— Вы еще и об этом знали! — презрительно бросила Ирия. — И давно?

Диего скривился не хуже. Крепче стискивая эфес шпаги.

— … и еще его сестра — претендентка на престол. И опять же — с любовником.

— Оставьте в покое хоть Руноса! — выкрикнула Жанна. — Он здесь вообще ни при чём. Он меня спасал. Ему нужен врач. Ради Творца…

— Врач у меня есть, но не раньше, чем мы разберемся. Так что это в ваших же интересах. Я всегда считал глупым лечить приговоренных к казни.

— Вы перечислили всех, включая десятилетнюю девочку! — с ненавистью прошипел Диего. — Значит ли это…

— Именно то, что я сказал. Умрет убийца. Кем бы он ни был. Или все — по очереди.

— Я, — спокойно ответила Полина.

— Повторите, сударыня.

— Я убила Карла, — отчеканила она. Впервые вдруг показавшись… королевой. — Как мужа-изменника и предателя, покушавшегося на честь моей дочери. Как подлеца и насильника.

Выстрелил Всеслав не целясь, но Полина упала сразу. Алое окрасило голубое. Если не сердце, то рядом.

— Тела Их Величеств оставить здесь, — обернулся князь к своим. — В жизни и в смерти — как обещано церковникам. Остальных забрать. Королевского целителя — к лекарям.

— Убийца!!!

Перехватила сестренку не Ирия. Октавиан.

Всеслав перевел на Кати тяжелый взгляд:

— Казнь преступника не является убийством.

— Да кто вы такой? — услышала Ирия собственный голос. — Судья? Палач?

— Держите себя в руках, сударыня. А заодно и свою сестру. Для юной девицы нет ничего отвратительнее дурных манер.

Так вот за что она схлопотала второй приговор. А Ирия-то думала-гадала…

— Или что? Убьете нас обеих?

— Это я его убью! — всхлипнула Кати. — Гад, сволочь, урод!..

— Я сказал: держите ее в руках. Или поедет связанной и с кляпом. — Он вновь обернулся к словеонцам. — Поторопитесь. У нас мало времени.

2

Змеи… Скользкая чешуя, гибкие смертоносные тела, налитые ядом зубы. Гады кишат. Ползут из трескающейся земли. Валятся с озверевшего неба — на головы погибающих людей, что неумело закрываются от смертоносного «дождя». Пытаются закрыться.

Крики умирающих рвут в клочья раскаленный от невыносимого жара воздух. На пересохшей земле бьются в агонии тела. Еще пытаются уползти, увернуться от расползающихся во все стороны змей. А те кишат, кишат, кишат…

Он напрасно взывал к высшим силам. Напрасно молил пощадить невинных. Хотя бы детей… Ответом ему стали лишь змеи и кровавый дождь, что обрушился на головы мертвых и еще живых. Тот, что прожигает даже стены домов.

Небо рыдает алыми слезами. И ничем не может помочь. Не «не хочет», а именно не может. Не в его силах. Уже — не в его.

Смертные выбрали сами. И теперь не изменить ничего. Слишком поздно…

Он проснулся резко и сразу. Змей — нет. Есть лишь до боли знакомая комната. Уже пятнадцать лет как его собственная.

Наглухо задвинуты портьеры, ровный золотистый свет. Свечи. Ночь.

Шорох у двери.

— Ваше Высокопреосвященство! — Все, кто хоть раз видел Жерара, ни за что не поверят, что он способен так улыбаться. Светло, по-детски радостно, во весь рот! — Ваше Высокопреосвященство, вы пришли в себя!

Он не спал. Выходит… был болен?

— Жерар!

Как же слабо подчиняются мышцы!

Мозолистая рука ободряюще сжала его собственную — старчески-бессильную. Верный секретарь умеет не только улыбаться. Еще и плакать.

— Жерар…

Старый друг отводит взгляд. Знает, что за вопрос сейчас прозвучит.

Как плотно задвинуты шторы. Болезнь опасна для глаз?

— Сколько прошло времени?

В комнате лишь мягко горят свечи. Ни жаровни, ни меховых одеял. И камин не горит. Но при этом — не холодно.

— Сегодня двадцать седьмой день месяца Заката Лета, Ваше Высокопреосвященство.

Почти шесть месяцев. Сто семьдесят один день. Чуть ли не полгода.

Следующий вопрос задавать труднее. А еще тяжелее — добиться от Жерара ответа. Честного.

— Что произошло за это время?

