Лобо был почти уверен в высоком происхождении коронера, но он оказался таким же босяком с одним только именем. Высокородные, вроде истца Амьеро, всюду обозначали, к какой знатной фамилии принадлежат, в отношении остальных происхождение не играло никакой роли, всё равно у каждого было в придачу по нескольку кличек.

Он сгрёб все ящички и взвесил их в руках. Не так-то выходило тяжело, хоть все бери.

Решив, что разобрался с главным, капитан направился поужинать в «Чертовник», пока его не наводнили музыканты и их манерные громкие девки. Там подавали неплохие рёбрышки с фасолью, а в подарок – маленькую кружку лёгкого пива. Днём из-за жары совершенно не хотелось есть, а как только стало прохладнее, голод о себе живо напомнил. Лобо даже оттёр от стойки какого-то работягу, спеша заказать снедь.

Когда капитан уже основательно насытился и обвёл кабак ленивым взглядом, то обнаружил знакомую спину. Феликс сидел за столиком в тёмном углу, подпирая висок. И как только успел проскользнуть?!

– Эй! Снова здравствуй! – Лобо лихо взгромоздился на соседний стул, не забыв захватить с собой кружку.

– Привет. Я думал погулять, но вовремя понял, что бренди мои проблемы со сном решит вернее, – пожал плечами Феликс.

Перед ним лежала синяя тетрадка, листы которой он аккуратно переворачивал, что-то сверяя.

– И ты всё мусолишь этот бортовой журнал бродяг?

– Да.

– Что в нём особенного? Можешь в руки не давать, просто объясни.

Коронер глянул на паренька, торчавшего в дверях кухни. Лобо смекнул, что тот греет уши. С ответом старик медлил и явно сомневался, стоило ли вообще открывать рот, но, наконец, подался вперёд:

– Если бы я такое знал про них… про всех, чьи фамилии здесь… я ведь за руку с ними здоровался!

– То есть, ты отхватил досье на кучу народу?

– Возможно.

– Вот это нюх!

Лобо с едкой, но короткой завистью цокнул. Премия уплыла к другому, да и чёрт бы с ней, проиграть Феликсу – дело нехитрое. Капитан повидал людей, которые в лёгкую обманывают напёрсточников и шулеров, но сам подобным искусством не обладал, лишь со стороны любовался. Они будто заранее всё знали. И что-то было в них особенное, кроме невероятной внимательности. Снисхождение? Доброта? Но как видящий в людях всё дерьмо может быть добр к ним?

– Не мог бы ты, сынок, с утра позаботиться о лошадях? – кротко попросил коронер. – Правда, не уверен, что мы выедем на поиски, до этого момента нужно утвердить дело.

– Разве оно не утверждено? Есть истец, улики… приказ маршала! – растерялся Лобо и развёл руками над столом.

– И что мы видели? Следы крови да нервного юношу. А за гражданином будет настоящая вооружённая погоня. И, при всём уважении к маршалу, он… – старик закатил глаза, подыскивая слова, – не мог приказать, не имеет права до заключения доктора и моего вердикта. Он лишь выразил желание помочь истцу. Свидетельских показаний у нас тоже нет, пока я слышал только его сына. Поговорил час назад с охраной. Пожалел, что вообще потратил время на них – отвечали заученным текстом. В крайнем случае придётся их раскалывать, по-хорошему не выйдет, так что этих оставляем про запас.

– Так ведь Инкриз побежал! Какие ещё нужны доказательства?

– А в Экзеси запрещено бегать?

– Истец – сам Амьеро! – выложил Лобо последний козырь.

– Я рад, что сам, а не собака или кот по его поручению.

Размышления подобного толка Лобо ещё не посещали. Он мнил себя лишь подчинённым и не посмел бы требовать приказа в письменном виде, печатей или чего-нибудь такого. А Феликсу зачем-то требовались все эти вещи, чтобы начать действовать. Он считал себя в праве и говорил так спокойно, будто подобное не взбесит вышестоящее лицо, а если и взбесит, то ему плевать.

– А где, между прочим, труп? – спросил капитан.

– Уже у доктора. Я в нём уверен, Раус работает только по ночам, но уже к утру мы получим безукоризненное заключение, главное – явиться до того момента, как он ляжет спать. Мой старый приятель, с которым мы распутали кучу дел, не подведёт.

