И не осталось вскоре никого из живых на поляне, кроме Агаты, которая стояла будто истукан какой. А с рук ее не то смола черная капала, не то кровь чужая. Да Услада, что был бледный, словно саван погребальный, а в глазах его не то испуг, не то злоба плескалась.

– Ведьма проклятая, – донесся до Агаты его голос, будто сквозь вату какую, а посеревший мир вовсе поблек, чернотой обернувшись,  и  упала она  в беспамятстве.

Глава 6. Ничто не длится вечно…

Отступила спокойная и убаюкивающая темнота. Ушла туда, откуда пришла, унесла с собой покой и сон, не принеся отдыха.

Агата лежала на кровати и никак не могла понять, что случилось, и как она оказалась в родном доме. А рядом с ней сидела Яговна, гладя примостившуюся на ее коленях рыжую с коричневыми подпалинами кошку:

– Проснулась. Это хорошо, – проговорила та бесцветным голосом. – А теперь нам с тобой собираться пора.

– Собираться? – Агата поднялась на кровати и села, свесив ноги на холодный деревянный пол.

Да так зябко и неуютно в избе ей показалось, будто бабушка Яговна вовсе и не топила никогда тут печь. Будто нежилая эта изба вечность стояла, сырая и пустая. И на улице будто не весна красная была, а осень сырая, умирающая, которая последнее тепло из избушки старой, что солнце летнее в ту вложило, забрала.

– Напали вчера сарочины, а в тебе, доченька, дар пробудился.

– Дар?

Агата вспомнила темные тени. Вспомнила, как с рук ее падала, капала вниз на траву темная смола. Вспомнила она, как Услад не то со страхом, не то с презрением посмотрел на нее и шепнул то самое «ведьма»…

– Да, доченька. Надеялась я, что не случится такого. Но вишь, как оно все вышло. Теперь уж обратно не воротишь ничего. А люди… они что?.. Глупые да неразумные. Ты на них не серчай. Пришел Степан, Никифоров сын. Один пришел, остальные-то видимо побоялись к дому нашему в вечеру сунуться. А он-то парень не шибко умный, сама знаешь. Как в детстве бык его повалил, так  с чудинкой он стал. Вот его и послали, других-то  «смелых» не нашлось! – она горько усмехнулась. – Вот Степан и сказал, что к завтрашнему вечеру уйти мы должны. А если не уйдем, дом наш вместе с нами заколотят и сожгут.

– Вот как значит… – Агата поднялась, и уж больше не страшась холода да половиц деревянных, что сейчас будто изо льда были сделаны, подошла к окну.

И вновь примерещился ей тот самый, в синем кафтане. Будто стоял он за осиной, да глядел  на избушку их, словно знал, что сейчас Агата в окно выглянет.

Моргнула девушка – и нет как не бывало его. Знамо, померещилось. А вот березонька молодая, что росла у дома, да за которой Агата ухаживала, в зной поливая да зимой от зайцев ствол ее лапником еловым укрывая, да подвязывала по первости, чтобы не задел кто ненароком, сломана была – знак того, что дом ведьмин. Так его помечали, когда узнавали, что не обычная соседка с тобой рядом живет, а та, кто с темными силами дружит.

– Вот как значит… – в душе Агаты поселилась злость.

Она вспомнила, что сарочины, напавшие на деревню, тенями жуткими  были  побеждены. Помнила Агата и как жизнь сохранила Усладу и Зоряне. Знала, что  спасла деревню от разорения силой своей пробудившейся.

И вот чем отплатили ей?

А Услад?.. Тот, кто себе взял, забрал то, что по праву ему не принадлежало – честь девичью. Предав в первый раз, во второй не погнушался  вовсе из деревни ее выгнать, всем рассказав, что случилось на Горке  Красной  и чему свидетелем он стал. А ведь кроме него никто не видел, как с рук Агаты чернота та стекала…

– Отплатил ты мне за добро, – в голубых глазах сверкнула не то боль, не то гнев, не то злость.

Захотелось Агате прямо сейчас вновь те ломаные тени увидеть, отправить их в дом к Усладу, ко всем тем, кто их с Яговной прогнать хочет, чтобы узнали они, какого это –  неблагодарными быть.

