Понимает ли это сама Мария? Конечно. Растрепанные темные локоны, дорожки слез на щеках. Чем-то похожа на Софию и — непохожа. Сестра пуглива, но если нужно — способна сделать выбор, а не ждать чужой помощи. Даже если этот выбор — шагнуть за Грань вместе с возлюбленным.

А вот Роман, к сожалению, уродился подлецом и садистом, но не слишком трусом. Во всяком случае — не с настолько малочисленным противником. И не при такой охране за плечами. Выбрал самых плечистых?

Вон — нагло прет вперед. С десятком гвардейцев позади, и еще тремя — в ряд. Если что — загородят принца мигом, можно не сомневаться.

Слово здесь нарушили два принца и две принцессы. И кого за это убивать? Слишком много видевшую гвардию Романа? И что тогда опять же делать со своей? И как объяснить столько смертей?

И толку-то от мертвой гвардии — при живом Романе. Видевшем не меньше гвардии.

Отец не простит нарушения такого приказа. Константина в итоге дождется слепота — если не хуже. Ведь за связь с Марией тоже положена кара. К примеру, сокращение числа конечностей. Насколько — зависит от милосердия императора, а он не милосерден. Свидетельства этого Евгений видел не раз. Борис Предатель не стеснялся демонстрировать. Даже когда еще был правой рукой предыдущего императора.

Марии светит хорошо если просто монастырь, а не с особо суровым уставом. Впрочем, после Багряной Площади до монастыря сестру просто не довезут.

Юлиана… Отец пощадит ее красоту. Такое ведь можно еще использовать — и весьма выгодно. Например, выдать приемную дочь и родную племянницу за любого главу сильного рода, чья верность нужна именно сейчас. Раз уж с Карлом Эвитанским не вышло.

Сам Евгений отправится в ссылку. Есть такой остров… точнее, крошечный островок без зверей, птиц и деревьев. Они столько соли не любят.

И далеко не все оттуда вернулись живыми и здоровыми.

Наследником станет Роман. И если все прочие доживут до его коронации — очень сильно о том пожалеют.

Не говоря уже о Софии и Вики…

Семью Софии подкупить легко. Продаются не хуже семьи Юлианиной матери.

И что бы ни устроила жена — раз Евгений сам ее пощадил, прочим уничтожить не даст. Особенно Роману.

Всего этого допустить просто нельзя. Значит, нужно сдохнуть, но не допустить.

А еще лучше — если сдохнет кто-нибудь другой.

— Ну и что ты теперь сделаешь? — ухмыляется Роман.

Он уже покойник, но почему-то этого не понимает. До сих пор считает, что право творить что угодно — только его прерогатива. Ну, еще иногда отцовская.

— Теперь я — наследник, ясно? — весело хохочет будущий труп. — Отныне и навсегда. А ты, братик, можешь начинать падать на колени. А то и ниц. Тогда я, может, замолвлю за тебя словечко. Мы же братья. Только сначала я тут приберу то, что ты наср…л. Юлиана, брось клинок. Папочка обещал мне тебя, так что готовься… Комнату, где мы с тобой встретимся, я уже тебе показывал. К твоему приходу там всё обновят. Даже плети принесут другие. И цепи — как раз по твоим красивым ручкам. У меня же еще никогда не было настоящей принцессы.

Ему обещали Юлиану? Отец спятил — обещать семейному садисту мидантийскую принцессу⁈ Дочь двух отцов. Чьей выгоднее объявить — то и скажут. Ее родного отца Борис послал на красивую смерть — чтобы без помех получить его вдову. А старший братец обоих Иоанн Кантизин принял ясно чью сторону. От кого больше пользы. Уж точно не от двадцатилетней вдовы из рода, готового продать всё и всех, чтобы сохранить влияние.

— Проси о милости, братик.

— Ты бы попросил? — мягко уточнил Евгений.

— Или давай подеремся? — братец красиво машет в воздухе клинком.

Своих не зацепи, придурок. Или зацепи. Может, хоть сами и спеленают?

Нет. Такое возможно лишь в более свободных странах. Или в Квирине — при очередной смене династии.

— Давай, а? Ты — против меня?

Он еще и порошка нанюхался? И давно употребляет?

— Ты уверен? — Евгений незаметно сократил дистанцию.

— Ты еще и трус, старшенький? — лыбится пьяный садист.

