно превратить в специфическую логическую связь и строить на ней умозаключения, неизвестные в аристотелевской логике. Отец выступает таковым лишь по отношению к сыну, в противном случае он просто мужчина, верх предполагает низ, господин возможен лишь там, где есть раб, добро есть противодействие злу, щедрость мыслится лишь вместе со скупостью. Существование одного указывает на существование противоположного, и логическая связь между ними столь же достоверна, как и связь между гипотенузой и катетами или добром и справедливостью. Однако Гегель идет дальше такого ныне уже широко известного и даже, пожалуй, общепризнанного понимания. В главе «Сознание», рассматривая природные законы на примере электрических явлений, он совершенно оправданно отмечает: «Если установлено положительное электричество, то и отрицательное в себе необходимо». Но вот сразу после этого делается обобщающее утверждение, характерное только для Гегеля: «Ибо „положительное“ есть лишь как отношение к „отрицательному“, иначе говоря, „положительное“ есть в себе самом различие от себя самого, точно так же и „отрицательное“». Какая бы то ни было данность, обнаружив себя в качестве противоположности, оказывается в результате содержащей в себе(!) противоположность себе самой. Судя по всему, для Гегеля соотносительность в качестве основы для умозаключений служит даже более достоверным логическим отношением, чем аристотелевские законы мышления, и используется у него очень широко.
Возможно, теперь мы в состоянии понять следующий, очень характерный для Гегеля пассаж из предисловия, где он довольно многословно (и повторяя на разный манер одно и то же) поясняет противоречивую природу опосредствования. «Опосредствование есть не что иное, как равенство себе самому, находящееся в движении, или оно есть рефлексия в себя же, момент для-себя-сущего „я“, чистая негативность, или, низведенное до чистой абстракции, оно есть простое становление. „Я“ или становление вообще, этот процесс опосредствования в силу своей простоты есть именно становящаяся непосредственность и само непосредственное». Во многих местах своей работы Гегель отождествляет «Я» с чистым отрицанием, негацией, становлением и в то же время говорит, что «рассудок есть мышление, чистое „я“ вообще». Дело здесь, видимо, в том, что наше сознание тоже может быть равным и неравным себе. Ведь занятое постижением, погруженное в предмет, оно отличается от того, что называется в «Феноменологии» чистым «Я». Последнее в таком случае, соотносясь лишь с самим собой (без опосредствования другим) остается, с одной стороны, совершенно бессодержательным и, с другой стороны, чистым, ничем не ограниченным произволом. Продолжение только что цитированного отрывка мы позволим себе снабдить пояснениями, заключенными в фигурные скобки, предполагая вводить в цитаты такие ремарки и дальше. «Разуму поэтому отказывают в признании, когда рефлексию исключают из истинного и не улавливают в ней положительного момента абсолютного {не улавливают, что рефлексия, принося новую оценку предмета и в этом смысле отрицая его, сохраняет его тем же самым}. Она-то {рефлексия} и делает истинное результатом, но точно так же и снимает эту противоположность по отношению к его становлению {и результат, и исходное представление следует брать вместе как одну картину, хотя они могут быть и взаимоисключающими (автомобиль – и масса удобств, и источник опасностей)}; ибо это становление в такой же степени просто и потому не отличается от формы истинного, состоящей в том, чтобы [истинное] показало себя в результате как простое; больше того, оно в том и состоит, что уходит назад в простоту» {результат опосредствования снова становится для нас простым, так как он – новое начало}.
