Вступился он за нее, не побоялся слово свое за сироту сказать, да ленту атласную подарил, ту самую, которую она и сегодня в косу вплела,  ту, которую под подушкой держала, да по праздникам доставала, волосы украшая.

Вот и сегодня с утром проехал мимо Услад на своем сером коне, улыбнулся, да протянул ей первоцвет, который на пригорках одним из первых цветов распускается.

Да не просто подарил, а задержался Услад у плетня старого. И пока стоял, подарил Агате платок вышитый, тонкий:

– Вчера ездил с родителем на ярмарку. Вот, приглядел его, да тебе решил привезти. Порадовать, – сказал он, глядя на то, как Агата пшено курам сыпет.

Приняла девушка подарок нежданный. Залились ее щеки румянцем, забилось сердце в груди чаще. Да и как тут остаться равнодушной, когда тот, кто ночами сниться, о ком мысли все, подарок дарит?

– Сегодня Лельник, – проговорил парень, взгляда от Агаты не отводя. – Я сейчас отцу помогу в поле, а потом к кострищу отправлюсь. Приходи.

И, ударив коня по крутым бокам, Услад поскакал в сторону своего дома.

А Агата стояла и радовалась, на платок глядя, пока бабушка Яговна не позвала ее, да не велела избу к празднику вымести.

И надо же было Агате платок тот подаренный на колышек повесить да в дом забежать!

А как вышла с ведром из дома, так и охнула: доедала подарок Усладов соседская рябая корова.

До этого вся скотина по хлевам сидела. Никак Карачун какую животину беспризорную встретит, да себе заберет! В мешок красный сунет, и даже костей не оставит.

Сегодня же все своих коров на свежей воздух выгнали. Да вот только видимо пастух Никифор где-то бражки нашел да напился. И все коровы, не успев уйти в луга, разбрелись: кто в поле ушел, а кто и к дому подался. Вот и соседняя Зорька домой шла, да платок нашла, Агатой оставленный.

И горько так девушке стало, что подарок от милого сердцу не уберегла и  пропал платок –  что хоть плачь! А с другой стороны, смешно все случилось. Надо же так было опростоволоситься! И вроде как и не плакать надо, а над собой растетехой такой смеяться.

А корова знай себе жует вещь для Агаты бесценную, да хвостом крутит, мух отгоняя.

Хоть и грустно Агате, а все же улыбнулась она. Праздник ведь сегодня большой. Так чего богов гневить, злиться да обижаться на ерунду всякую? Тем более фиолетовый цветок ветреницы остался стоять на оконце, напоминая о приезде ладного парня.

И Агата, сорвав прутик ивы, погнала корову к тетке Малаше. А отогнав животину, вернулась домой и принялась за уборку. После же взялась избу украшать. Хоть и небольшая и небогатая та была, а другого и нечего ждать было, коли жили в ней старушка да внучка ее. Но и беднота не повод не радоваться весне, да богов не чтить. И потому все по правилам да заветам Агата сделала: прибрала дом, собрала все старое да ненужное. Что  убрала в сундук, а что и под овраг вынесла. Да избушку неказистую новыми дорожками убрала. На  окна повесила   занавески  чистые  свежие,  с вышитыми на них долгими   зимними вечерами цветами голубыми. Уж сколько она сил на то потратила, то ей одной известно. А на загляденье работа вышла. Как живые голубые пролески  на нее смотрели.  Старалась Агата, желая богиню весны порадовать. Пусть Леля знает, что ждут ее тут, радуются. И подарит свою милость Агате и Яговне.

А меж  тем подруги уже и половину деревни прошли. Донеслась до них  музыка, послышался смех веселый – значит, недалеко до гуляний осталось идти.

– А никак тебя Услад сегодня ледяной водой обольет? – спросила Милица.

А Агата лишь покачала головой. Да разве ж удалой парень из одного из самых богатых да ладных дворов во всей деревне, посватается к ней, бесприданнице? Да ещё и злые языки говорили, что ее бабка – ведьма, а Агата – ведьмина внучка.