В тот вечер Лобо умудрился не переборщить с выпивкой, хотя, оставшись один за столиком, налёг на эль. В своей одинокой служебной берлоге он упал на матрас и уснул мёртвым сном.

Как бы он ни напивался, вставал всегда с рассветом и почти без похмелья. Утро портила лишь возможная реакция маршала на задержку. «Ага, – думал капитан, поднимаясь в кабинет, – Феликс оттого и кидался так смело разными законами, что на ковёр с докладом пойду я, а не он». Всё-таки офицеры ослушались и остались в Экзеси. Но маршал на удивление спокойно встретил Лобо и без лишних вопросов выписал ему двух отличных лошадок. Пока он скрёб пером по бланку, капитан уловил едва ощутимый запах отличного нюхательного табака, которым баловался Феликс. Запах этот казался совершенно чужим в участке. Вместе с ним пришли, похоже, и другие перемены.

Конюх показал роскошных кобыл в яблоках. Лобо ещё и не ездил на таких ни разу, в дозор ему давали худую смердящую клячу, которую он боялся даже хлопнуть по спине. Эти красотки были достойны таких седоков, как… он придумал Феликсу и себе определение. Стыдное, мальчишеское. Поспешил его тут же забыть, а вместо этого представил себе, как они несутся в шлейфе пыли, стреляют на ходу, кричат «Стоять!». Правда, красивая погоня с жалким циркачом вязалась плохо.

Не теряя времени, капитан поспешил на окраину городка, к подвалу мертвецкой. В неё попадали все без разбору покойники, которым не посчастливилось умереть дома. Маленькое ветхое строение больше напоминало чей-то амбар с погребком, не все местные догадывались о его предназначении.

Экзеси приуныл и совсем затих. Обочины выгорели дотла, сухие плети растений беспомощно вытянулись и пожелтели, самые храбрые из них погибли стоя, едва ощутимый ветер шелестел их стеблями. На верёвках во дворах болталось серое бельё. Улицы хранили молчание. Лобо казалось, что жизнь покинула город вместе с ярмаркой, и капитана потянуло вслед, за мусорные барханы, за ущелье и пустошь.

Из окошка прозекторской его увидел Феликс и вышел встретить.

– Я не стал без тебя начинать, – сообщил старик. – Послушаем Рауса вместе. Твои мозги ещё не слежались, как мои, будь добр их напрячь.

Лобо зашёл в утлую прихожую, стараясь не выдать отвращения. Согбенный анатом в кожаном фартуке отошёл от конторки и пригласил обоих войти в секционный зал. В его голосе блеял старческий барашек.

– Порекомендовал бы закурить, уважаемые господа, – поправил он треснутые очки, державшиеся на шнурке, – в помещении есть ещё тела, не все из них сохранны.

– Не курю, – упрямо отрезал Лобо.

Феликс глянул холодно. Щёлкнул крышкой портсигара.

– Ну, значит, будете блевать вон в то ведро с потрохами, если вам такое нравится. Вонища в моём логове – хоть топор вешай, так яснее? – раздражённо обронил Раус.

Перестраховаться было нелишне. Лобо всё-таки принял самокрутку Феликса и заметил, что у того в портсигаре их всего две. Коронер, видно, тоже не курил.

В металлическом поддоне, как карп, готовый к разделке, лежал Гиль Амьеро. Вместо красных жабр на его шее алел порез.

– Поглядите сюда, – Раус жестом подозвал офицеров. – Вскрыли яремную вену, рассекли все эти мышцы. Надо быть очень сильным, чтобы нанести такую рану с одного удара. И орудие должно быть острым.

У капитана от кислой вони заслезились глаза. Без самокрутки, добросовестно дымившей у него в зубах, он бы вовсе вдохнуть не смог. А ещё этот ссохшийся мёртвый старикашка…

– Инкриз хоть и мелкий, – просипел он, дабы занять себя чем-то кроме рвотных спазмов, – но, думаю, он ловкий проныра. Кто знает, насколько он силён?

– Я говорю «орудие», потому что сомневаюсь, нож ли тут поработал. Раны от лезвий имеют специфическую форму, – постучал Раус ланцетом по краям пореза, – здесь тоже явный вход и выход, ровные края, но гортань вскрыта так, будто было некое ограничение глубины. Вряд ли это случайность.