Мы с Варей занялись уборкой.

Лёша ходил рядом — страховал, кряхтел, пыхтел. Он, вообще, будто немного двинулся на моей беременности.

Со дня, как узнал о том, что я в положении, начал тщательно следить за тем, чтобы я не поднимала ничего тяжелого. Даже обувь мне пытался надевать, видимо, думая, что уже не дотягиваюсь. А я и сейчас дотягиваюсь, но его это не останавливает.

А в день, когда я почувствовала первые шевеления нашего малыша, сутки не убирал ладонь с живота, надеясь тоже это почувствовать. Очень расстроился, когда ничего не ощутил. Зато потом сколько радости было, когда это, наконец, случилось. Сидел как кот перед аквариумом рядом с моим животом и ждал повторения.

— Я сама могу, — ворчала я, желая поднять небольшое пятилитровое ведро самостоятельное.

— Оно тяжелое для тебя. Куда нести?

— Туда.

— Папа, а можно я понесу? — вопросила Варя.

— Конечно, булочка, — отдал он ей ведро, которое та неуклюже понесла к следующему подоконнику.

— А я?

— А тебе нельзя.

— Ты финики купил?

— Я не буду их покупать.

— Ладно, через верблюда пошагаю, — решительно заявила я.

Благо, верблюда мне уже нарисовала Варя.

— Капризулька, — усмехнулся Лёша, целуя меня в кончик носа.

Окна оказались помыты, верблюд пройден, а рожать я, похоже, так и не собираюсь.

Вечером, пока я готовила ужин, в моих рук развалилась перечница. Запах перца разлетелся на всю кухню и чихать начала вся семья.

Я старалась морщить нос, чтобы меньше вдыхать черное облако, но в итоге чихнула сильнее всех. Настолько сильно, что у меня отошли воды. И такое облегчение настало…

— Мама! — шокировано выпучила на меня дочка глазища. — Ты описалась? Я тебе горшок сейчас принесу. Не волнуйся, мамочка. Ничего страшного не произошло, — сказав это, она убежала в ванную комнату на втором этаже за своим горшком.

Я перевела взгляд на Лёшу, который смотрел на меня глазами ничуть не меньше, чем у нашей дочки.

— Твою-то мать! — дошло до него осознание. Он начал метаться по дому, по этажам, собирая сумки, которые я приготовила ещё в тридцать недель. Носился, искал документы, наводил панику и кипишь, пока я спокойно приняла душ, собрала себя и Варю.

— Почему ты такая спокойная? — не выдержал он, пока я расчесывалась, стоя перед зеркалом.

— Потому что две истерички в доме — это уже перебор. Поехали. Я уже позвонила врачу.

— Я тоже позвонил. Нас ждут.

Варю мы отдали родителям. Я бы им и Лёшу отдала, но недавно в каком-то сентиментальном порыве подписалась на партнерские роды.

И сейчас мне, вроде как, дышать надо и думать о хорошем, но я не могу думать ни о чем, кроме Лёши, который, пытаясь чем-то себя отвлечь, чтобы мне не мешать, пока я привыкаю к схваткам, поиграл в баскетбол моим фитболом, съел ужин свой и мой, поиграл со всеми приборами, что нашёл в палате, а теперь сидит напротив меня и смотрит то в глаза мне, то ниже пуза.

— Может, подушку на пол подложим?

— Лёш, он не выпадет так просто. Мне ещё нужно будет постараться, чтобы он вышел из меня.

— Массаж? — предложил он.

— Давай.

Шесть часов длились схватки, и всё это время Лёша не оставил меня ни на секунду. Чем меньше становился интервал между схватками, тем серьёзнее и ответственнее становился сам Лёша. Он следил за моим дыханием, дыша вместе мной. Потом, правда, жаловался, что у него голова кружится, но всё равно был рядом.

Одним слово, выполнял данное им же обещание, быть со мной от начала и до самого конца. Следил даже за интонациями врачей, требуя от них разговаривать со мной уважительнее. Этого мне не хватало на первых родах, так как персонал относился ко мне и к остальным роженицам отвратительно, акцентируя внимание на том, что рожают все и сюсюкаться им с нами некогда.

Здесь же лучший перинатальный центр с лучшим и максимально отзывчивым персоналом. Но сейчас я не жалею ни капли, что согласилась пойти на всё это с Лёшей рука в руке.

— Там, мамочка, рожаем, — объявила акушерка, посмотрев меня. — Папаша, нашатырь готов.

— Мне не надо.

— Все вы так говорите, — хмыкнула она. — А потом вам показываешь пуповину и только успеваешь ловить обмякшее тело молодого отца. За руку жены хоть крепче держитесь.

Я думала, что максимальный уровень паники увидела в глазах мужа, когда у меня отошли воды, но оказалось, что паника началась у него только сейчас. Даже испарина на лбу его выступила.

— Только не вырубайся. Не бросай меня, — попросила я, перед тем, как начать тужиться. Крепко взяла его за руку и…

Три потуги и мир услышал первый крик нашего сына.

— Девочка моя, — выдохнул Лёша, прислонившись лбом к моему лбу. Он широко улыбался. В ярких голубых глазах блестели слёзы искреннего счастья. — Котёнок мой.

— Третьего поедешь рожать сам, — выдохнула я устало.

— В следующем году, да? — с надеждой вопросил Лёша.

— Доктор, скрестите мне ноги и сшейте.

Конец