— Значит, уверен. Хорошо. Я согласен.

Гвардия хмурится вовсю, но тоже согласна. А куда деваться? Принцы дерутся — их дело. В последнее время Евгений прослыл записным дуэлянтом. Достаточно убить двоих и принять униженные дары еще от десятка.

И от семей первых двоих тоже принять — чтобы так не тряслись.

Юлиана не улыбается — скалится. Испугалась ли она вообще?

Впрочем, как раз ей успеть убить себя — ничего не стоит. Куда бить — эта принцесса знает лет с восьми. Если не раньше. И сил хватило бы уже тогда.

Офицерам всё же не по себе. С обеих сторон. Хорошо, что Роман взял с собой капитана Варда — все-таки хорошо. Этот не привык лезть в чужое дело. Зато умеет подчиняться. Роман такое любит. От женщин, их семей, офицеров и гвардии.

— Только учти — я же теперь наследник. Ранишь меня — папочка тебе покажет.

Все-таки трус. Только не Евгений.

— Спасибо, учту. Приму во внимание.

Уже учел.

— Кончай умничать, ясно? Доумничался уже! Схватить его! Он — изменник, нарушивший приказ императора! — заорал Роман. — Он посмел…

И подавился воплем. Оседает на пол, хрипит, брызжет кровью. Из горла.

Метать стилеты Евгений умел с детства. Чтобы спокойно умничать.

Вард растерян чуть ли не впервые за всю службу. Надо было наниматься не в Мидантию. Впрочем, такое и здесь не каждый день случается.

Какой ошеломленный у Романа взгляд. Куда там Варду? Впрочем, тот ведь жив. И надеется таковым и остаться.

Не ожидал, младшенький? Почти успевший стать наследником? По-прежнему уверен, что право на грязную игру — лишь у тебя. Мы оба — мидантийцы, братик. И сыновья Бориса Предателя. Здесь братьев режут, сестер берут в наложницы, дочерей засекают насмерть, племянников калечат.

Игры кончились. Вместе с прежней жизнью. Прощай, «умник» принц.

С чего Роман вдруг настолько спятил — будет время разобраться потом. Как и с тем, почему спятил отец.

А вот гвардия ошалела окончательно. Как бы ни привезла к Борису Предателю всех — в цепях. Невзирая на личную преданность. И тогда зачем было убивать Романа? Не с целью же спасти Юлиану от его цепей, плетей и прочей жесткой экзотики. Есть вещи и похуже.

А с ними и папаша неплохо справится.

— Мой брат обезумел — все это видели. Он собирался убить наследника престола и изнасиловать двоюродную сестру.

Подчиняются, кивают. Но не промолчат. Потом.

— Его людей — связать и запереть. Вреда не причинять. Господа, даю слово — все вы останетесь живы. И даже здоровы. Вы даже не лишитесь службы — если сейчас поведете себя разумно. Капитан Вард, если хотите сохранить звание, присмотрите за своими подчиненными. Юлиана, Константин, в одном Роман был прав: бросьте оружие оба.

— Что ты задумал? — В глазах Марии — неприкрытый ужас. — Евгений… Я же твоя сестра! Ты обещал… Ты же…

А Роман был его братом. А Борис — его отец.

Такой Марию Евгений уже видел. Когда вывозил из дворца. Истекающей кровью. Только что потерявшей дитя. И уверенной, что ее любимый лишился еще и зрения.

Когда она проклинала Евгения, обзывала палачом и садистом. Хоть он и успел вытащить ее с Багряной Площади.

— Да. И как сестра, ты мне тоже кое-что обещала.

— Обещала отречься от того, кто мне дороже жизни. Я бы тогда пообещала всё — ты это знаешь.

Глаз Мария не опускает. Юлиана — тоже.

— Что ты задумал? — не отступает Мария. Она уже тоже видела слишком многое.

Гвардия подчиняется — уже это хорошо. Люди Романа растеряны и дают себя связать — вообще отлично. Вард рассчитывает сохранить место — очень удачно. Все-таки слово наследника престола значит немало. А жить да еще и сохранить жалованье хочется многим.

Верил ли Роман в их верность? Честно считал, что угрозы и золото ее обещают?

Впрочем, вера и наивность Константина рушит всё еще быстрее.

— Что ты задумал? Евгений!

— Надеюсь, что наше спасение. Разве прежде было иначе?