Жерар явно хотел сказать: «Вам нельзя волноваться, Ваше Высокопреосвященство». Это читается в его глазах. И так там и запеклось — не сорвавшись с побелевших губ.

— Жерар, говори.

— В Мидантии в один день сменилось два императора. Иоанн Кантизин умер, его сын Константин заточен в монастырь. Трон занял кузен покойного — Борис Второй, тоже Кантизин. — Слезы на небритых щеках Жерара кажутся данью памяти покойному. И жалости к Константину и его семье — чья участь тоже наверняка незавидна.

Впрочем, кто сказал, что Жерар сорвался лишь из-за возвращения старого друга из царства мертвых? Из змеиного царства.

— Бедного мальчика… Константина хоть не искалечили?

— По моим сведениям — нет. Но точно не знаю. Борис Второй уже тоже в прошлом. Свергнут собственным сыном, Евгением. Сейчас правит он. Вместе с Октавианом Мидантийским Барсом — злейшим врагом Эвитана, в качестве канцлера. Про Константина точных вестей нет, но… Хорошо в этом перевороте лишь одно — если Константин уцелел при Борисе, то уж при Евгении-то выживет. Тот мягче отца. И много моложе. Еще не нарастил такой жесткой шкуры.

— Что еще?

— Армия Эрика Ормхеймского вторглась в Аравинт. Вместе с «игрушечной» шайкой Гуго.

И грабят вовсе не «игрушечно».

— Жерар, продолжай.

— Император Мидантии Борис Аравинту не помог. При нем Отлучение всё еще было в силе. Евгений невесть по каким мотивам Отлучение отменил, но это сейчас мало что изменит. По слухам, король Аравинта Георг скрылся, но с тех пор известий о нем не было.

Александр устало прикрыл враз заболевшие глаза. Едва не перепугал этим Жерара. Тот уже кинулся «приводить в чувство» воскресшего кардинала.

Всё погибло или еще нет?

— Жерар, — Александр проиграл почти всё, но и это — еще не причина сложить оружие, — что с семьей Арно и Алексиса? О них тоже… не было известий?

— Не было, — совсем помрачнел секретарь. — То, что Виктора Вальданэ Георг Третий объявил наследником, спасает парня от Мидантии, но не от Эвитана. А Арабелле помолвка с бывшим императором не поможет вообще ничем. А Евгений, увы, уже не только женат, но и отец. Причем, женат он вторично. На собственной кузине. Судя по скороспелости брака, тот или по любви, или с целью не усиливать ни один из нынешних знатных домов Мидантии. Тогда это разумно.

— Александра и Элгэ Илладэн?

— Александра по-прежнему в монастыре. Регентский Совет разрешил Гуго жениться на ней. Витольд Тервилль якобы погиб. Его отец даже похоронил… кого-то.

Проклятие! Вот почему отмена Отлучения «сейчас мало что изменит».

— Но принц, — брезгливая гримаса тронула лицо Жерара, — стал жертвой покушения. Прямо на свадьбе. Жаль, не до нее. Нет, на сей раз это не герцогиня Элгэ. Убийц не нашли. Герцогиню Александру тоже ранили, но легко. Правда, это помогло ее вернуть в монастырь. А потом принц Гуго поспешил в Аравинт. На хвосте у принца-бастарда Эрика. Вступить в супружеские права, к счастью, не успел.

И не успеет — если «Его Высокопреосвященство» выживет. В кои-то веки жадность Гуго пошла на пользу. Несчастному Аравинту что Эрик, что его дядя — разница невелика, а для бедняжки Алексы здесь вопрос жизни и смерти.

— А когда вернулся — Александра была больна… уже выздоравливает. Элгэ Илладэн… простите, Ваше Высокопреосвященство. Валериан Мальзери обвенчал ее со своим сыном. В Месяце Заката Весны они оба погибли — и Элгэ, и Юстиниан. При очень странных обстоятельствах.

Элгэ… Не может быть! Не может быть, чтобы судьба столько раз сохраняла жизнь старика и уносила — молодых.

Может, старый дурак. И здесь винить некого, кроме себя. Следовало уговорить Элгэ стать послушницей ордена михаилитов. А теперь — слишком поздно.

— Обвенчал — насильно?

— Вряд ли добровольно. Мы ошибались в графе Мальзери, Ваше Высокопреосвященство.

…Танец гибкой, стремительной тени — в кругу нелепых, неповоротливых гуговцев. Пантера и свиньи. Но пантера — одна, а свиней — много.