Но, будто почуяв настрой внучки и мысли ее прочитав, Яговна положила ей на плечо сухую, сморщенную старческую ладонь:

– Негоже на зло силы души тратить. Его и так в мире полно, чтобы ещё больше взращивать.

Глава 7. Гостья…

– Бабушка, а что это за тени и отчего они меня слушаются? – спросила Агата, собирая вещи в узелок, то и дело поглядывая в окно, за которым солнце уже клонилось к закату.

Скромным узелок вышел. Потому как не нажили они с Яговной добра, пока жили тут. Да и немудрено: внучка малая да бабка старая. Откуда тут уж чему взяться?

– Хотела я с тобой поговорить да предупредить, – Яговна тяжело вздохнула и села на лавку.

А Агата заметила, как в старых выцветших глазах блестят слезы.

Редко Яговна плакала. Да вот так, почитай, Агата и видела всего раза два, когда та плакала. Один раз, когда Камыш умер – пес их старый и верный, да второй раз, когда ласточка мертвая ей в ладони упала. Сидела тогда Яговна на крыльце, а Агата рядом крутилась, все травинки собирала. И тут с неба ласточка камнем упала. Да не куда бы, а прямо Яговне в ладони. Да так и осталась лежать бездвижно.

– Бабушка, ты чего плачешь? – спросила тогда маленькая Агата, видя, как по морщинистому, загорелому лицу бабушки Яговны текут слезы.

– Да ничего, внучка. У каждого свой век. Просто и мне когда-то, как вот этой ласточке, проститься с белым светом придется да тебя оставить. Вот и взгрустнулось.

– Ну что ты, бабушка! Ты ещё сто лет проживешь, – и Агата обняла старую Яговну, а та погладила ее по голове, повторяя сказанные внучкой слова. – Ещё сто лет… сто лет…

И не видела Агата, что слезы из глаз Яговны так и текли, не переставая.

И вот теперь в третий раз на ее лице блестели слезы:

– Дар в тебе спал. Да только надеялась я, что не проснется он. А вчера, когда сарочины напали, так и почуяла я, что недоброму быть. Пошла искать тебя, да нашла лежащую на поляне. Да вокруг все сабли и стрелы поломанные  были, да  искалеченные тела чужеземцев. Поняла я, что случилось, – она тяжело вздохнула. – Нам бы по разуму ещё тогда, по вечору уйти правильно было бы да хорошо, – Яговна устало махнула рукой. – Да ты без чувств лежала. Еле я тебя до дому донесла. А сейчас надо быстрее уходить, – в голосе ее послышалась тревога.

Так на голубом весеннем небе, ещё не предвещая грозы, появляются первые темные невесомые тучки, да уносятся прочь, будто не решаясь пролиться дождем. Замирает природа, стихает ветер и песни птиц. И ты точно знаешь, что ещё чуть-чуть и наползет, появится на горизонте тяжелая, темная туча, сверкнет она молнией, обрушится громом и прольется дождем.

Так и обычные простые слова, произнесенные Яговной, поселили в душе Агаты тревогу. А отчего тревожится, она и сама до конца не знала. Но уж точно не деревенские страшили так ее старую бабушку. Уж коли дали они время до заката, так и нечего тут переживать. Раз прошлой ночью не пришли, зла не сотворили, то и теперь не сунутся.

А на душе меж тем будто кошка когти поточить решила, впиваясь когтями острыми.

– Бабушка, а откуда этот дар? Почему он у меня, и что за сила это такая? Да зачем…

Не успела Агата задать свой вопрос до конца, не успела Яговна ей ответить, как дверь в их ветхую избушку открылась, и на пороге появилась древняя жуткая старуха.

Казалось, сделает она шаг и рассыпается трухой, как пень, муравьями изъеденный.

А вместе с ней в дом зашел и воздух холодный да сырой, ночной, болотный.

И Яговна, будто и не была она старой, встала перед Агатой, да закрыла собой:

– Рано же ещё, ребенок она совсем, – в ее голосе слышалась мольба.

– Пришло время, – прокаркала древняя старуха, будто ворона, да зыркнула недобро на Агату.

Глава 8. Река

И у Агаты сердце вниз упало. И не двинуться, не шелохнуться. Не встать перед Яговной, да собой не заслонить.

– Смотрю, и вещи уже собрала, – старуха с жуткими, словно пустыми глазами одобрительно покачал головой. – А раз так, пошли.