И хоть не верил во все это Услад, и заступался за Агату, да лишний раз взглядом провожал, даря улыбки свои, да только хватит ли ему духу против воли родителей пойти?

Одно дело венок подарить, да на коне прокатить по полю зеленому, пока не видит отец да мать. Не ругают, что не по делам он коня своего серого Мирка гоняет – а так, развлечения ради. И другое уж совсем— посвататься. А ведь всем известно, что коли обольет какой парень девицу красную на Лелин день, то сватов уж засылать придется. Никак по-другому.

– А может, это тебя Яромир водицей колодезной окатит? – улыбнулась Агата, издали видя гуляния, которые собирались сегодня на высокой поляне, что на пригорке у самого леса была.

Милица лишь улыбнулась и побежала вперед, туда, где разгорался костер высокий, да девушки деревенские, все в сарафанах белых, да в украшениях своих лучших, уже и хоровод сладили, да песни затянули.

Агата пошла за ней.

– Держи, – сбоку от Агаты раздался голос Услада, и его горячие пальцы поймали ее руку и положили в ладонь девушки  цветную атласную ленту. – На березку подвяжи, да желание загадай. Глядишь, и сбудется, – улыбаясь, проговорил он и пошел к остальным парням, которые стояли чуть в стороне и поглядывали на веселящихся девушек.

Глава 3. Сказки

И Агата, улыбаясь, пошла за подругой, радуясь весне.

Да и все вокруг радуются. Даже и не косится никто на нее, и слово худого не скажет, что внучка она Бабы-Яги или ведьмино отродье.

Сейчас, когда солнце греет, да душу радует, согревая светом своим, и мир весь добрее.

А раньше, бывало, часто ее девчонки обижали, да и взрослые не лучше были.

Хотя Яговна говорила, что звали Агату так все больше потому, что и волосами она была черна и кожей бела.

– Не чета ты здешним деревенским, – хмыкала каждый раз Яговна, утешая Агату, которую не брали в игры да в хороводы деревенские девушки. Не звали ее и на вечерки.

Знай только Милица и приглашала Агату, да дружбу с ней водила крепкую. И в россказни, что объявилась Яговна старая  с младенцем на руках из лесу, да что по ночам к избушке их ветхой то волк приходит, то медведь, а то и кикимору кто-то видел да лешака, не верила Милица и крепко с Агатой дружила.

Не верила во все эти глупости Милица, да и красоте Агатиной не завидовала. Милица сама была красавицей первой. И волосы у нее пшеничные да блестящие были, словно золотые, будто   само солнце свои лучи в косу Милицы вплело. Не  то что у Агаты – черные как ночь.

Потому, если уж кого красавицей писаной и считать, так это Милицу. А слова Яговны о зависти других девушек  к красоте Агатиной… Что ж, Агата ей внучка. А свое, оно всегда к сердцу ближе да взгляду милее.

Закричала сойка, сидя на сосне, взмахнула крыльями и пролетела над полянкой, по которой Агата с Милицей шли. Подул ветерок, донося запах леса хвойного. И легко стало Агате, радостно на душе. Да лента для березы, что Услад подарил, не хуже весеннего дня внутри все согревает да радостью наполняет.

Закончились зимние дни, ушла и зимняя стужа. Не придет больше злой Карачун с мешком своим бездонным красным, куда зазевавшихся путников сажает, да потом в мир нави утаскивает.

“Карачун, али Кощей, а кто и Чернобогом кличет, – говаривала Яговна, расплетая косы Агаты и расчесывая их костяным гребнем. – В самые темные дни, когда ночь в свои владения вступает да правит, чтобы потом начать убывать, когда само солнце заново рождается, тонка грань между миром и потумирьем. Рвется ткань, открываются те двери, что в другие времена закрыты, впуская в этот мир тех, кого тут быть не должно. Выходит из Нави Карачун, неся холод и стужу темную, непроглядную да колючую, и идет он по миру, собирая дары да подношения. А коли кто не откупится, аль попадается ему идущим по заснеженной тропе домой да на пути встанет, так и сгинет путник неудачливый. Потому как неспроста мешок-то Кащеев красен.